Елена Логунова - Статуя сексуальной свободы
В разгар беседы о сомнительном кондитерском сырье явилась мамуля. Голова у нее была туго перевязана белым полотенцем, как у японского камикадзе. Дополнительное сходство с упомянутым персонажем мамуле придавали суженые глаза и ожесточенное выражение лица.
— Голова болит после вчерашнего, — сквозь зубы процедила она, встретив мой вопросительный взгляд.
Я точно помнила, что накануне мы не злоупотребляли спиртным. Очевидно, мигренью мамуле отозвались вчерашние переживания.
Слабым взмахом руки она отказалась от горячего завтрака, взяла чашку кофе, хлебнула, сморщилась и неприязненно спросила:
— Кто знает, куда усвистела наша пенсионерка? С моей сумкой для ноутбука!
— Бабуля куда-то ушла? — удивилась я. — Рассталась со своей любимой половинкой?
Своей любимой половинкой бабуля нежно называет диван, с которым она сливается в одно целое при каждом удобном случае. Оторвать ее от возлюбленного лежбища может только нечто экстраординарное. Пожар, например. Поскольку возгораний у нас в доме не случалось с тех пор, как мамуля в приступе самоедства и в подражание Гоголю спалила в духовке свою первую, неудачную рукопись, было непонятно, что же могло выкурить лежебоку-бабулю на мороз ранним декабрьским утром. Мы быстро выяснили, что усвистела она, как выразилась мамуля, в промежутке между семью и восемью часами, когда я, мама и Зяма спали, а папуля бегал в соседний двор к приезжему торговцу за свежими деревенскими яйцами для торта.
— И что она могла унести в моей сумке для ноутбука? — волновалась мамуля.
— Может, сам ноутбук? — вполне логично предположил Зяма.
Мамуля нахмурилась пуще прежнего и сбегала проверить, на месте ли ее высокотехнологичное орудие труда. Оно было на месте.
— Ну, что вообще удобно носить в сумке для ноутбука? — задумалась я.
Зяма открыл рот, но я быстро сказала:
— Молчи, твою версию мы уже знаем.
— Эта сумка хороша тем, что она влагонепроницаемая и мягкая, — с готовностью начала фантазировать мамуля. — Я бы носила в ней… Гм… Скажем, принадлежности для бассейна…
Я кашлянула.
— Ну, про бассейн не будем, — смешалась мамуля.
— А я бы носил в ней яйца! — мечтательно сказал папуля. — Куриные. Сырые. Они бы там не бились.
— А я бы тогда носил в этой сумке бутылки! — включился в игру Зяма. — Коньячок там, ликерчик, винцо для милых дам, то-се…
Разыгравшееся семейство требовательно посмотрело на меня.
— А я… Я бы банки! — сообразила я.
— Грабила? — заинтересовался братец. — Да, в эту торбу целый миллион баксов поместится, если взять крупными купюрами и утрамбовать как следует!
— Стеклянные банки!
Тут папуля звонко шлепнул себя по лысине:
— Точно!
Он распахнул холодильник, быстро проверил его содержимое и сообщил:
— Она унесла остатки салата по-кремлевски, банку меда и вчерашние вареники с осетриной.
— Вроде, сегодня не самая подходящая погода для пикника? — Зяма с недоумением посмотрел в окно, которое слегка заиндевело.
— Полагаю, бабуля умчалась с передачкой к подружке в больницу! — сообразила я.
— Но почему в такую рань? И одна? Я бы попозже днем ее отвез! — огорчился папуля. — И как, интересно, она собирается попасть в отделение? Там же карантин, никого не пускают!
— Подумаешь, проблема! — отмахнулась я. — Найдет пожарную лестницу, отыщет люк в крыше… Как-нибудь заберется.
Увидев, что мамуля нервно подмигивает мне двумя японскими очами разом, я осеклась. Чуть не проболталась! Папуля с Зямой были не в курсе розыскной деятельности, которую мы вели вчера вечером в бассейне, и отягощать их ненужными знаниями не следовало. Знаете, мужчин лучше лишний раз не беспокоить по пустякам.
Зяма, однако, заметил мамулины выразительные гримасы и закономерно заинтересовался их причиной. Он перестал кушать омлет с чесночным соусом и черносливом и уже открыл рот для вопроса, но тут в прихожей заголосил телефон.
— Сидите все, теперь я подойду! — быстро сказала я, проявляя одновременно благородство и находчивость.
— А вот кому пышку? — любезно спросил папуля, нависая над столом со сковородкой, где в горячем масле весело шкворчала пышная румяная лепешка.
Зяма обратил свой взор на кривящуюся (уже по инерции) мамулю и без всякой сыновьей почтительности спросил:
— Ма, у тебя нервный тик?
