Кондратий Жмуриков - Повесть о настоящем пацане
После несколько удачно проведенных дел, Семья приобрела широкую известность в узких кругах и популярность особого рода. За этим, естественно, последовал ряд выгодных контрактов и предложений, а количество крестников возросло многократно. Таким образом, Папа сам не заметил, как из простого отца-неудачника превратился в голову такого многоногого спрута, что путаница иногда царила страшнейшая. Со временем Папа сам стал забывать, кто из детей ему родной, а кто – просто наемник. Впоследствии он просто перестал об этом задумываться и с одинаковым хладнокровием отправлял на самые опасные задания всех без разбору. Поэтому суровость его имела достаточно веские основания и являлась для него чуть ли ни средством производства. И судя по тому, что бизнес процветал, это средство было не худшим.
Сегодня Папину суровость на себе испытали и эти двое, что не выполнили такого пустячного задания и не сумели раздобыть эти злосчастные ключи.
– Что делать будем?
– Ты запомнил, как выглядел этот черт, который там лазил до нас?
– Он выглядел, как все.
– Здорово. А куда он, по-твоему делся, если он был как все?
– Понятия не имею.
– И что теперь делать?
– Ты уже спрашивал. Я не знаю.
– Папа сказал, что без ключей нельзя приходить.
– Ключей у нас нет. И не будет.
– Значит, домой идти нельзя.
– Куда пойдем?
– В гости.
– К кому?
– К друзьям.
– Но у нас нету друзей.
– Тогда не знаю.
Повисла тягостная пауза, во время которой один играл с затвором УЗИ, а второй ковырял кинжалом в зубах.
– А давай будем вольными скитальцами? – вдруг зажегся один.
– Ты опять фэнтези начитался?
Он уставился на брата, который просто выводил всю Семью своей интеллектуальностью. Тот понурил голову и вздохнул.
– Куда мы по-твоему будем скитаться? Кругом одни менты, – он ткнул дулом автомата в пробегавшего мимо милиционера.
– Придется как-то выкручиваться. Я, как старший, настаиваю на том, чтобы мы добыли денег и поехали куда-нибудь подальше, куда Папины длинные руки еще не достали. Честные киллеры нужны везде.
– Хорошо ты придумал. А где мы, по-твоему, денег возьмем?
– Украдем – проблем-то, – пожал плечами старший.
– Где?
– Ну, ты как маленький. Будто не знаешь, где люди деньги крадут. В банке, конечно.
– Не хочу в банке. Каждый раз – в банке и в банке. Будто больше денежных мест не бывает.
– Ну, хорошо. Где ты хочешь украсть свой первый миллион?
Младший осмотрелся вокруг.
– Вон, смотри.
Над мостовой переливалась неоном вывеска. «Ломбард. Скупка драгоценностей».
* * *Утро началось с ужаса. Лелик осмотрелся кругом и не понял где он находится и как он здесь очутился. Его бил страшный озноб и никак не удавалось собрать свои мысли в более или менее приличную кучку. До сей поры его преследовали воспоминания о каких-то вчерашних кошмарах с пробуждением в склепе, каким-то трупами, бегающими милиционерами, мчащимися перламутровыми автомобилями.
– Бэд трип, – наконец решил Лелик и стал мучительно вспоминать, отчего это его так торкнуло. Он решил рассуждать вслух, так как звук собственного голоса действовал на него благотворно.
– Мы пошли к Ленке и там были какие-то колеса. Зацепило слабо и добили водовкой. Потом к ней пришла гел-френдиха, и я пошел к Вальке. По дороге встретил Джа, и мы с ним раскумарились на славу. Потом…
Смутное видение какого-то большого конверта всплыло в действующем еще с перебоями мозгу и заслонило собой все остальное.
– Ой, мама! – схватился Лелик за голову. – Это меня уже у Валика так торкнуло или еще нет?
Ответ на этот вопрос мог дать только один человек – сам Валик. Час у Лелика ушел на то, чтобы вспомнить телефон Валентина, еще полчаса – на то, чтобы разобраться, как работает сотовый телефон. При этом Леликом было сделано серьезное открытие – телефон работает без провода.
Наконец, свершилось: номер был набран и из трубки потянулись томительные долгие гудки.
* * *Когда Валентин пришел в себя от характерного аммиачного запаха, он увидел напротив цветущее улыбкой лицо Палыча.
– Вставай, счастливчик! – произнес бомж. – Ты мне на удачу послан – это факт. Разбогатею – тебя в слуги возьму. Пойдешь?
Палыч повертел у носа Валентина каким-то блестящим предметом. Присмотревшись, Валик понял, что в руках у Палыча самый настоящий перстень с драгоценными камнями.
