Сельма Эйчлер - Убийства – помеха любви
После их развода мы с Эдом продолжали регулярно видеться со Стюартом. Иногда он приходил со спутницей, но чаще всего мы встречались втроем.
Потом мой бедный Эд подавился куриной костью и умер. А Стюарт проявил себя с самой лучшей стороны. Он позволил мне вдоволь поплакать на его плече. Да что там – на плече! Я еще и в ухо ему рыдала, и высморкалась по меньшей мере в дюжину его роскошных носовых платков с личной монограммой.
Придется рассказать и остальное, хотя я считаю, что самая мерзкая вещь в мире – это когда люди распинаются о своей сексуальной жизни. Но весь мой рассказ потеряет смысл, если вы не будете знать, что после смерти Эда я рассчитывала переночевать у Стюарта. Просто переночевать – не хотелось возвращаться в квартиру, где несколько часов назад скончался мой муж. Не сомневаюсь, вы не найдете в этом ничего такого. Но, должно быть, я либо сексуально отсталая особа, либо сексуально подавленная, потому что признаваться мне в этом нелегко, уж поверьте.
Поворотный пункт в моих отношениях со Стюартом наступил через год после смерти Эда.
Как-то раз мы вместе поужинали, а потом Стюарт поехал ко мне выпить кофе. В тот год довольно часто глаза у меня были на мокром месте, вот и тогда Стюарт обнял меня, чтобы я в который раз порыдала в его плечо. С этого все и началось. И все-таки странно… До того вечера Стюарт меня нисколечко не привлекал. Во всяком случае, не в таком смысле. И нельзя сказать, что он уродлив или что-то в этом роде; напротив, Стюарт вполне симпатичный: высокий, со светлыми волосами, приятные и правильные черты лица и весьма мужественное телосложение. Просто я привыкла считать, что Стюарт не в моем вкусе. Я всегда почему-то питала слабость к маленьким и худосочным типам. Роберт Редфорд – исключение.
Наверное, Стюарт удивился не меньше моего, когда наши встречи слегка видоизменились. Меня ведь никак не назовешь светской львицей, с которыми он привык якшаться (видели бы вы его бывшую женушку Линн!). Наверное, Стюарту просто было одиноко. Как и мне…
Поначалу я вообразила, будто погрузилась в пучину великой страсти, и тут же принялась терзаться чувством вины из-за Эда и своей распущенности. Но вскоре первое возбуждение прошло и все вернулось в прежнюю колею… за одним маленьким, но приятным исключением. Стюарт по-прежнему составлял для меня бухгалтерские отчеты. И мы по-прежнему были добрыми друзьями. И часто ужинали вместе. Только теперь после ужина я оставалась на ночь у него. В тот понедельник я сочла последнее обстоятельство большой удачей, поскольку запах свежей краски не способствует сладкому сну.
Но вернемся к нашему чудовищному ужину…
Когда я открыла дверь своего офиса, Стюарт уже был там, сидел в кресле для посетителей.
– Вот это да! – воскликнул он, и челюсть у него отвисла.
Я рассчитывала совсем не на такое «вот это да».
– Как это понимать? – осведомилась я сухо.
Стюарт, будучи довольно сообразительным человеком, тут же смекнул, что ступил на минное поле, и продолжил осторожно:
– Просто ты выглядишь… э-э… необычно, Дез, вот и все… но мило, действительно очень-очень мило. Просто ты редко одеваешься столь… ярко. Но все-таки ты выглядишь мило. Очень-очень-очень мило…
Я без усилий перевела этот детский лепет: ты слишком толста, подруга, чтобы рядиться в платья с розовыми цветочками.
Реакция Стюарта меня ошеломила, но подавленность быстро сменилась враждебностью. По дороге в ресторан с самой лучшей французской кухней во вселенной я хранила угрюмое молчание. Дальше пошло еще хуже. Дело в том, что я заговорила. Поверьте, ничего хорошего я не сказала. Стюарт же был терпелив как ангел. Отчего моя стервозность только усиливалась.
Я заказала свои самые любимые блюда: чудесный паштет из гусиной печенки, зеленый салат и жареного утенка с рисом и грибами. А вдобавок брокколи с голландским соусом. Пребывай я в хорошем настроении, наверняка с урчанием набросилась бы на этот деликатес, но в тот вечер лишь вяло потыкала брокколи вилкой, представляя, будто это сердце Стюарта. Когда официант наконец унес мою жертву, я отлучилась под предлогом попудрить нос. Прямо за дверью находился телефон, и я набрала номер Эллен. Это моя племянница. Она взяла трубку после первого же звонка.
– Ты можешь потерпеть меня одну ночь? – рявкнула я, опустив приветствие.
– Тетя Дез?
– Ага!
– С тобой все в порядке? У тебя какой-то странный голос.
– Все отлично. Но мне надо где-то переночевать.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Конечно, уверена! – Я почти улыбнулась. По части серьезности Эллен нет равных. – У меня квартиру покрасили, а я не выношу вони краски.
