Бу Бальдерсон - Министр и смерть
— Но почему Магнус не попросил помощи у меня? Мы с ним хорошие друзья, мы всегда помогали друг другу в правительстве, это я сделал его губернатором.
— Ты сейчас сам трижды ответил на свой вопрос. Впрочем, может, он и просил у тебя помощи, но ты этого не заметил. Когда дело касается денег, ты становишься удивительно толстокожим.
— Но что он выгадывал, убивая Беату? О завещании он не знал.
—...с его собственных слов и со слов Сигне. Чего они действительно не знали, так это того, что она была смертельно больна. И вряд ли речь идет об умышленном, хладнокровно подготовленном убийстве. Магнус, наверное, пошел к ней, чтобы попросить денег в долг. Она отказала ему, судя по всему, уже не в первый раз, они поругались, и он в отчаянии застрелил ее.
— Но тогда он бы пошел к ней с ружьем...
— Да, тут ты прав...
— И потом, разве оставляют деньги тем, кому не желают помочь и не дают в долг?
— Как сказать. Старики не любят расставаться с тем, чем они еще владеют и что может им пригодиться. А Беата была прижимистой старухой. Может, она сказала ему, что он должен потерпеть, покуда она не умрет... Но мы все время говорим о Магнусе. А как насчет Сигне? Она в курсе финансовых дел своей семьи. Она умеет обращаться с оружием. Может, это она отправилась к Беате, чтобы еще раз попытаться взять у нее взаймы или же чтобы решить эту проблему раз и навсегда.
Я представил себе ее руки — неутомимые, вечно занятые вязанием руки. Сильные, маленькие, привычные к любой работе, привыкшие доводить дело до конца...
— Сигне не могла убить Беату! — Министр явно разволновался. — Она не могла застрелить старую беспомощную женщину, которую знала и уважала всю жизнь. Это немыслимо, невозможно!
— Человек, доведенный до отчаяния, способен на многое. Границы дозволенного и недозволенного для него стираются. Под внешним легкомыслием и материнским добродушием Сигне скрывается сильный и волевой характер. Сигне любит своего мужа. И если бы ему грозила катастрофа, а банкротство для губернатора — настоящая катастрофа, я думаю, ради него она пошла бы на все. И она бы не сошла с ума после этого и не сломалась. Она бы считала, что поступила правильно.
10
Пришедшие днем газеты больше никого не интересовали и лежали на полу беспорядочной грудой. Из-за вчерашнего происшествия, кроме утренних газет, которые получали по подписке, были закуплены еще и вечерние. С недобрыми предчувствиями я приступил к чтению.
В утренних изданиях материал излагался трезво и фактологически, в вечерних — менее трезво.
УБИЙСТВО ВДОВЫ НОБЕЛЕВСКОГО ЛАУРЕАТА — успела крикнуть мне «Афтонбладет» прежде, чем Министр выхватил ее у меня из рук.
МИНИСТР И УБИЙСТВО - протрубила «Экспрессен», успешно демонстрируя, как количество может переходить в качество. Чуть ниже была помещена фотография, подбирал которую не иначе как злой гений или же за неимением такового — редактор вечерней газеты. Министра сфотографировали в момент, когда он проходил через калитку на дачу Беаты Юлленстедт. Я хорошо помню, как полицейский отдал Министру честь, а он, отвечая на приветствие, снял шляпу. Фотограф запечатлел на снимке как раз тот миг, когда рука с шляпой находилась на полпути, поэтому читатель видел перед собой человека, прячущего за шляпой свое лицо, и полицейского, протянувшего мощную длань то ли для того, чтобы преградить ему путь, то ли, наоборот, чтобы предотвратить его бегство: оба толкования были возможны, но никак не допускали третьего. Надпись под фотографией гласила: «Министр прибыл на допрос».
— Тут они ошибаются, — подумал я. — Поскольку фотографии, как известно, не лгут, значит, лжет надпись. Здесь должно бы стоять: «Министра доставили на допрос» или «Министр на месте преступления».
Ничего более вразумительного на первой странице не поместилось, а за дальнейшей информацией читатель отсылался на страницы 6, 7, 8, 9, 10 и 11 и еще к развороту в середине газеты. Невероятно, но факт: даже худенькую старую Беату им удалось размазать на целых восемь страниц. Мельком просмотрев интересующие меня материалы, я тут же твердо решил, что убить себя не дам ни за что.
Я развернул газету посередине, и она треснула, как гнилой апельсин. На одном из снимков за спиной Министра смутно просматривалась моя собственная фигура. Едва различимая на грязно-сером крупнозернистом фоне, более всего она походила на некий мрачный гибрид серого кардинала с бывшим шефом русской полиции Берия.