– Где взял?
– По наследству достался, – проворчал Палыч. – Где взял, там уж нету. Значит так. Сейчас мы тебя приводим в божеский вид – ты у нас цивильней выглядишь – и отправляем в творческую командировку в престольный город Москоу.
– Зачем?
– Затем, балда, что камушки на хлеб не намажешь. Пойдешь мне бриллианты в наличность превращать. За это тебе будет счастье, – Палыч ехидно похихикал и стал осматриваться.
Разглядев на далеком горизонте, что ему нужно было, он схватил совершенно ничего уже не понимающего Валика за руку и потащил его, куда и зачем не объяснив.
Вскоре показалась болерная, в разваленную дверь которой и протиснулся Палыч, увлекая за собой своего подопечного.
Они побродили по пустым коридорам, вид которых напомнил Валентину какую-то допотопную компьютерную игру, и попали в небольшое помещение, которое будто специально было построено для огромной ветвистой трубы, занимающей чуть ли не все свободное пространство. В комнате было жарко и влажно, а густой пар указывал на источник и причину такого субтропического климата: на одном из стыков обшивка явно сгнила, и из-под нее на поверхность бил щедрый фонтанчик горячей воды.
– Раздевайся, – вскомандовал Палыч.
– Зачем?
– Сынок, не нужно столько вопросов о смысле жизни. Этого от тебя не требуется – здесь тебе не кафедра университета. Выполняй, что велено. А то укушу, – Палыч обнажил ряд острых и грязных зубов, и угроза подействовала безотказно: Валентин негнущимися пальцами стал расстегивать свои многочисленные липучки, молнии и прочие держалки.
– Хм, – удивленно пробормотал Палыч. – Внутри ты какой-то чистый. Это странно, но это и к лучшему – мыло не казенное.
Палыч, забавно кряхтя, полез куда-то в угол и извлек оттуда, как настоящий иллюзионист, кусочек мыла и банный веник, выглядевший весьма презентабельно.
– На-ка, вымойся. А то кольцо возьмут, а тебя ментам сдадут за воровство.
– Так вода-то горячая…
– Где ты видел у нас в стране горячую воду? Еще замерзнешь, – уверил парня авторитетный бомж и понес куда-то Валину верхнюю одежду.
Постояв немного в нерешительности и покрывшись с ног до головы пупырышками, как огурец, Валентин все-таки шагнул под импровизированный душ и убедился, что Палыч был прав: вода действительно была достаточно терпимой по температуре. Валентин с удовольствием смыл с себя всю ту гадость, которую, вопреки легенде о своем происхождении, он считал неродной.
Когда он превратился в чистого и розового младенчика, Палыч вернулся с вычищенными вещами и осмотрел своего «пасынка» с видимым удовольствием.
– Гарный хлопец. Только бы всю эту гадость с тебя поснимать, – Палыч ткнул пальцем в Валин проколотый пупок. – Как только не поотваливалось все…
И, продолжая ворчать, он заставил Валика одеться и, дав ему просохнуть, повел по каким-то катакомбам.
– Мы куда? – испуганным шепотом спросил Валентин, с ужасом понимая, что вокруг становится все темнее.
– В город, конечно, – отозвался Палыч, стараясь перекричать какой-то гул.
– А что шумит?
– Метро.
Продолжили путь уже молча, по временам здороваясь с попадавшимися им по дороге людьми.
– А это кто? – снова шепотом поинтересовался Валик у провожатого.
– Да разные люди. Местные жители. Такие же пешеходы, как мы. Диггеры одичавшие. Всяких навалом.
Валик озадачено замолчал, подозревая, что жизнь с этой стороны ему не знакома совершенно и, возможно, не будет знакома никогда.
Когда уже тьма не казалась такой чернильно-черной и стало казаться, что этому пути не будет никакого конца, Палыч сказал:
– Кажись, пришли. Осторожней, не запачкайся.
По какой-то проржавевшей насквозь лестнице они вскарабкались наверх и, подняв крышку люка, оказались в самом сердце сердца нашей Родины.
Оставалось только найти достаточно приличное место, которое обладало бы суммой денег, достойной экземпляра ювелирного искусства, попавший таким чудом в руки представителей маргинального слоя населения. Эти представители теперь даже смели надеяться, что это кольцо позволит им совершить немыслимую эволюцию в своей социальной принадлежности.
– Ну, Батькович, – со слезой в голосе сказал Палыч. – на тебя одна надежда. Ты у нас теперя – последний шанс, так сказать. Жизнь у нас уже все равно поломана, а ты… – Палыч всхлипнул.