– А, теперь понимаю. Конечно, ты можешь переночевать у меня. Я же перевезла сюда старенький диванчик. Он очень удобный. Ты же помнишь.
Я помнила. Жутко бугристая рухлядь. Но когда жизнь летит под откос – какая разница?
– Отлично! Большое спасибо.
– Не говори глупостей. Ты адрес знаешь?
– Ты дала мне его на прошлой неделе. – Эллен переехала на новую квартиру меньше недели назад и, как только ей установили телефон, сразу же позвонила и вывалила на меня целый ворох сведений. – Я тут в ресторане со Стюартом. – Я скрипнула зубами. – Поэтому, возможно, опоздаю. Ты не возражаешь?
– Не говори глупостей, тетя Дез, – повторила Эллен. – Приходи, когда тебе удобно.
– Не жди меня. Только оставь где-нибудь ключ.
– Хорошо. Положу под коврик. Квартира номер четырнадцать-А. Рядом с лифтом.
Когда я вернулась к столу, тарелка с брокколи уже исчезла, вместо нее красовалось блюдо с салатом. И бутылка красного вина. Мы со Стюартом очень редко заказываем вино. Даже самое легкое. Впрочем, Стюарт добился цели. Выпив жалких полбокала, я размякла. Потом расправилась с уткой, осушила вторую половину бокала и снова стала нормальным человеком. А еще мне стало немного стыдно.
– Прости, что я вела себя сегодня, как настоящая стерва, – начала я. – Просто меня обидело твое замечание про платье…
– Знаю. Я сам виноват. Я имел в виду… я не хотел, чтобы это прозвучало так… Честно говоря, ты выглядишь очень мило. Правда, мило. Я просто удивился… – Стюарт замолчал, смекнув, что это путь в тупик. – Удивился… э-э… цветочкам… Я весь вечер хотел сказать тебе об этом, но боялся, что опять сморожу глупость.
Ладно уж, все понятно. Я еще раз извинилась. А потом еще разок. А потом мы прикончили бутылку. И уничтожили шоколадный мусс (о, божественный!). Потом настал черед кофе. Потом снова вино… Словом, к концу ужина мы опять были лучшими друзьями. Оставалась лишь одна сложность: я ведь сдуру ляпнула Эллен, что приду к ней ночевать. Стюарт предложил перезвонить, но, посмотрев на часы, я обнаружила, что уже половина двенадцатого, и покачала головой:
– Эллен наверняка спит. – У Стюарта сделался такой несчастный вид, что я добавила, как мне казалось, многообещающим тоном: – В следующий раз…
Ох и нелегко быть секс-символом!…
Когда мы вышли из ресторана, на улице моросил дождь. К счастью, у дверей стояло свободное такси. Минут через десять мы уже были у дома Эллен. Она живет в Челси, в одном из тех кварталов, где новые роскошные высотные здания соседствуют со старыми обшарпанными особняками, а те, в свою очередь, соседствуют с еще более обшарпанными многоквартирными домами. Одним словом, довольно типичный нью-йоркский район. И все же меня удивляло, что Эллен переехала в такой ветхий дом. Разумеется, арендная плата в Манхэттене такая, что выбирать не приходится. А кроме того, Эллен успела все уши мне прожужжать о том, что у нее в квартире есть настоящий камин.
Стюарт хотел проводить меня до квартиры, но, поскольку дождь усилился, я объявила, что в этом нет необходимости.
По пути к подъезду я умудрилась вымокнуть до нитки. Еще большая неприятность поджидала меня, когда я попыталась открыть дверь в вестибюль. Эта чертова штуковина оказалась заперта! Господи, и почему мы с Эллен об этом не подумали? Я уже решила было, что тупость – наша фамильная черта, но тут вспомнила, что Эллен, вообще-то, племянница моего покойного мужа Эда. Того самого, что подавился куриной костью.
Ничего не оставалось, как призвать отточенные долгими тренировками способности частного детектива. Я порылась в окаменевшей от лака шевелюре, выудила шпильку и в два счета расправилась с замком.
Войдя в вестибюль, я пошарила вокруг глазами и наткнулась на лифт. А заодно и на табличку «Не работает».
Боже всемогущий, неужто пешком шкондыбать на четырнадцатый этаж?! Впрочем, можно, конечно, вернуться домой и свести счеты с жизнью, задохнувшись в парах масляной краски. Да, только сначала придется снова нырнуть под этот водопад, что зовется дождем… Но добила меня мысль, что я в одиночку поплетусь по безлюдным нью-йоркским улицам. Я даже впала в оцепенение. Ну уж нет! Без своего защитника восьмимиллиметрового калибра (скажу по секрету, не очень-то я знаю, как им пользоваться) я вовсе не бесстрашный частный детектив, а самая обычная трусиха. Трусиха, которая не умеет быстро бегать.
