Татьяна Луганцева - Купидон со сбитым прицелом
– Тебе бы, Яна, рассказы юмористические писать, – ответила Пульсерия. – Но такой вакансии у меня нет. Была как-то… нужен был исполнитель матерных частушек, – напрягла память Пуля.
– Не поверишь, но я знаю много таких частушек, – оживилась Яна.
– Сейчас уже исполнитель не требуется, – поспешила с ответом Пульсерия. – Вот пока только хорошее предложение – работники на кладбище, но с судимостью.
– Евгений подходит! – махнула длинным «лошадиным» хвостом Яна. – Он и сейчас судим… условно. Но если хозяин захочет, он это сможет проверить и убедиться, что Жека не врет.
У Пульсерии было такое лицо, словно ее столкнули в пропасть без страховки.
– Еввгений су-судим?! За что?
– Известный маньяк! Не слышала? – с серьезным выражением лица спросила Яна. – Сто изнасилований и ни одной жалобы! Все остались довольны! – сорвалась в откровенный хохот Яна.
– Опять шутите? – Пуля улыбнулась, и ее небольшое личико преобразилось, словно солнечный зайчик на фоне ее безликой, скучной одежды. – А если правду?
– Тебе интересно? – повернулся к ней Евгений.
– Очень. – Она потупилась.
– За «хулиганку»! Причинение морального и материального вреда, – пояснил он.
– Кстати, людям, которые пострадали, это пойдет только на пользу! – встряла Яна.
– Круто! – по-детски округлила глаза Пульсерия.
– Так я съезжу на кладбище-то? – спросил Женя.
– Если тебя это устроит… – удивилась Пульсерия.
– Почему нет? Свой бизнес я потерял, а кто меня сейчас возьмет на работу с условной судимостью? Это судьба!
– Ты будешь работать на кладбище? – с дрожью в голосе уточнила Пуля. – Как-то не везет тебе с работами, все время попадаешь в специфические места.
– Ну и что? – пожал он своими большими плечами.
– Там страшно… – зловещим голосом прошипела Яна.
– Работы всякие нужны, работы всякие важны, – возразил Евгений. – Давай, Пуля, диктуй адрес!
Глава 11
Яна не понимала, почему в пустой квартире, где никто не ходил, не грязнил, ничего не делал, с такой скоростью накапливалась пыль. Пустующие комнаты Агриппины Павловны, ее сожителя Бориса Ефимовича и детская комната сына катастрофически теряли человеческий, обжитой вид, покрывались толстым слоем пыли. Квартира в отсутствие жильцов умирала.
«Еще, что ли, домработницу нанять? На время отсутствия моей Агриппины…» – задумалась Яна, понимая, что если ее домоправительница узнает об измене, она ей этого не простит.
То, что она плохая хозяйка, Яна давно догадывалась, просто не думала, что до такой степени.
«Деньги скоро закончатся, сбережений у меня особых нет… надо же что-то делать. Что-то предпринимать…» – думала она уже за десятой чашкой кофе – единственное, что у нее было в избытке.
– Да, я скучаю! Я очень скучаю! – громко сказала Яна, чтобы в пустой квартире раздались звуки хотя бы ее голоса.
Ей не хватало Вовы, Агриппины Павловны с ее вечным ворчанием, Ричарда, исключительно как друга, с его рассудительностью и спокойствием, а Карла ей не хватало как мужчины, как человека и как свежего воздуха, как жизни. Постоянно были внутренняя тоска и внутренняя неудовлетворенность собой и ситуацией вокруг себя.
– Так, правда, можно стать истеричкой, – отметила она, понимая одно: надо действовать, что-то предпринимать, нельзя просто сидеть и медленно сходить с ума. Вон, Евгений и то пристроился. На кладбище, правда, но все равно…
Этот нерадостный день Яна решила начать с того, что собрала в одну большую кучу все свои драгоценности. Аккуратненько сгребла все это добро, стоимостью миллионов двадцать рублей, в простой пластиковый пакет и со спокойной совестью поехала в ломбард. Не смогла положить в пакет только одно кольцо. Это было особенное украшение, настолько особенное, что Яна не смогла бы сдать его ни за что в жизни, если только под страхом смерти, причем того человека, кто ей это кольцо дал. Досталось оно Яне когда-то давно в Чехии, в красивейшем сквере, где молодой князь Штольберг организовал ей романтическую прогулку. Он умел ухаживать, очень любил Яну. Они ездили по парку в запряженной прекрасными белыми лошадьми карете, пили прохладное шампанское, привезенное Карлом для Яны специально из Франции, ели мороженое и фрукты из высоких хрустальных вазочек. Карл, что очень нравилось Яне, сам сажал ее в карету, сам подавал ей руку, хотя было достаточно обслуживающего персонала вокруг. Он сам разливал шампанское по бокалам, в общем, красиво ухаживал за ней… Яна понимала: ее бы не было с ним рядом, если бы что-то было по-другому. Летняя беседка, в которой они сидели, утопала в кустах сирени, а небо над ней радовало глаз беспечной синевой.