— У меня все нервное! — мгновенно окрысилась мамуля, мучимая мигренью.
— Например, сын! — примирительно сказал Зяма и очень талантливо изобразил тихого припадочного, но в ходе номера зацепил трясущейся рукой папулину сковородку, обжегся и мгновенно превратился в припадочного буйного.
— Да! — громко, чтобы перекричать фоновые вопли родственников, сказала я в трубку.
— Это, типа, дом? — неуверенно спросил незнакомый мужской голос.
— Типа, сумасшедший! — подтвердила я, наблюдая за прыжками горячей пышки, которой мамуля, папуля и Зяма затеялись играть в подобие волейбола.
— А у вас там бабка есть? — спросил незнакомец.
— Бабки? — не расслышала я. — Это деньги, что ли?
— А че, есть деньги? — обрадовался мой собеседник. — Ну, тогда гоните вознаграждение! Минимум, штуку деревянных!
— Гражданин! Вы, кажется, ошиблись номером! — строго сказала я. — Вы куда звоните?
— В бабкин дом, в натуре!
— В банк, что ли? — ляпнула я, основательно запутанная упоминанием многочисленных синонимов слова «деньги».
— Че, такая крутая бабка? Банк ей дом родной? — уважительно спросил незнакомец. — Тогда возьму зеленью.
Я фыркнула и повесила трубку, но отойти от телефона не успела, он снова зазвонил.
— Да!
— Хреновая связь у вас в банке! — незлобиво ругнулся все тот же голос. — Короче, если мы по деньгам договорились, я тут уважаемую покойницу посторожу чуток, но вы давайте с катафалком не тяните. У меня еще своих дел выше крыши.
— Какую еще покойницу?! — вскричала я, чрезмерно акцентировав слово «еще».
В кухне стало тихо. Мамуля, пропустив подачу, позволила помятой пышке замаслить рыльце поросенка на кухонном календаре и напряженным голосом поинтересовалась:
— Дюша, кто это? Милиция?
— Вы милиция? — переадресовала я вопрос в трубку.
— Чокнулась?! Не, с вами каши не сваришь, пойду я от греха… Второй Рыбнинский тупик, забирайте свою бабку на халяву, мне все ваши бабки без надобности!
В трубке загудело.
— Дюша, кто звонил? — не отставала мамуля.
Я повесила трубку, едва не промахнувшись мимо аппарата: у меня вдруг задрожали руки. Внезапно до меня дошло, какая именно бабка могла обозначить номер нашего телефона словом «дом». Господи, неужели этот придурковатый незнакомец звонил с бабулиного мобильника?!
— Сколько раз говорила, надо купить аппарат с определителем номера! — пробормотала я, хрустнув пальцами.
— Дюша! — рявкнула мамуля.
— Мама! — бешено гаркнула я в ответ. — Папа! Зяма! Кто знает, где находится Второй Рыбнинский тупик?!
— А что там, в этом тупике? — нахмурился Зяма.
— Кажется, там наша бабуля лежит! — я всхлипнула, вспомнив, что незнакомец назвал ее уважаемой покойницей, и снова цапнула телефонную трубку, чтобы вызвать такси.
Уж таксист-то должен знать, где этот проклятый тупик!
Таксист Второго Рыбнинского тупика не знал, и за это мамуля всю дорогу выговаривала ему таким тоном и в таких выражениях, что я на месте водителя пошла бы на таран «КамАЗа», только чтобы ничего не слышать. Я обнимала мамулю за плечи и уговаривала успокоиться, хотя сама готова была рвать на себе волосы. Однако этим уже занимался папуля, поэтому второй рукой я обнимала за плечи его. Зяма на переднем сиденье бешено шуршал страницами атласа автомобильных дорог России, не слушая таксиста, который обоснованно сомневался, что Второй Рыбнинский тупик нанесен на карту нашей небъятной родины. Водитель оказался умнее нас всех. Ему хватило соображения запросить по рации «помощь зала», и коллеги-таксисты общими усилиями прояснили для нас местоположение загадочного тупика.
— Второй Рыбнинский, приехали, — сказал водитель, с трудом зарулив в тесный рукав между глухими кирпичными стенами двух заводских корпусов.
— Ждите! — скомандовал папуля, вываливаясь из моих дочерних объятий в узкий кривой тупик, больше всего напоминающий глухую загогулину пищеварительного тракта.
В глубине этого сырого и грязного аппендикса мы и обнаружили нашу бабулю. Она лежала навытяжку под обшарпанной кирпичной стеной, исписанной непристойностями. Судя по запаху, это строение вполне могло претендовать на эпическое звание Великой Стены Малой Нужды. Что привело в это крайне несимпатичное место нашу интеллигентную бабулю, было непонятно, зато стало ясно, с какой целью сюда пожаловал тот некультурный тип, что нам звонил.
