Оксана Обухова - Очки для близости
Охрана у ворот давно устала от мелькания инородного транспорта, и меня парни встретили как родную. Проводили дружелюбными взглядами, и только.
Завернув в придорожные кусты, я вызволила из плена секретаря и помогла ему выбраться из багажника.
— Вы чем-то расстроены, Маша? — спросил Феликс.
— Что вы, что вы, Феликс, — едко ответила я. — Наслаждаюсь интригой.
Он внимательно посмотрел на меня, потом на пустынную дорогу.
— Еще не поздно…
— Хватит, — перебила его я. — Ни у вас, ни у меня нет выбора.
— Тогда вот что, Мария Павловна. — Он замолчал на секунду и продолжил несколько смущенно:
— В моей комнате лежит видеокамера. Возьмите ее и начиная с двадцати ноль-ноль снимайте все подряд. Комментируйте четко. На пленке обозначится ваш голос, на каждом кадре таймер проставляет время. Это будет вашим алиби. Главное, держитесь подальше от дома, и все будет в порядке.
Я ошарашенно уставилась на секретаря:
— Вы для меня камеру приготовили?!
— Да.
— Спасибо, — ответила я и отправилась дальше.
В поселке я зашла в супермаркет, купила шоколадку для внимательной провизорши и две пустые видеокассеты. Если Феликс сказал снимать начиная с восьми вечера, то я начну с шести. Береженого бог бережет. Иногда мне в голову все-таки приходят дельные мысли.
Первая, кого я встретила, вернувшись в поместье, была мадам. Она стояла на крыльце и сквозь темные очки обозревала тенты и столики, симметрично расположившиеся на лужайках.
— Мария Павловна, — остановила меня она, — постарайтесь уложить детей спать.
Не думаю, что они уснут, слишком возбуждены, но попытаться стоит.
Дети, до этого выскулившие себе разрешение не укладываться днем в постели, расстроились невозможно. Они возились вокруг заглохшего Боливара, помогали Геннадию в ремонте и просили передать маме, что первое слово дороже второго. Я проявила твердость, философ меня поддержал, и дети понуро поплелись спать.
Неожиданно для самих себя близнецы уснули, едва коснувшись подушек. Я сделала им небольшую уступку и позволила спать в одной комнате, дети это оценили, и обошлось без сцен и упреков. Я поправила на них одеяльца и отправилась в комнату Феликса за видеокамерой.
Охрана не обращала на меня никакого внимания. У парней головы кружились от мелькания крахмальных фартуков и девушек с пылесосами, подбиравшими малейшие соринки. Все должно блестеть и сверкать.
В своей комнате мне было тоскливо, я позвонила в Кашин и поговорила с сестрой.
Свекор сделал для Маши-младшей деревянную колыбельку, и теперь Андрей шкурил и полировал ее до зеркального блеска. Симе нравилось в провинции, и если бы не институт, она с удовольствием родила бы в Кашине и первые месяцы провела там. Но мужу придется вернуться к первому сентября в Москву, и с ними поедет его мама. Помогать и присматривать за внучкой.
После разговора с сестрой я почувствовала себя еще более одинокой. Побродив по комнате, я заперла ее на ключ и спустилась в гараж.
Геннадий напевал что-то русское народное, копался в моторе «Запорожца» и не заметил, как я вошла. Я не стала ему мешать, облокотилась на капот и молча наблюдала за его уверенными движениями. Наконец он потянулся за какой-то железякой, увидел меня и вздрогнул.
— Напугала? — спросила я.
— Боливара, — отшутился он. — Как мальчики?
— Спят.
Геннадий усмехнулся:
— Они полдня меня уговаривали написать имя лошади на бортах.
— Напишете?
— Думаю над этим.
— Хотите, предложу вам компромисс? — Он кивнул. — Изобразите скакуна на капоте. Будет нарядно.
Геннадий задумчиво наморщил лоб, оглядел машину и улыбнулся:
— Годится. Я даже знаю, кто мне это сделает.
— Только не доверяйте фантазии Филиппа! — в притворном ужасе воскликнула я.
— Н-у-у-у… Так далеко я не захожу.
Я погладила автомобильчик и спросила:
— Зачем вам Боливар?
Очень серьезно Гена ответил:
— Это первая машина, которую я купил на собственные деньги. Первую мне подарили на восемнадцатилетие, на вторую добавили… В общем, все они были не мои.
А этот, — он легонько стукнул черным кулаком по кузову, — только мой! Я за четыре дня заработал на него деньги и купил его, можно сказать, на свалке.
За разговорами незаметно текло время, до гаража почти не доносились звуки подготовки к празднику. Чтобы сделать другу приятное, я посидела за рулем Боливара и сказала, что он уютный. Философ пообещал купить Боливару подружку и назвать ее Фру-Фру, продолжая традицию литературных имен.
