Светлана Бестужева - Женщина в черном
Наконец вдруг в пятницу вечером опять собрался куда-то. С пустыми руками, без обычного свертка – почему запомнила. А что пятница – так «Поле чудес» показывали, как раз заканчивалось. Поздновато для Кеши, одним словом. В общем, постучал ко мне и с порога выпалил:
– Баба Катя, я на пару часиков сбегаю тут недалеко в одно место. Петенька уже заснул, но ты за ним пригляди, пожалуйста. Но двери, кроме меня, никому не открывай, времена, сама знаешь, какие.
– Господи, – говорю, – Кеша, ты что? Весь дом знает, что у нас с тобой, кроме Петеньки да телевизора моего, ничего стоящего нет. Да и не водится у меня такой привычки любому-всякому двери отворять. Ты лучше скажи, куда на ночь глядя собрался? Может, до утра потерпит? Или на свидание к кому?
– Да нет, – отвечает, – утром мне не с руки будет. Ну я побежал, баба Катя, побежал, а то опаздываю.
Странным мне все это показалось, да и выглядел он странно, будто боялся чего-то или, наоборот, все ему безразлично было. Ну явно не в себе был мужик, и все тут. Однако на любовь не похоже. И оделся легко – в старую куртку, а на дворе – почти ноль, хоть и конец сентября.
Грешным делом, я перед телевизором задремала. Сквозь сон вроде бы слышу – дверь хлопнула. Ну, думаю, слава богу, вернулся Кеша, можно нормально спать ложиться. Приняла свою таблетку успокоительную (изволновалась все-таки, что так поздно ушел) и только решила выйти посмотреть – опять слышу шаги по коридору. Кешины шаги, его походку ни с чьей не перепутаю. Быстро так по коридору прошмыгнул, почти на цыпочках, и снова дверь – щелк. Ушел?
Пошла к нему в комнату, Петенька спит, больше никого нет. Но что-то мне опять тревожно стало. Взяла я мальчонку, кое-какие его игрушки-бутылочки прихватила и к себе перетащила. Кровать у меня старая, широкая, так я его к стеночке-то притулила, накрыла потеплее, он и не проснулся. Сама рядом с ним прилегла, еще валерьянки выпила да и не заметила, как заснула. Лекарствами не балуюсь, а тут две таблетки подряд, так и не заметила, как заснула, будто провалилась.
Вскинулась: светает, Петенька посапывает, любимую свою игрушку – Чебурашку – к себе прижал и спит. Маленькая такая игрушка, с его ладонь, мохнатая. Вроде глянуть не на что, а самая любимая.
В квартире тихо. Отперла свою дверь, вышла в коридор, смотрю – входная-то дверь приоткрыта. У меня сердце так и зашлось – беда! Кинулась к Иннокентию, а у него в комнате… Ну вот даже описать не могу. Диван распорот, книги все на полу валяются, гардероб распахнут. Петенькины одежки вперемешку с Кешиными по всей комнате валяются. Будто обыск был, как в кино показывают. Побежала на кухню – тоже все вверх дном, даже крупы из банок высыпаны…
Надо бы милицию вызвать, а меня что-то удерживает. Опять к Иннокентию пошла посмотреть, не стащили ли чего. Для нищего-то и рубище – одежка, и опорки – обувь. И вдруг вижу: Чебурашка-то среди других игрушек на полу валяется. Распоротый, вата наружу клочьями торчит. Что, думаю, за оказия? Или я на старости лет память потеряла. Пошла к себе в комнату: Петенька по-прежнему с Чебурашкой спит, с целехоньким. Оказывается, их у него два было, а я и не замечала. Вдруг слышу: кто-то у входной двери возится. А я ее с перепугу не только на ключ – на засов заперла да еще цепочку для верности накинула. Может, Кеша вернулся да в квартиру попасть не может? Подхожу к двери, спрашиваю:
– Кеша, ты, что ли?
Молчат. Ах, думаю, паразиты! Одного раза мало показалось, видно, квартиру подпалить решили.
– Кто, – кричу, – там?
– Откройте, пожалуйста, – интеллигентный такой голос, не поймешь: не то мужик, не то баба. Только мне отчего-то страшно стало, хоть и не из пугливых я.
– Утром приходите, как путные, – сказала. А сама на цыпочках назад в комнату, к телефону, в милицию позвонить. Тут уж не до раздумий, да и ребенок малый в квартире…
Когда мимо кухонной двери проходила, то так и ахнула, встала – шагу дальше сделать не могу, ровно ноги отнялись. Черный-то ход, всегда раньше забитый-заколоченный, открываться начал. Тихо так, даже петелька не скрипнет. А оттуда – не поймешь: мужик или баба. В штанах, в черной кожанке, на голове – черная шапка вязаная. Ниндзя! Точно, как в телевизоре показывают. Мне закричать, а у меня голос пропал, только рот разеваю, как рыба. А этот «ниндзя» ко мне подскочил и шепотом, на ухо:
– Баба Катя, не волнуйся, я от Кеши. Только тихо, не шумите. Я должна забрать Петеньку и увезти его в безопасное место. Да и вам лучше отсюда на время уехать. У меня внизу машина. Да, вот записка вам от Кеши. Только поскорее, пожалуйста.
