Татьяна Луганцева - Сто грамм для белочки
Дверь в кабинет открылась, и заглянувшая Вика сообщила:
– Звонит ваш бывший муж и напоминает, что вы обещали пообедать с ним.
Яна моментально очнулась от своих воспоминаний:
– Передай ему, что я абсолютно занята. Так прямо и скажи – абсолютно! Все, решено, Арина! Я еду с тобой сегодня же, и пусть пожалеют те, кто не придет на нашу встречу!
– Мне показалось, или ты действительно избегаешь встреч с бывшим мужем? – спросила Арина.
– Он давит на меня морально, понимаешь? Меня не покидает чувство, что он надеется воссоединиться со мной и нашим сыном. Ричард – умный мужчина и видит, что в силу разных обстоятельств мы за два года так и не поженились с Карлом Штольбергом, а он рядом, он не чех и не князь…
– Да к тому же у вас ребенок общий, – вторила Арина, проникаясь жизненной ситуацией.
– Вот именно, но сердцу не прикажешь, и в нем у меня никто не живет, кроме моего печального рыцаря, то есть князя.
– Все-таки странная ты, Яна, все девушки мечтают о принце. Тебе такой принц попался в реальности, а ты этого не ценишь, все никак не приберешь его к рукам.
– Никуда он от меня не денется, мы – половинки одного целого, – заверила Яна, вскакивая с места. – Чего мы ждем? В путь! В пятницу! В тринадцатое число! На встречу, где все будут хвастаться успехами и рассматривать каждую морщинку! – Яна с горящими глазами бросилась к двери, не заметив, как ее приятельница сплюнула три раза через левое плечо.
Глава 2
Огромная пышногрудая тетка с высокой прической из свалявшихся волос, похожих на плохой парик или того хуже – валенок, стояла у каких-то рычагов с пластмассовыми красными набалдашниками и со злостью смотрела на Яну. Яна понимала, что где-то уже видела эту женщину, вернее, она ей кого-то напоминает. То ли ее домоправительницу Агриппину Павловну в годы ее не лучшего отношения к Яне, то ли руководительницу ее школьной практики на фабрике головных уборов, ужасающуюся криворукостью Яны и ее неумением пришить пуговицу к ткани. А больше всего эта женщина смахивала на учительницу физики, ненавидевшую Яну за то, что та не совсем понимала ее предмет, вернее, совсем не понимала и понимать не хотела.
Женщина еще раз сурово окинула взглядом Яну и мощным движением большой натруженной руки включила сразу все рычаги с устрашающими набалдашниками. Тут же в голове у Яны заработали тысячи отбойных молотков и пара противно звенящих дрелей. Ей немедленно стало дурно, перед глазами поплыл какой-то конвейер, в воздухе запахло сухой фабричной пылью, а во рту будто зашуршал песок.
«Все-таки руководитель практики… лучше бы это была учительница физики… как-то спокойнее… интеллигентная женщина…» – мелькали обрывки мыслей в плохо соображающей голове Яны.
Женщина между тем открыла рот и неприятнейшим голосом заорала, перекрикивая все работающие механизмы:
– Цветкова, из какого места у тебя растут руки? Я не могу тебя посадить даже пришивать пуговицы! Ты не женщина, а сплошное недоразумение! Надеюсь, хоть гладить умеешь? Смотреть сюда! Показываю только раз: берешь белье и гладишь его, да поживее, конвейер работает, белье не должно скапливаться! Пока работаешь, вспомни, как рассчитать напряжение при переменной силе тока! – строго произнесла женщина, и Яна покрылась липким потом.
«Неужели все-таки физичка?» – с трудом соображала она.
– Поторопись! – прикрикнула женщина. – А то не получишь аттестат.
Яна закусила губу и принялась разматывать огромный тюк влажного, серого белья. До ее слуха донесся грозный окрик дамы:
– Растяпа, шевелись! Это не мужикам глазки строить! Здесь работать надо! Вы мужей меняете, детей рожаете, принцев высматриваете! Несерьезно все это, Цветкова, несерьезно! Если некуда девать энергию, так приступай к глажке. Перелопатишь тонну белья – вся прыть сразу исчезнет! Это я обещаю! Излечишься от всех болезней!
«Все-таки это Агриппина Павловна», – ужаснулась Яна, запутываясь в мокрых дурно пахнущих простынях и невольно задумываясь, в чем их стирают, почему не проходит этот запах затхлости и плесени? Дама будто растворилась в воздухе, а вот грязного белья прибавилось еще больше, конвейер стал работать еще быстрее, закатывая Яну в грязные простыни.
У Яны закружилась голова, ее затошнило, затряслись руки, но тут же зародилась спасительная мысль:
«Извините… какого рожна я должна учить физику и мучиться на практике, если я уже это делала в своей жизни? Да и с Ричардом я официально разведена. Я свободная женщина, что хочу, то и делаю! И все свои пятерки, четверки, тройки я уже давным-давно получила! Э… женщина, как вас там!? Я ничего никому не должна! Я даже не должна знать закон Ома!»
