Анна Ольховская - Прекрасная дикарка
– Ладно, – просопел малыш, угрюмо ссутулившись.
Я устроила его поудобнее и, прислонившись спиной к нагретому солнцем боку горы, попыталась угомонить разбушевавшееся сердце. И чего ты бесишься, пламенный моторчик, чего колотишь кулачками в грудную клетку? Мы все равно его не увидим, дай бог, чтобы Ника хотя бы дотянулась до отца краешком сознания! Расслабься, стучи спокойно.
Но оно, сердце, меня не слушало. А может, и не слышало, оглушенное собственным грохотом.
Ежик забыл, что он взрослый и очень самостоятельный мужчина, и, прижавшись ко мне, завороженно следил за происходящим.
Вот Ника, скрестив ноги, опускается на гладкую, словно отполированную поверхность террасы, остальные индиго сели вокруг нее в круг. Они взялись за руки, закрыли глаза и…
Их больше не было сейчас на террасе. Тела были, но и только. Пустые, какие-то безжизненные оболочки. А Ника – Ника словно окаменела. Запрокинутое личико казалось выточенным из белого мрамора, под глазами залегли голубоватые тени, казалось, что она даже не дышит.
Воздух на террасе стал плотным, он словно дрожал от пульсирующей вокруг энергии, с трудом втекая в легкие.
Напряжение нарастало, казалось, что мы попали в самый эпицентр грозы, и сейчас небо расколет молния, и вдруг…
Ника вздрогнула и что-то неразборчиво прошептала, радостная улыбка бабочкой присела на губы девочки, но лишь на мгновение. В следующую секунду лицо дочери исказили тревога и страх.
А потом все кончилось.
Индиго отпустили руки друг друга и, тяжело дыша, открыли глаза.
Гроза ушла, не взорвавшись, и в обессиленной тишине прозвучал звонкий голос Ежика:
– Мамичка, а кто был этот дядя? Он так странно посмотрел на нас, у меня словно мураши по спине побежали! Щекотно так!
– К-какой дядя? – проклекотала я, возвращая обосновавшееся в горле сердце на место. – Где?
– Ну там, – исцарапанный пальчик указал куда-то вверх. – Там сейчас появился дядя, такой же, как мы.
– Это не дядя, Ежик, – прошептала Ника. – Это наш папа.
– Папа? – бровки малыша выстроились в изумленный домик. – Папа?! Мой папа?
– Наш папа.
– А он… Он разве есть? Мамичка, – на меня в упор посмотрели налившиеся слезами карие глазищи, – он на самом деле есть? Он не умер?
– Да с чего ты взял, лапыш, что папа умер? – я ласково обняла задрожавшее вдруг тельце сына.
– Мне все говорили, и Тумиси, и остальные! Они говорили, что мой папа был один из плохих богов, и его тоже убила Старейшая. А вы с Никой меня просто обманывали, потому что я маленький! А он! А он! Он есть! – Ежик, захлебываясь слезами, кричал все громче. – И он… Он так смотрел на нас! И… и…
Мальчик вдруг вывернулся из моих рук, подбежал к Михару и, подняв на него заплаканные глаза, жалобно прошептал:
– Я к папе хочу.
Парень смущенно отвернулся. Он не знал русского языка, но все понял и так.
– Нельзя, – на ломаном немецком тихо проговорил он.
– Но почему? – перешел на немецкий Ежик. – Почему? Ника! Ты почему молчишь? Скажи ему! Папа ждет нас, я знаю! Ему плохо!
– Ты тоже это почувствовал? – как-то бесцветно прошелестела девочка.
Она так и осталась сидеть, словно брошенная наигравшейся хозяйкой кукла. А в глазах… Господи, откуда столько боли и безнадежности?!
– Ника, – я упала перед дочкой на колени и прижала к груди вялое, безучастное тело моего выросшего, но все равно маленького ребенка, – солнышко мое родное, что произошло? Что ты увидела такое?
– Папу, – майка на груди, там, куда прижалось личико Ники, мгновенно намокла.
– Я поняла это, Ежик тоже его видел. Но что с папой не так?
– Все не так.
– Что именно?
– Мам, я не знаю, слишком мало времени было. У нас в первый раз получилось дотянуться так далеко, и связь быстро оборвалась. Но там… Мама, вокруг него все черное!
– Как это?
– Я не знаю, не знаю! Папа в опасности, там все черное!
– Мы почувствовали это, все, – глухо проговорил Михар. – Рядом с отцом Ники находится человек из ночи. Это зло. И оно уже почти победило.
– И я ничего не могу изменить! – голос Ники звучал все тише. – Ничего…
– Не говори так! – рядом с нами присела на корточки Лхара и погладила подругу по спутанным волосам. – Маленькая Сестра, все можно изменить, если очень захотеть, поверь мне. Мы поможем тебе победить зло, как ты когда-то помогла нам.