В поисках раздела с более-менее связным текстом я нервно перелистал газету назад. На странице десятой давался полный отчет о пресс-конференции Бенни Петтерсона. На фото, иллюстрирующем материал, Бенни восседал в центре составленного в саду белого садового гарнитура, а перед ним, как народ перед балконом диктатора, толпились газетчики и женщины.
«...На вопрос, разрабатывает ли полиция какие-то определенные версии убийства, полицейский комиссар Петтерсон ответил, что очень многое указывает на причастность к убийству лица из круга знакомых убитой на острове.
— Не подозреваете ли вы кого-нибудь конкретно?
— Вопрос о задержании пока не стоит.
— Правда ли, что у Министра нет алиби?
— Он утверждает, что с 8 до 9 часов вечера находился в расположенном на территории его дачи наружном туалете.
— Вы верите его показаниям?
— А вы?
— Есть ли надежда, что полиция в ближайшее время докопается до истины?
— Дорогие дамы и господа, как бы глубоко не пришлось копать, мы покажем работу самого высокого класса. Я лично нацелен только на успех!»
Министр оторвался от чтения газеты.
— Интересно, что думает по этому поводу премьер? Нужно позвонить в Харпсунд! —. и по лицу его побежали незнакомые мне прежде морщинки озабоченности, сразу состарившие Министра до его настоящего возраста. —Провожая нас в отпуск, он напутствовал, чтобы мы ни в коем случае не ввязывались в истории, которые могли бы повредить нам на выборах. Чтобы мы не попадали в дорожные происшествия и прочее. Об убийствах правда он ничего не говорил. Наверное, это просто не пришло ему в голову.
Я завладел выпущенной им из рук «Афтонбладет», размышления которой относительно предполагаемой преступной деятельности Министра отличались противоестественной сдержанностью, объяснимой только ролью газеты как правительственного органа.
Как всегда после разговора с его превосходительством, не перестающим удивлять окружение непредсказуемостью, Министр вернулся возбужденный.
— Он как раз читал «Экспрессен» и как будто удивился, что я все еще на свободе. «Только не вздумай бежать в Финляндию, — сказал он, — у нас с ней договор о выдаче».
— И он ничего не сказал тебе в официальном порядке?
— Ну как же. «Обвинение в убийстве — вещь, конечно, серьезная. Хотя могло бы быть и хуже. Ты мог, например, своей болтовней скомпрометировать нашу политику нейтралитета и неучастия в военных блоках». Давай сюда «Экспрессен!»
— Нет! — ответил я. — Теперь не время читать! Надо действовать! Охота началась, загонщики приближаются, и ты должен защищаться! До ужина мы успеем обойти всех. Если начнем с министра юстиции Маттсона, считай, худшее скоро останется позади.
Тугая и, по-видимому, разбитая и перекошенная дверь заскрипела, а потом рывком отворилась, и на пороге, как зверь, высунувшийся из норы, появился Хюго Маттсон. Его великолепные усы и брови раздраженно топорщились, но он все же впустил нас.
— Никакого покоя, — весьма тактично заметил он, пропуская нас в большую комнату, — с утра допрос, а сейчас... Вы, наверное, хотите сесть? — без особой настойчивости спросил он и небрежно махнул рукой на деревянную лавку без спинки, стоявшую у открытой печи. Себе он поставил круглый чурбан, подтащив его от столика у окна, заваленного разнообразными предметами рыболовной снасти.
— Я проверял спиннинг.- Но он может подождать. Хотите есть? Правда выбор у меня невелик, — поспешно, словно опасаясь чрезмерной требовательности гостей, добавил он. — Эльсы нет дома, а в ее отсутствие я обхожусь только самым необходимым.
Несколько летних недель министерша проводила у своих детей и внуков, которые жили далеко от Линдо, и уже поэтому, должно быть, жили счастливо. Жена нашего хозяина была дама во всех отношениях приятная, и, подобно всем, кто знал ее мужа, я от души желал ей хорошего отдыха. Министр тут же заверил Маттсона, что мы только что попили чаю, и Маттсон с видимым удовольствием дал убедить себя в этом.
Не теряя времени, мой зять взял быка за рога.
— Как все же неудачно получилось с твоим ружьем! Это, наверное, убийца побывал у тебя и стащил его. У тебя, видимо, будет от этого куча неприятностей.
Хюго Маттсон зло покосился на нас.
— Вот, вот. То же самое сказал полицейский. «У вас, наверное, будет куча неприятностей». Но я не обязан хранить свои ружья в сейфе! Они все стоят в гардеробе в моей спальне и стояли там веки вечные и никому не мешали. Ни один нормальный человек не запирает здесь входную дверь, когда ненадолго выходит из дома! Кто угодно может спокойно вывезти отсюда всю мебель, пока я рыбачу на берегу.
