Дарья Донцова - Лампа разыскивает Алладина
– Сбоку поставь, – почти без акцента ответил парень, только что старательно изображавший передо мной иностранца.
Женщина умостила ношу на стойке и пошла назад.
– Можно вас на минуточку? – тихо позвала я.
– Чаво надо? – беззлобно спросила баба.
– В ваш павильончик ходит женщина, худая, похоже, сильно пьющая, с большими глазами.
– И че?
Я опустила глаза.
– Вы ее не знаете?
– И че?
– Ищу ее, мне очень надо с ней поговорить.
– Зачем?
– Говорят, она перед метро коляску людям предлагала. Похоже, это наша, украли ее, когда мы на минутку отошли. Вот, я подумала, вдруг воровка ее толкнуть не успела. Мы люди не богатые, новую покупать дорого, остался малыш без колес, как теперь гулять?
– Да уж, – вздохнула баба, – зря только время теряешь. Спихнула Алка каталку, сто рублей получила и пропила мигом.
– Так вы ее знаете?
– Полы здесь моет, когда трезвая, – пояснила женщина. – Отскребет грязь, получит деньжат и в загул. Проспится, снова бежит. Горе-работница, а где других взять? Кто поприличней сюда не пойдет.
– Адрес Аллы не подскажете?
– Вон дом стоит, видишь?
– Кирпичный, семиэтажный?
– Верно. Первый подъезд, пятый этаж, квартира слева будет. Номера не помню. Один раз к ней ходила, – пояснила тетка, – сплошное удивление!
Я хотела было поинтересоваться, что необычного нашла моя собеседница у Аллы, но тут Ахмед повернулся и недовольно заявил:
– Галя, хватит болтать, мясо тащи!
Моя собеседница мигом развернулась и ушла, а я побежала к семиэтажному дому.
Перед нужной дверью лежал красивый коврик, сама створка была дорогой, дубовой, покрытой слоем лака. Меньше всего она походила на дверь в бомжатник. Меня начали терзать сомнения. Может, Галя ошиблась? Неправильно назвала подъезд, этаж и вообще дом? Но пока голова мучилась, рука нажала на звонок. Вверху, над косяком ярко вспыхнула лампочка. Я поняла, что сейчас некто рассматривает на экране видеофона мое лицо, и улыбнулась.
– Вы к кому? – донеслось с потолка.
– Простите, Алла тут живет?
Дверь открылась, из коридора выглянула пожилая дама в темно-синем шелковом платье, горловину которого украшал белый кружевной воротничок.
– Вам Аллу? – хорошо поставленным голосом осведомилась она.
– Да, – старательно улыбалась я, – именно ее.
Дама внимательно окинула меня взглядом.
– Что-то ваше лицо мне знакомо.
– Неудивительно, я живу в двух шагах от вас, в башне, наверное, виделись в магазине.
– Вполне вероятно. Как вас зовут?
– Евлампия Романова, можно просто Лампа.
– Вы уверены, что сразу надо пройти к Алле? – строго вопрошала дама.
– Конечно, мне очень нужно с ней поговорить, лично.
Старуха скривилась.
– Ну навряд ли беседа выйдет плодотворной. Ладно, входите.
– Спасибо, – кивнула я. – Так Алла у себя?
– Провожу вас, – сухо ответила дама.
Мы двинулись по коридору. Дубовый, идеально отциклеванный и покрытый лаком паркет слегка поскрипывал под ногами. Стены были увешаны книжными полками, за стеклами посверкивали золотом корешки толстых томов. Когда мы проходили мимо одной комнаты, я невольно заглянула в помещение и увидела большой круглый стол, покрытый кружевной скатертью, пианино с нотами на пюпитре, стулья с темно-синей обивкой. Тоска ущипнула за сердце: мое детство прошло в подобных апартаментах.
– Вот, – хозяйка остановилась у плотно запертой двери, – можете общаться с Аллой, потом, когда поймете, что уговоры бесполезны, загляните ко мне.
Наклонив голову, старуха, шурша платьем, быстро пошла назад. Я с удивлением посмотрела ей вслед. Очень странная бабушка. Будем надеяться, что Алла окажется вменяемой.
Решив соблюсти приличия, я постучалась и, не дождавшись ответа, всунула голову внутрь комнаты.
– Алла, можно…
Конец фразы застрял в горле. Большое, квадратное, украшенное двумя окнами помещение выглядело самым омерзительным образом. В нем даже не имелось мебели. Лишь вытертые в разных местах обои свидетельствовали, что когда-то тут все же стояли шкафы. Лак на паркете давно истерся, подоконник облупился, а простая рама, обычная деревянная, не была прикрыта даже самой простенькой занавеской. В углу возвышалось некое подобие кровати: столбики из кирпичей, на них лист фанеры, сверху ватный матрас и грязное до невероятности одеяло. Подушка, лишенная наволочки, поддерживала чью-то всклокоченную голову.