В половине пятого я пожелала Геннадию успехов и отправилась будить мальчиков.
Включив в спальне тихую музыку, я прошептала «подъем» и начала готовить для них выходные наряды. Малыши уныло и сонно разглядывали смокинги, бабочки, надраенные ботинки и прятались под одеялами.
— Ничего страшного, — уговаривала я их, — это на один день, как-нибудь потерпите.
— А можно мы еще немного у себя поиграем? — спросил Филипп.
Я посмотрела на часы и согласилась:
— Хорошо. Но скоро приедет Тина, а вы такие растрепы.
— А пусть она сюда придет, — вильнул Максим. — Здесь игрушки.
— Договорились. Я сейчас схожу в свою комнату, принесу видеокамеру, и мы начнем снимать кино.
Пожалуй, с этого и следовало начинать.
Малыши тут же подскочили и запрыгали на кровати.
— Чур, я первый, — кричал Максим.
— Ха-ха, — отвечал Фил. — Ты будешь снимать меня, и на пленке первым буду я!
Близнецы едва не подрались. Унимая страсти, я сказала, что первая снимаю я и только тогда, когда мальчики будут при полном параде.
С этими словами я вышла из комнаты и направилась к себе.
* * *На кровати лежал приготовленный для праздника костюм, я быстро переоделась, поправила прическу и макияж и, прихватив камеру, вышла в коридор.
Там я увидела Дмитрия Максимовича.
Полностью готовый к приему гостей, нарядный и дородный, он стоял у двери в темную комнату и, по-моему, собирался двигаться в мою сторону, но, увидев, что я иду ему навстречу, остановился.
— Мария Павловна, добрый день, — поздоровался хозяин. — Вы мне нужны.
— Здравствуйте, Дмитрий Максимович, поздравляю с днем рождения.
Юбиляр лишь устало махнул рукой и пригласил меня в кабинет.
— Я получил факс из Мюнхена. — Он протянул мне листок бумаги. — Не могли бы вы перевести эту фразу дословно?
Я проследила за указательным пальцем Бурмистрова, выделила из текста предложение и задумалась.
— Дмитрий Максимович, для абсолютной уверенности мне надо перевести весь абзац…
В кармане хозяина зазвонил телефон, чертыхаясь, Бурмистров достал трубку и гаркнул:
— Алло! — Пауза. — А я откуда знаю где?! — Пуаза, Бурмистров кипит, словно древний самовар. — Сейчас подойду. Сумасшедший дом, — пробурчал он, убирая трубку. — Мария Ивановна, я отлучусь ненадолго, вот ручка, вот бумага, переведите весь абзац.
Ворча что-то о родне, у которой мозги набекрень, он вышел, захлопнув за собою дверь.
Я стояла в тишине темного кабинета, смотрела на раскрытый ноутбук, стакан минеральной воды на столе и удивлялась прихотям судьбы. О таком случае можно только мечтать. Я одна в кабинете, времени более чем достаточно, хозяин уже готов к приему, значит, работать не будет…
Автоматически переведя абзац, я положила подготовленный текст на видное место и замерла у стола. Уничтожить компьютер сейчас? Или оставить это для Феликса?
Пусть все идет своим чередом, трусливо решила я и отвернулась от стакана, притягивавшего мои руки, как магнит железную стружку. А если Бурмистров собирается занести что-то в компьютер из мюнхенского факса?
«Страус ты, Маша», — припечатала я себя и почти обрадовалась, когда хозяин вошел в кабинет.
— Перевели? — спросил он.
— Да. Вот это слово, скорее всего, опечатка…
— А-а-а, — протянул Дмитрий Максимович, просмотрел текст и довольно закончил. — Тогда конечно… Тогда все в порядке.
Спасибо, Мария Павловна.
Из кабинета мы вышли вместе, дверь за нашими спинами чмокнула автоматикой, и Бурмистров почти бегом кинулся к лестнице.
Я шагала следом на дрожащих ногах и понимала, что, скорее всего, совершила глупость. У Феликса-Фаины может что-то сорваться, и я упустила единственную реальную возможность сделать то, что мне ведено.
Ну почему я такая трусиха?!
Первый этаж дома медленно превращался в улей, готовый к приему трутней.
Я склонилась над перилами, глянула вниз и увидела, как мадам и Тамара Ивановна принимают парад официантов. Мужчины в ливреях будут обслуживать гостей, гуляющих вокруг струнного квартета; девушки в юбочках и топах станут разносить напитки тем, кто соберется у бассейна под цветочными гирляндами.
«Красиво», — вздохнула я и пошла к детям.
В игровой комнате ползали по ковру Максим и Филипп в шортах, над ними, разглядывая железную дорогу и крошечные поезда, склонилась Тина. На девочке было длинное пышное платье, волосы уложены в прическу маленькой принцессы, и вся она казалась по-взрослому важной и снисходительной.
