Дарья Донцова - Третий глаз — алмаз
Глава 11
— Милиция, говорите, — сухо произнес женский голос.
— Здравствуйте, я проживаю на Бромской улице, дом шесть, в какое отделение могу обратиться?
— Что случилось?
— У нас было совершено убийство, а я вспомнила…
— Соединяю, — перебила меня оператор, и через секунду я услышала грубый мужской голос: — Дежурный Ермаков слушает.
— Здравствуйте! С кем можно побеседовать о происшествии на Бромской, в доме шесть, в квартире шесть?
— Что у вас?
— Убили соседку.
— Имя, фамилия.
— Светлана Лукашина.
— Отчество? Прописка постоянная?
— Не знаю! — растерялась я.
— Не волнуйтесь, гражданка, — неожиданно приветливо сказал Ермаков, — ничего там не трогайте, не цапайте, лучше ваще выйдите и стойте на лестнице тихо…
— Ее убили вчера, милиция уже приезжала!
— Так в чем дело?
— Я свидетель, хочу дать показания.
— Ясненько, — перебил меня дежурный, — вас непременно вызовут.
— Мне надо сегодня! Скажите, к кому подойти.
— Ща, — протянул Ермаков, зашелестел бумагами, потом глухо сказал: — Слышь, Петь, тута свидетельница трезвонит. По Бромской, куда? Ясно. Гражданочка!
— Я здесь.
— Вам надо к Петру Сергеевичу Комарову, кабинет пятнадцать.
— Уже лечу, скажите ваш адрес.
— Третий микрорайон, корпус восемь, — отрапортовал дежурный.
Комарову на первый взгляд было лет сто. Его маленькие глазки прятались в опухших веках, щеки оплывали вниз, а количество подбородков было невозможно сосчитать: с каждым движением Петра Сергеевича число складок под нижней челюстью изменялось.
— Садитесь, гражданочка, — прохрипел он, — чего стряслось?
Я обворожительно улыбнулась.
— Разрешите представиться, Дарья Васильева, продюсер, работаю на телевидении.
В глазах Комарова мелькнула тень беспокойства.
— Жалобу кто-то накатал? — нервно спросил он.
— Нет, нет, — успокоила я пожилого капитана. — Вы ведете дело об убийстве нашей сотрудницы Светланы Лукашиной. Хочется узнать, как продвигается работа, может, вам чем помочь?
Петр Сергеевич с тоской покосился на запертый шкаф, громоздившийся в простенке.
— Ошибаетесь, гражданка Васильева, нет у нас дела Лукашиной.
— Как? — поразилась я.
Комаров тяжело вздохнул.
— Не возбуждено!
— Но ее убили!
— От кого ж у вас такие сведения?
Я замялась.
— Молодая женщина ни с того ни с сего не умрет.
— Случается, — грустно заявил Комаров.
— Но в ее квартиру приезжала милиция.
— Верно.
— И кто ее вызвал?
Комаров засопел.
— Гражданин, — наконец сказал он, — с автомата сообщил, от метро, он не назвался. А мы обязаны реагировать, поэтому поехали!
— И нашли труп!
Петр Сергеевич откашлялся.
— Кто сказал?
— Соседи, — ляпнула я.
— От бабье, — в сердцах воскликнул Комаров. — Жива ваша Лукашина.
— Как жива? — растерялась я.
— Ну, так случилось, — решил не уточнять капитан. — Ее по «Скорой» забрали, а мы уехали.
— И дверь опечатали?
— Нет, просто захлопнули, — помотал головой Комаров. — Нашего интереса не было, и на криминал не походило, ей плохо стало, рвало сильно, но непохоже, что она выпивкой траванулась.
— Почему? — насела я на мента.
— Послужите с мое, — грустно заметил капитан. — Непьющая она.
— Почему вы так думаете? Знаете, Света работу пропускала, потом приходила бледная, руки трясутся…
— От бабье! Говорю же, не употребляла она.
— Вы дружили с Лукашиной?
— Откуда? Не видел ее ни разу.
— Тогда почему вы так уверены, что она не пила?
Комаров встал, отпер сейф, вынул из него бутылку минералки, с наслаждением опустошил емкость, снова сел за стол, пригладил остатки волос и ответил:
— Видел я квартиры алкоголиков, не такие они! А у Лукашиной чисто! Болезнь ее скрутила. На двери у ней и до нас какая-то грязь висела, но это не печать, вроде дети пластилин намазали.
— В какую больницу отправили Свету?
Петр Сергеевич нахмурился.
— По справке узнайте!
— Пожалуйста, помогите, — взмолилась я.
Комаров тяжело вздохнул и взял телефон. Через пару минут он добыл нужные сведения и поделился ими со мной.
— Клиника имени Строкова, третий микрорайон, дом пятнадцать, это тут, рядом.
— Огромное спасибо.