Я осторожно прикрыла дверь и пошла в красивую гостиную, откуда доносились тихие звуки музыки. Бабушка сняла руки с клавиатуры, повернула голову и спокойно поинтересовалась:
– Ну, поговорили?
– А где Алла? – выпалила я.
– В своей комнате.
– Там только малярша.
– Кто? – усмехнулась дама и снова заиграла.
– Наверное, вы ремонт собрались делать, – прибавила я громкости, пытаясь перекричать пианино. – Там у вас живет гастарбайтерша. Простите, не могли бы вы на секунду перестать играть? Я очень люблю Баха, но мне трудно перекричать музыку.
– Это Бах, верно, – кивнула дама, – откуда знаете?
– Имею диплом консерватории, правда по классу арфы, но при необходимости могу подобрать кое-какие вещи и на рояле. Но Баха, боюсь, не исполню как надо, сложный композитор!
Старуха резко опустила крышку, встала, выпрямилась и в недоумении спросила:
– Так вас не Олеся прислала?
– Нет.
– Извольте объясниться! Вы кто?
– Евлампия Романова, пришла к Алле, – ответила я и тут только сообразила, что к чему: – Женщина под ватным одеялом – это она? Полубомжиха и пьяница? Господи, ну и не повезло же вам с соседкой! Просто несчастье жить с подобным человеком в одной квартире!
Дама горделиво вскинула голову.
– Разрешите представиться, Мария Кирилловна Вяльская, а Алла является моей внучкой. Невезение еще большее, чем вы предполагаете.
– Простите, я не знала, подумала… Извините, – залепетала я.
– Ничего, – снисходительно кивнула Мария Кирилловна, – я тоже ошиблась. Приняла вас за психолога, которого обещала прислать Олеся. Дурацкая идея. Алле не помочь. Увы, в семье не без урода. Хорошо, Мстислав Сергеевич не дожил до позора. Когда он упокоился, Алла была еще ребенком. Так что привело вас сюда? Надеюсь, не факт воровства? Сразу хочу предупредить, я ничего возмещать не стану. Зовите милицию. Алла взрослая, с нее и спрос. Мы просто существуем в одной квартире. Да уж! Так по какой причине вы явились сюда?
Я глубоко вздохнула и изложила ситуацию с коляской.
Мария Кирилловна кивнула.
– Ужасно, конечно. С другой стороны, ваша подруга должна быть счастлива, от детей одно горе.
– Вот уж неправда, – возмутилась я.
Мария Кирилловна хмыкнула.
– Своих имеете?
– Двоих, – сообщила я, не упоминая о степени моего родства с Кирюшкой и Лизаветой.
Пожилая дама поправила идеально уложенные волосы.
– Ну, может, дай бог, они у вас не сопьются, с наркоманами не подружатся, воровать не начнут и не станут плодиться без контроля.
– Лиза с Кириллом растут в нормальной семье, – перебила я Марию Кирилловну, – у нас все работают и ничем противозаконным не занимаются, откуда ребятам плохому научиться?
Хозяйка скривилась.
– Милочка, я всю жизнь преподавала в музыкальной школе, а мой супруг руководил крупным предприятием. В нашем доме никогда водки не держали и грубых слов не произносили. Дочь наша, покойная Светлана, выросла воспитанной девушкой, да, на беду, решила родить, без мужа. Уж как я ее отговаривала, умоляла не совершать глупостей, просила подумать, не губить себя. Нет, уперлась, сказала нам:
– Убивать человеческое существо грех, не пойду на аборт.
И что? Скончалась через месяц после родов, горе-врачи какую-то инфекцию занесли. Мы с мужем поплакали и стали Аллочку воспитывать, внучку-сиротку. Следовало ее в детский дом сдать и забыть. Может, там, в государственном учреждении, из нее бы дурь и выбили! Но нет! Мы же поступили интеллигентно, потащили девочку в зубах. И что вышло? В школе учиться не хотела, курить начала. Хорошо, хоть Мстислав Сергеевич скончался рано. Он-то наивно полагал: перерастет девочка, исправится. Даже перед смертью внушал мне:
– Потерпи, Маша, наладится жизнь, возьмется Аллочка за ум.
Куда там! Кое-как аттестат получила, да и то лишь потому, что я в школу постоянно ходила. А зря! В институт Алла, конечно, не поступала и ни дня не работала, знания ей ни к чему. Друзья появились шумные, водка, гулянка. До того дошло, что я участкового вызвала. Вот с того дня у нас относительная тишь. Испугал ее милиционер, тюрьмой пригрозил. Алла и примолкла, стала вещи из своей комнаты продавать, драгоценности, которые ей дед дарил, много чего хорошего имелось у девочки, лично я ей фигурки отдала, коллекционный фарфор. Все на водку ушло. До того она меня довела, что я хотела разъезжаться, бросить квартиру, в которой прожила с мужем, лишиться воспоминаний…