Но конвейер не останавливался, механизм грохотал все сильнее, а белье накрывало ее удушливой волной, запутывая и увлекая за собой по движущейся ленте под лязгающие зубцы работающих механизмов, словно в фильмах ужаса.
Яна вздрогнула и открыла глаза. Голова кружилась, но самое главное, что она не могла понять, где сон, а где реальность. Потому что реальность или то, что предстало перед глазами Яны, когда она их открыла, была еще кошмарнее. Она лежала в гробу, а прямо над ней тянулась деревянная полка. Яна в ужасе повернула голову и увидела просвет до следующей стены. Пространство было ограничено, да что там говорить, это было четырехместное купе поезда, который явно куда-то мчался на всех парах. Она лежала на нижней левой полке, вытянувшись в струнку и сложив руки на груди, словно покойница в морге, без подушки, прямо на покрытии из искусственной кожи. А на ее тощей груди покоилась аккуратная стопка дорожного белья. Пахло оно совсем даже не «морозной свежестью», не «лугом и цветами Полесья», как обещает реклама стиральных порошков, а как в ее сне – сыростью и затхлостью. Яну удивило, что белье, а также сложенная вдвое подушка с разводами непонятного происхождения и торчащими острыми перьями лежали на ней, а не наоборот.
«Вот я и попала, – заползла в голову Яны леденящая душу мысль, – кажется сбрендила… А интересно, бывает сон во сне?»
Она пошевелила бровями, а затем конечностями и присела на своем необустроенном ложе, аккуратно положив дурно пахнущие подушку и комплект белья рядом. Не было сомнения, что она находится в поезде и этот поезд действительно двигается. За мутным стеклом окна тянулся ничего не говорящий Яне пейзаж: бескрайние поля, деревни, растущие вдоль путей деревья, кустарники и линии электропередачи, режущие голубое небо на продольные полоски.
Голова у Яны болела и кружилась, а шея ныла от неудачного лежания на жесткой полке. Она оглядела себя с неподдельным интересом, отметив колготки, зацепленные в нескольких местах, свою короткую, джинсовую юбку и явно чужой, мужской пиджак, а в придачу – нелепый, красный в белый горошек галстук, надетый прямо на голую шею. Других вещей и людей в купе не было. Яна ущипнула себя за худые коленки и поморщилась.
«Куда это я еду?! Ничего не помню… Господи, я – человек, потерявший память, много сейчас таких колесит по России, потерявших себя, семью, всех… Постой-ка, я знаю, что меня зовут Яна Цветкова, живу я в Москве, сын у меня Вовик… Вот только не помню, как я оказалась в поезде и куда еду? Предположить можно только, что я прибилась к группе бродячих цирковых артистов и еду с гастролями по бескрайней России».
Яна снова бросила тоскливый взгляд в окно, понимая, что местность за стеклом ей ни о чем не скажет. Поезд замедлил ход, Яна поднялась и, шатаясь, направилась к двери. На нее строго уставилась незнакомая женщина, Яна даже испугалась и сразу же поздоровалась, боясь, что женщина поинтересуется, что она тут делает, а еще хуже – попросит у нее билет. Яна пока не готова была ответить на этот, по сути, простой вопрос и предъявить билет. Женщина тоже испугалась, увидев Яну, и поздоровалась.
Яна некоторое время не хотела верить, что это она сама и есть, то бишь ее отражение в зеркале, но пришлось. Бледная, лохматая, припухшие веки с подтеками туши – неотразимая красотка. С трудом она отодвинула дверь купе, не сразу вспомнив, что ее надо тянуть не на себя, а в сторону, и выглянула в коридор. Двое незнакомых парней в спортивных костюмах прошли мимо, Яна трусцой поспешила за ними. Уже в конце коридора она заметила хмурую женщину-проводницу и замешкалась.
«Спросить ее, куда мы едем, или не стоит? Нет, пожалуй, это будет звучать подозрительно. Непонятно, как я сюда попала, есть ли у меня билет, и мне лучше помалкивать, а то мой вопрос привлечет ко мне внимание. Еще ссадят с поезда, и я окажусь опять же неизвестно где. Если честно, я не знаю, что лучше? Ходить по земле неизвестно где или ехать в поезде в неизвестном направлении», – здраво рассудила она, вовремя удержавшись от рокового вопроса. Ее взгляд и рассеянный вид проводница оценила по-своему.
– Стоянка пять минут, мы опаздываем…
– Куда? – схитрила Яна, радуясь, что не совсем потеряла сообразительность.
![Татьяна Луганцева - Жизнь прошла мило [сборник]](/uploads/posts/books/161129/161129.jpg)