— Рад помочь, — неожиданно улыбнулся Петр Сергеевич, и мне вдруг стало понятно — он не вредный, не противный, а просто бесконечно усталый мент, ждущий пенсии. Уж не знаю, из каких соображений он пошел служить в милицию, имел ли, как Дегтярев, романтическое желание выкорчевать преступность с корнем, но никакой карьеры капитан не сделал и теперь хочет только одного: очутиться с удочкой на берегу реки, в тишине и покое.
— Вы обыскивали квартиру Лукашиной? — спросила я.
— Зачем? — поразился Петр Сергеевич. — Дверь слесарь аккуратно вскрыл, замок не повредил. Вошли беспрепятственно, заглянули в комнату, обнаружили хозяйку на диване. Обстановка не криминальная, вещи на месте, следов взлома нет, ниче не побито, не поломано, женщина без следов насилия. Вызвали «Скорую», врачи быстро приехали и увезли вашу Лукашину.
Выйдя из милиции, я села в машину, проехала пару кварталов, нашла клинику и обратилась в справочную.
— Лукашина? — переспросила бабушка в белом халате. — Ступайте на второй этаж, к Родиону Ильичу!
В ординаторской обнаружился только один паренек, весьма юного вида. Я, решив, что это медбрат, спросила:
— Где можно найти Родиона Ильича?
— Слушаю, — ответил мальчишка.
— Мне нужен врач Родион Ильич.
— Я и есть врач Родион Ильич, — без всякого нажима подтвердил юнец.
— Простите, но…
— Вам показать паспорт и диплом?
— Что вы, конечно нет, просто вы очень молодо выглядите, — некорректно высказалась я.
— Это инъекции гормонов обезьян, — не моргнув глазом, заявил доктор. — На самом деле мне восемьдесят пять лет.
— Замечательно. Я пришла узнать о состоянии здоровья Светланы Лукашиной.
Родион потерял улыбку.
— Вы Барсукова? Нина вам дозвонилась?
— Нет, меня зовут Даша Васильева, я коллега Светы, мы обеспокоены ее состоянием и…
— Она скончалась, — перебил меня Родион.
— Когда? — заорала я. — Почему? Кто такая Барсукова?
Парнишка выдвинул ящик стола и подал мне небольшую ламинированную карточку.
— Это было у Лукашиной в кармане платья, — сказал он.
Я быстро прочитала: «Лукашина Светлана Сергеевна, 2 июня 1979 года рождения, прописана по адресу: Бромская, дом 6, кв. 6. Диагноз — эпилепсия. Аллергия на анальгин. В случае смерти сообщить Барсуковой Тельме Генриховне, проживающей по улице Морской, дом 98, корп. 6, кв. 17». Далее шел телефонный номер.
— Эпилепсия, — прошептала я, — вот почему она иногда казалась пьяной.
Родион кивнул.
— Больные часто ощущают приближение припадка, стараются сесть, лечь, но иногда приступ происходит мгновенно. Спровоцировать его, в принципе, может что угодно: громкая речь, моргающий свет, стресс. При всей изученности эпилепсии в ней много непонятного.
— Наверное, Светлана принимала таблетки, — прошептала я.
— Да, естественно, — согласился Родион. — Похоже, у нее был продвинутый врач, вот эта туба тоже лежала в кармане.
Я взяла цилиндр.
— «Спастимигин».[10]
— Новое, очень дорогое средство, — вздохнул Родион, — у меня мачеха болеет, поэтому я в курсе специальных препаратов. Этот — последнего поколения. Знаете, сколько стоят четыре таблетки?
— Откуда? Конечно, нет.
— Двадцать пять тысяч рублей.
— Ничего себе!
— Говорят, хорошо помогает, — пожал плечами Родион, — но, боюсь, мало найдется больных, способных приобрести эти пилюли. Правда, их хватает надолго. Нужно принимать по одной в неделю, соответственно, тут на месяц.
— А сколько надо выпить, чтобы выздороветь?
Родион искоса посмотрел на меня.
— Вылечиться невозможно, этот препарат помогает, пока вы его пьете, если прекратили — ждите припадка. Хотя, повторяю, я не специалист в области эпилепсии. Лукашину привезли в больницу, ей была оказана помощь в полном объеме, но она умерла час назад. Мне жаль, но поделать что-либо было невозможно. Будет вскрытие, но, думаю, ничего нового не выяснится. Хотя вы знаете все обстоятельства?
— Какие? — насторожилась я.
Роман кашлянул.
— После припадка больной может впасть в кому. Это бывает порой с эпилептиками. Обычный человек легко примет такого больного за труп, дыхания почти не слышно, пульс руками не прощупать. В общем, наши бравые менты, войдя в комнату, увидели на диване тело и живо поставили диагноз — смерть. Вместо того чтобы вызвать «Скорую помощь», кликнули перевозку, а там два санитара, не очень трезвые, им какая печаль? Схватили Лукашину, в мешок запаковали — и в морг, хорошо, прозектор сообразил, что женщина жива. Ее тут же к нам на этаж и подняли.