Яна закрыла глаза, чтобы лучше вспомнить те дни, когда она была абсолютно счастлива. Даже сирень в Чехии казалась не такой, как в Москве, – ярче, сочнее, а сами соцветия – крупнее и душистее. Они стояли в беседке, нежно держась за руки и глядя в глаза друг другу. Она даже на расстоянии нескольких тысяч километров и с закрытыми глазами, как днем на расстоянии вытянутой руки, видела его лицо. Смуглая кожа, прямой нос, красивые губы, подбородок… Она часами могла рассматривать его идеальные брови, лицо, умные и проникновенные темно-карие глаза.
Вот у него пролегла морщинка между бровями, когда Карл возвращался очень усталый с работы. Вот на его щеках и подбородке легкая щетина с утра, такая родная, хоть и колючая. Сейчас он включит бритву и не оставит от щетины ни следа, а затем слегка сбрызнет щеки дурманящей туалетной водой. Этот Штольберг безупречен во всем. Он стоял в ванной перед зеркалом в одном полотенце, обернутом вокруг талии. Его мощная и высокая фигура была словно позаимствована в музее Италии от статуи древнегреческого бога. Светлые, выгоревшие на солнце кудри, слегка темнеющие к корням… Карл только что вышел из душа, и капельки воды очень эротично стекают по шее, спине, мощным плечам, рукам. Какие у него красивые руки!
Яна с ума сходила по его рукам, сильным, с красивыми кистями и длинными пальцами. Руки у него всегда были теплыми и никогда – влажными.
Больше всего Яна любила, когда он дотрагивался до нее этими руками. Ничего не могло быть лучше. А его восхитительный запах, когда она утыкалась ему в грудь и чувствовала себя самой защищенной, самой счастливой на свете.
Она могла позволить себе стать самой слабой, потому что знала: с ним она никогда не получит нож в спину.
– Нож в спину! – воскликнула Яна, испугав себя. – Вот что я сделала с ним! Нож в спину! За что? За все, что он для меня сделал!
Яна перевела помутневший от слез взгляд на кольцо, которое всколыхнуло в ней столько воспоминаний, и снова вернулась мыслями в беседку, утопающую в сирени. Элегантный Карл опускается на одно колено и протягивает ей это кольцо с огромным рубином, увитым мелким жемчугом и золотом, – необычное сочетание, надо сказать. Сам перстень выглядел оригинально – словно с руки королевы черт знает какой эпохи.
– Я хочу подарить тебе этот перстень в знак того, что только тебя вижу рядом со мной в роли жены. Можешь ничего сейчас не говорить. Я знаю, ты не хочешь выходить сейчас замуж. Но я знаю, что выбрал тебя и только тебя. Это кольцо на протяжении нескольких веков мужчины нашего рода передавали своим суженым и ни разу не ошиблись. Это наш талисман, наш оберег. Все мужчины были счастливы в семейной жизни, кольцо никогда не ошибалось. Я хочу отдать его тебе… ты не можешь не взять.
После этого он сказал, что любит ее, что всю жизнь мечтал именно о такой женщине. А его взгляд и поцелуй вообще не нуждались в комментариях. У Яны даже сейчас мурашки поползли по коже.
Она и сама тогда не поняла, как этот старинный перстень оказался у нее на пальце. Яна была тронута до глубины души.
Вот сейчас она смотрела на этот перстень и чувствовала всю любовь Карла, всю его боль, словно камень мог все это передать ей.
– Что же ты смотришь на меня? – обратилась она к перстню. – Зачем давишь на меня? Сколько тебе лет, а сколько мне? Я еще клоп по сравнению с тобой и поэтому имею право на ошибку… Я умру, а ты, огромный рубинище, будешь жить, на тебе даже не появится ни морщинки, то есть ни царапинки, ни трещинки. Так дай же мне право на ошибку… Сколько счастливых женщин, если все их мужчины были из рода Штольбергов, носили тебя на пальце? Неужели ты на этот раз ошиблось? Нет! Нет! Не спеши! Я тоже знаю, что счастлива буду только с ним! Я люблю его, и чем дальше, тем мне не легче, а хуже…
Рубин, рубинище, я не сумасшедшая… дай совет… На скольких женщин ты вот так смотрел своим кровавым глазом? Свидетелем скольких любовных отношений стал? Мне стыдно за свой поступок, но если ты можешь выступить в роли детектора лжи, то мне скрывать нечего, ты должен почувствовать, как безумно пульсирует мое сердце от любви и раскаяния.
Почему ты красный? Хотя… что я говорю? Ты же – рубин, ты и должен быть красным… А ты в курсе, что стоишь бешеных денег? Что ты дороже брильянта, потому что не синтетический, а самый настоящий природный рубин. В то время еще не умели делать искусственные камни. Ты самый что ни на есть настоящий! А цена пропорционально выросла, ведь ты крупный и антикварный, да и работа изумительная. И такое чудо досталось такой недотепе, как я… Где в жизни справедливость? Этот перстень действительно безумно дорогой, но, конечно, не в цене дело. А дело в том, что Карл отдал его человеку с небогатой родословной и старинными традициями.
![Иоанна Хмелевская - За семью печатями [Миллион в портфеле]](/uploads/posts/books/162321/162321.jpg)