Наталья Александрова - Черная магия в белый горошек
Вдруг женщина насторожилась и повернула голову в его сторону.
– Кто здесь?
Маркиз неслышно отступил от окна и представил себя вторым чугунным треножником. Или фолиантом, хотя лучше не надо, черт знает, что в этом фолианте написано. Неужели проклятая баба умеет читать мысли?
Сороки заволновались, застрекотали, залетали по комнате.
– Тише, тише! – Женщина отвлеклась, и Леня выскользнул из кладовки, сделав самое протокольное выражение лица.
Все-таки он столкнулся с ней в коридоре.
– А кто мне накладную подпишет? – заорал Маркиз, не дожидаясь, пока его спросят, какого черта он тут шляется. – Сами сорок требуют, а сами и не чешутся…
Он вспомнил, что водитель советовал женщине не хамить и поскорее выхватил свою бумажку, стараясь не встречаться с ней глазами. На обратном пути голова все-таки разболелась.
– Не взял? – мрачно осведомился директор, неприязненно глядя на своего подчиненного.
– Не взял, Сан Саныч! – с тяжелым вздохом ответил тот, опустив голову. – Мне и Сидорчук говорил, что он не берет!
– Да такого быть не может! – заревел директор, как медведь гризли, не вовремя разбуженный пьяными геологами. – Чтобы инспектор пожарного надзора не брал взяток? Да это просто фантастика какая-то! Звездные войны! Ночной дозор!
– Сан Саныч, я сам сперва не поверил! Я Сидорчуку то же самое сказал – не может такого быть. Все берут, а уж пожарные инспектора – в первую очередь! Но этот не взял. И еще под суд меня отдать пригрозил. Хорошо, хоть свидетелей не было.
– Может, Барыгин, ты как-нибудь… того… неделикатно?
– Да Сан Саныч! – взвыл Барыгин. – Вы меня сколько лет знаете?
– Столько не живут, – мгновенно откликнулся директор.
– Вот именно! Уж я ли не умею взятки давать? Я на этом деле собаку съел, и какую! Не мопса, не фокса, а как минимум сенбернара! Кому я только не давал! И все брали, а этот – уперся.
– Может, это он потому что новый, необстрелянный еще, – предположил Сан Саныч.
– Сан Саныч, прибыли! – раздался из переговорного устройства голос секретарши Карины. – Въезжают на территорию!
– Придется отдуваться за тебя, Барыгин! – со вздохом проговорил Сан Саныч, выбираясь из-за стола.
Сан Саныч уже много лет руководил маленькой фабрикой деревянной тары, расположенной на северной окраине Санкт Петербурга. В прежние времена деревянная тара пользовалась большим спросом, и Сан Саныч жил безбедно, крошки с его стола перепадали и подчиненным. В мутные времена перестройки он успел приватизировать родное предприятие, надеясь, что будет неплохо обеспечен в старости. Однако в последнее время спрос на продукцию фабрики резко упал, и основным источником доходов самого Сан Саныча и его непосредственного окружения стала сдача в аренду производственных площадей под склады, автомойки и прочие сомнительные предприятия. С арендаторами то и дело возникали разные проблемы, и вот совсем недавно в одном из складов возник пожар. Пожар был небольшой, потушить его удалось своими силами, но по факту возгорания был составлен акт, и теперь приехал районный инспектор пожарнадзора с целью серьезной проверки.
И что самое ужасное – инспектор был новый, никому не известный, и попытка сразу же умаслить его взяткой потерпела провал.
Сан Саныч, гордо неся впереди себя круглый начальственный живот, приблизился к проходной, возле которой рядом со служебной машиной стоял шустрый мужичок с нехорошим въедливым взглядом.
– Директор? – осведомился пожарный, уставившись на Сан Саныча.
– Ну, директор.
– Показывайте свое хозяйство!
Пожарный обошел всю территорию фабрики, заглянул в каждый склад, залез на леса, окружавшие ремонтную мастерскую, заглянул даже в фабричную столовую. И все время что-то записывал в своем блокнотике. Настроение у Сан Саныча, и без того скверное, портилось все больше и больше. Он чувствовал, что не отделается обычным штрафом.
– Ну что ж, – проговорил наконец инспектор, оглядываясь по сторонам. – Пора подводить итоги.
И тут на глаза ему попалась притулившаяся возле забора ржавая будка.
– Будка трансформаторная, – отозвался директор, пожав плечами.
– Ненадлежащим образом эксплуатируемые элементы электроснабжения чаще всего являются причиной возгораний! – заявил инспектор, будто прочитал параграф инструкции.
– Да она и не используется уже много лет, – высунулся вперед услужливый Барыгин.
– Тогда должна быть демонтирована, – строго возразил пожарный.
– Демонтируем, – вздохнул директор.