– Но как? – Ника подняла измученные глаза. – Как изменить, когда мы все вместе едва смогли дотянуться до папы, и всего на несколько секунд!
– Мы поможем тебе вернуться домой.
– Что?!
ГЛАВА 18
– Петер, ты уверен, что хочешь остаться здесь? – Знаю, что задаю этот вопрос уже в сто двадцать девятый раз, но с адекватностью у меня сейчас отношения не складываются.
Откуда ей взяться-то, адекватности, когда до последнего момента жизнь казалась такой безнадежно предсказуемой и унылой, когда будущее сулило мне лишь развеселую участь гнилозубой старушонки, которую внуки вежливо усаживают в безветренное место, уходя на охоту в лес.
Почему гнилозубой? Так ведь Петер не стоматолог, максимум, что он может в этой области медицины, – вырвать больной зуб. Зато наш рыжик оказался талантливейшим врачом-исследователем. Он оставил все самое лучшее, что изобрел Менгеле, и с успехом применял новые методики лечения на практике, постоянно совершенствуя их. А еще наш Петер записал все рецепты местных лекарей, выучил названия лекарственных трав и корешков, используемых индейцами, и справлялся порой с практически неизлечимыми раньше болезнями. Там, в цивилизованном мире, герр Вайс легко и непринужденно стал бы миллионером, открыв свою клинику.
Одно огорчало Огненного Бога – сроки годности большинства медицинских препаратов, хранившихся на складе, закончились, а пополнить запасы было нечем – из резервации выхода не было.
И вдруг плотно закрытая дверь слегка приоткрылась! И индиго готовы отпустить с нами Петера, справедливо, с их точки зрения, полагая, что женщине с двумя детьми будет довольно сложно добраться до цивилизованного мира.
Это мне-то?! Трудно добраться домой?!! Три ха-ха!
И плевать, что у нас нет ни документов, ни денег, главное – нас отпускают!
Там, на горе Тимуку, я, если честно, не поверила обещанию Лхары, решила, что она просто хочет успокоить Нику и Ежика. Тем более что остальные индиго отреагировали довольно нервно на слова девушки. Меня и сына вежливо, но настойчиво выпроводили с террасы, и до вечера мы Нику не видели.
Это были, скажу честно, не самые лучшие часы в моей жизни. Я с упорством маньяка топила отчаянно сопротивлявшуюся надежду, снова и снова убеждая себя, что ничего не изменится, нас не отпустят, это обсуждалось уже не раз, люди не хотят рисковать, самим отсюда не выбраться, и вообще…
– Анхен! – удивленный возглас Петера надувным молотом врезал мне по затылку – не больно, но ошарашивает. – Ты зачем тапку в суп кладешь? Михар вчера принес отличную утку, мне кажется, она гораздо питательнее, чем стоптанный шлепанец.
– Тапку? – я недоверчиво заглянула в кастрюлю. – М-да. Это я решила израильскую кухню усовершенствовать, новый рецепт апробирую.
– А при чем тут израильская кухня?
– Да вот вспомнился вычитанный когда-то в одной из газет замечательный рецептик. Значит, так. Отвариваешь вкрутую яйца, чистишь их, режешь кружочками, потом бросаешь кружочки в кипящую подсоленную воду, перемешиваешь и – вуаля! Супец готов! Расточительные особы могут заправить сие изысканное блюдо сметаной, а конченые транжиры – использовать вместо воды наваристый бульончик из-под яиц.
– Впечатляет, – рыжий помешал ложкой варево из тапки и грустно вздохнул. – Анхен, но ведь уточка же!
– Слишком жирная! – проворчала я. – Надо печень беречь.
– Не пытайся сбить меня с толку, – Петер отложил ложку и с решительным видом устроился за столом. – Я слишком хорошо тебя знаю. Говори – что произошло?
– Ничего. Что может произойти в нашем захолустье, когда мир и покой охраняют Всемогущие? – Да, сама себе не верю, но ведь и Петер не Станиславский.
– Анхен! Я что, так похож на дурака?
– Не знаю, – пожала плечами я, вытаскивая из кастрюли отварную тапку. – Ты мне сам говорил, что похож на отца, а с ним я познакомиться не успела, поэтому не рискну ничего утверждать насчет его умственных способностей…
– Слушай, – обычно спокойный и уравновешенный приятель начинал злиться, – что происходит? Сначала ко мне прибегает взъерошенный Ежик и радостно верещит что-то о папе, которого он сегодня видел, потом я застаю тебя за приготовлением супа из тапки, и ты будешь морочить мне голову?! Какой папа? Откуда? И что это за ерунда насчет вашего отъезда?
– Насчет отъезда действительно ерунда, а вот остальное…
Он совсем не удивился моему рассказу, удивляться он перестал три года назад, когда впервые увидел объединенную мощь индиго.
– Значит, Лхара пообещала вас отпустить домой? – задумчиво проговорил Петер, глядя за окно.