Взяла я эту бумажку, а на ней Кешиной рукой написано:
«Баба Катя, делай, как Вера скажет. Прошу тебя, спасайте Петеньку». И больше ни слова.
– Вера – это я, – сказала «ниндзя». – Быстрее, баба Катя. Собирайте Петеньку. Только быстрее!
Глава 2
ВЕРА МУРАТОВА
Святое правило: никогда не оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня, опять заставило меня просидеть в офисе до позднего вечера. Все сотрудники – мои, кстати, подчиненные – ушли в положенное время, а компаньон – совладелец нашего «Атланта» – еще раньше. Как всегда, впрочем. А я осталась разбираться со счетами и с тупой, как моя жизнь, клиенткой, которая все допытывалась: а что она сможет выгодно прикупить, отдыхая на альпийском высокогорном курорте?
Заметьте, тетка собиралась кататься на горных лыжах. Наша фирма специализируется именно на таком туризме. Домбай, Альпы, если угодно – Анды или Гималаи. Заодно продаем снаряжение, экипировку, всякие модные прибамбасы. Но только к горным лыжам. Шоп-туры в ассортимент не входят. И вот вам, пожалуйста! Что она может купить на высокогорном спуске в Альпах? Сенбернара? Пучок эдельвейсов? Черт ее знает, чего она хотела. По-видимому, считала, что вся Европа – это один большой супермаркет с кондиционерами и чистыми клозетами. Дальше ее фантазии – вчерашней торговки из магазина «Океан» – явно не хватало.
В результате она ушла, милостиво обещав «подумать», а я закончила возню с бумагами, заперла офис, дала инструкции ночному сторожу, закрыла магазин и поплелась к машине. И, только открыв дверцу, сообразила, что дома у меня жрать абсолютно нечего, а в пачке осталась последняя сигарета. А заодно вспомнила, что именно сегодня, в семь вечера, я должна была быть в Доме кино на какой-то премьере, а моя ближайшая подруга Рита – кинокритик по профессии и сваха по призванию – ждет меня там с очередным кандидатом в мои мужья. Мои, естественно, поскольку сама Рита любит повторять, что ее можно доставить в загс только под общим глубоким наркозом.
Ладно, Рита переживет, а вот с едой и сигаретами вопрос нужно было решать немедленно. К счастью, в гастрономе на Октябрьской площади нашлось все необходимое (не могу без ужаса вспоминать пустые прилавки восьмидесятых годов!), и через полчаса я уже ехала по Ленинскому проспекту в сторону дома. И нещадно кляла себя за неумение толком организовать рабочий день, за безобразное отношение к собственному здоровью, за попустительство сачку-компаньону, за потакание идиотским выдумкам клиентов. Очередной приступ самоедства, который случается у меня довольно редко. Во всяком случае, не чаще двух раз в месяц.
А между прочим, у меня гораздо больше положительных качеств, чем отрицательных. Если бы я заполняла «брачную анкету» в расплодившихся сейчас агентствах по знакомствам, то смогла бы не кривя душой написать следующее: «Стройная, спортивная Тигрица (по китайскому гороскопу) и Телец (по знаку Зодиака) с арийской внешностью и нордическим характером, прекрасная хозяйка и верный друг хотела бы познакомиться…» А вот дальше мне писать было бы нечего, поскольку хотела познакомиться с мужчиной, способным противостоять моему основному таланту: делать из нормальных людей беспощадных и капризных ревнивцев.
Рита утверждает, что я могла бы открыть питомник по воспитанию идеальных мужей. Она, конечно, язва, но что-то в этом высказывании определенно есть. Три раза я пыталась устроить свою личную жизнь. Но финал всегда был один и тот же: мой избранник уходил к одной из моих дальних приятельниц, незадолго до этого разведшейся (овдовевшей, оставленной предыдущим партнером – ненужное зачеркнуть). И становился просто образцовым мужем, на которого оставалось только молиться. Причем все трое предыдущих были разными и по характеру, и по профессии, и даже по темпераменту: музыкант-скрипач, инженер-электронщик, тренер по горным лыжам. И начиналось все по-разному, зато заканчивалось, как я уже сказала, одинаково тошно. До икоты.
И вот ведь что интересно: живя со мной, они пальцем дома не шевелили. Я все успевала сделать до того, как они только еще собирались. И я очень многое умею: например, разжечь костер с одной спички под проливным дождем, поставить палатку за пятнадцать минут под ураганным ветром, взобраться по отвесной стене на любую высоту, прыгнуть с парашютом с вышки или на лыжах с трамплина. Прекрасно стреляю, умею водить машину и могу сама устранить любую неисправность в ней, сменить перегоревшие пробки, починить утюг или сливное устройство в туалете. Могу испечь пирог или приготовить лобио. Все могу! Но это, как выясняется, совершенно никому не нужно. Как и мое знание японского и английского, владение приемами дзюдо и определенным чувством юмора. Последнее, кстати, мне бывает нужно чаще, чем все остальное.