– Предъявите ее внутреннее состояние! – потребовал инспектор, приблизившись к будке и сверля ее взглядом.
На дверце будки болтался большой ржавый замок.
– Барыгин, где ключ? – тоскливо поинтересовался Сан Саныч.
– Да кто ж его знает? – На этот раз Барыгин пожал плечами. – Сами ведь знаете, много лет не пользуемся…
– Отчего же тогда заперто? – не сдавался упорный инспектор.
– Эй, Петрович! – окликнул Барыгин проходившего мимо работягу в замасленной спецовке. – Ну-ка, отопри нам эту будку!
– Это можно, – охотно согласился Петрович. – Это мы мигом!
Он подобрал с земли какую-то ржавую арматурину, засунул ее в замочные скобы, поднатужился, и замок отлетел прямо к ногам инспектора.
– Это мы запросто! – И Петрович распахнул ржавые дверцы трансформаторной будки.
– Оч-чень интересно! – протянул пожарный инспектор, внимательно глядя на то, что предстало перед его взглядом.
Барыгин ахнул. Сан Саныч поднял глаза и понял, что точно не отделается штрафом.
Внутри трансформаторной будки в позе скрюченного младенца находился труп крупного, представительного мужчины. Мужчина был в темном полосатом костюме, седоватые волосы слиплись и потемнели от крови. Он пролежал внутри будки уже не один день и выглядел не самым лучшим образом, но на его щеке еще можно было разглядеть крупную родинку.
…Капитан Ананасов страдальчески потер виски и выбрался из машины. Он надеялся, что на свежем воздухе ему полегчает, но эта надежда оказалась беспочвенной. В его голове перекатывались гранитные валуны. Или чугунные шары для боулинга. Или фанерные чемоданы, до отказа набитые комплектами журнала «Отечественное животноводство». В общем, это было что-то очень тяжелое и громоздкое.
А все Гудронов, друг и коллега. Все его страсть к сомнительным экспериментам. Кто, спрашивается, смешивает пиво «Могилевское» с текилой «Дон Хуан»? Никто не смешивает! Потому что люди берегут свое здоровье. А Гудронов смешал и еще сказал: «Мы с тобой, Питиримыч, обессмертим свои имена. Есть знаменитый коктейль «Текиловый рассвет», а мы с тобой изобретем «Текиловый закат»! И сами на себе его испытаем. Как знаменитые врачи прошлого, которые прививали себе эту, оспу, и другие тяжелые болезни».
Конечно, в чем-то Гудронов был прав.
Хотя бы в том, что испытывать на себе коктейли его изобретения так же опасно, как прививать неизвестные болезни. Хотя далеко не так почетно и не так полезно с точки зрения прогресса медицины и человеческого общества в целом.
И еще он очень правильно выбрал название для коктейля – «Текиловый закат».
Потому что после этой адской смеси в глазах у Ананасова потемнело, и он больше ничего не помнил. Правда, это случилось не после первого стакана, и даже не после третьего, а после пятого. Или, кажется, даже после шестого. Но от обычной водки такого бы, конечно, не произошло.
– Брось свои эксперименты, – говорил Ананасов другу и соратнику. – Выпьем нормальной водки, как люди!
– Скучный ты человек, Питиримыч, – отвечал ему Сеня. – Нет в тебе полета! Нет тяги к новому, неизведанному! Водка! Водку мы с тобой могли пить и в прошлом веке. А сейчас новые времена, мир стал единым, границы легко преодолимы, до Мексики можно долететь всего за несколько часов, а ты – водка! Водка, она ведь чем плоха?
– Чем? – удивленно спрашивал Ананасов, на чей взгляд водка вовсе не была плоха. Наоборот, он находил в ней множество несомненных достоинств.
– Ее, заразу, непременно закусывать надо! А закуска – это холестерин, жиры и прочие вредные для организма вещества. А мы с тобой, Питиримыч, должны стремиться к чему?
– К повышению раскрываемости преступлений, – мгновенно отвечал Ананасов.
– Это, конечно, само собой! А еще мы должны стремиться к здоровому образу жизни! А ты – водка! Хочешь жить, как во времена «железного занавеса». Разве наши отцы и деды могли выпить текилы? Нет! Не могли! Они и слова-то такого не знали! А мы с тобой знаем и даже выпить можем, потому что жизнь не стоит на месте, она движется вперед. В общем, Питиримыч, я настаиваю на эксперименте.
И ведь знает, что Ананасов терпеть не может свое церковнославянское отчество. Нет, чтобы назвать его как положено, по званию, или уж на худой конец по фамилии. Нет, он непременно норовит обозвать его Питиримычем. Тут хочешь не хочешь, а выпьешь от возмущения. Все, что угодно выпьешь, даже экспериментальный коктейль гудроновского изобретения.
