Дарья Донцова - Император деревни Гадюкино
– Представить себе не можешь, что я вытерпел! – орал майор. – Тетка подняла вопль, хотела вызвать милицию, мне пришлось покупать ей целую курицу-гриль, торт и два кило персиков!
– Очень глупо! – не сдержалась я.
– А как бы ты поступила? – не утихал Вовка. – Согласилась бы показать патрульным документы, чтобы завтра коллеги начали стебаться: Костин собаку на вольном выпасе кормит?
– Я, попав впервые в такую ситуацию, повела себя иначе. Присела около Рейчухи и шепнула ей на ухо: «Немедленно умри, иначе никогда больше сухариков не получишь». Стаффиха повалилась на бок, вытянула лапы и весьма убедительно изобразила труп. Очередь ахнула, тетка, лишившаяся шаурмы, завопила:
«Что с ней?»
Я ответила:
«Бедная Рейчел съела лаваш с цыпой и, похоже, отравилась. Моя собака спасла вас от смерти».
Желающие полакомиться разлетелись в разные стороны, баба испарилась вместе с ними, а мы с ожившей Рейч быстренько убежали, пока шаурмовец или шаурмовщик, не знаю, как правильно обозвать шеф-повара тонара, не сообразил, что около его шалмана возникла нерабочая обстановка. Может, я некрасиво поступила, зато сэкономила семейный бюджет.
По воцарившемуся в трубке молчанию я поняла, что совершила большую ошибку. Не следовало хвастаться своей сообразительностью.
– Ты зачем звонишь? – каменным тоном осведомился майор.
– Вовочка, помоги, пожалуйста, – самым сладеньким голосочком завела я.
– Ты заболела? – неожиданно спросил Костин.
Я поспешила его успокоить:
– На здоровье не жалуюсь, бодра и весела.
– А вот у меня голова болит, – отрезал приятель, – и пора идти на совещание!
– Вовусечка! Маленькое дельце! Узнай...
– Нет, – перебил меня Костин, – ты в полном здравии, а остальное уже не важно! Покедова!
Я осталась в компании с противно пищащим телефоном.
– Может, я смогу вам помочь? – впился в ухо знакомый голос. – Я имею неограниченные возможности, обладаю обширными связями, во многие кабинеты вхожу со словами: «Привет, брателло!» Эй, Лампа, ку-ку!
Мне пришлось повернуться на звук и убедиться, что на стоящей впритык лавочке сидит веселый, как детеныш макаки, Максим.
– Ты за мной следишь? – вырвалось у меня.
– Я пришел за мороженым, – пояснил нахал, – и вдруг чу! Кто-то унижается, просит о помощи, плачет, ползает на коленях. Ну неудобно не спросить: что тебе надобно, золотая рыбка?
– Вообще-то такие вопросы – прерогатива обитательницы моря, – возразила я.
– Есть очень узкий круг людей, к которым сама золотая рыбка обращается с просьбами. Собственно говоря, нас двое во всей вселенной, – откусывая от вафельного стаканчика, объявил Максим.
– Один из волшебников, надо полагать, ты, а кто второй? – злясь на себя за глупую беседу, спросила я.
– Джинн из лампы, приятель Аладдина, – не задумываясь, ответил наглец, – ну, заказывай. Хотя давай я угадаю: тебе нужен мешок бабок на белом «Бентли».
Я вспомнила разговор о женихе, искать которого меня отправили на «Виллу Белла», и рассмеялась.
– Красивый, ласковый, добрый, замечательный, богатый, неженатый, без детей и родителей, олигарх на ярко-оранжевом «Порше»-кабриолете не нужен. Мне требуется исчерпывающая справка на мужчину по имени Леонид Факир, подробности о смерти Константина Львовича Пронькина и любая информация о рок-певце по кличке Малыш.
– Зачем? – проявил неуместное любопытство Максим.
– Лучше я обращусь к джинну, – вздохнула я, – тот исполняет желания, не задавая лишних вопросов.
– Люди добрые, подайте, сколько не жалко, ветерану всех чеченских войн, – заученным речитативом завел тенорок.
Вдоль скамеек, стоявших по периметру площади, ехал в инвалидной коляске человек в камуфляже. Люди не спешили расставаться с рублями, солдат подрулил к нам, и мне стало понятно: мошеннику едва исполнилось восемнадцать и он более-менее трезв. «Ветеран» сидел на толстой подушке, одна его нога, обмотанная грязными окровавленными бинтами, опиралась на никелированную подставку, вместо второй торчала тщательно обернутая пятнистой тканью культя.
– Мамаша, папаша, – заныл «инвалид», – Христа ради, я собираю на протез.
– Бедный, – сочувственно сказал Максим, – сколько лет со дня окончания чеченской кампании прошло, а ты все кровью истекаешь! Повязка-то промокла.
– Досталось мне от сволочей, весь поранетый, – продолжил играть свою роль попрошайка.
– Лампа, сколько ему дать? – спросил Максим.
– Нога не болит? – обратилась я к самодеятельному актеру.
Юноша похлопал по коленке.
– Я привык, но рана не заживает!
– Спрашиваю про вторую ногу, – серьезно уточнила я.
Попрошайка сделал скорбное лицо.
– Так ее нет, мамаша.
– Думаю, лапка засунута в подушку, на которой ты сидишь, – засмеялась я, – вот я и поинтересовалась: не ноет ли она? Большинство людей полагает, что ремесло нищего легкое, но я понимаю: тебе приходится терпеть нешуточные неудобства!
Парень зло сплюнул на асфальт и начал медленно разворачиваться. Послышалось чавканье и характерное поскрипывание, похожее на звук, который издает железо, царапающее стекло.
– Слышь, ты, Смоктуновский, с коляской косяк вышел, – засмеялся Максим, – дорогая слишком, немецкая, почти новая. Вау! На спинке эмблема «Бентли». Милый, ты в курсе, сколько такой значок в автосалоне стоит? Продашь его – хватит не только на протез, но и на превращение в Терминатора. Скажи своим хозяевам, что в такой инвалидке нужно сидеть в прикиде от Гуччи-Пуччи-Мяуччи. Откроешь новое направление: гламурный оборванец.
В моей голове вспыхнуло воспоминание: я стою за занавеской в номере Нины, слышу чавканье, поскрипывание, противный скрежет… а еще Маргоша не нашла коляску, которую в лечебнице прозвали «Бентли». Медсестра расстроилась, кресло было очень удобное, компактное, могло складываться, его можно не только катить, но и нести.
Я вскочила и с воплем ринулась за «ветераном»:
– Стой!
Тип в пятнистой форме споро порулил в сторону скопища сарайчиков, находившихся за остановкой автобуса. Натыкаясь на прохожих и торговцев, вольготно расположившихся на площади, я летела за «инвалидом». Парень заехал в пространство между покосившимися халабудами, сколоченными из разномастных досок. Я проделала тот же путь и замерла, увидев штук пятнадцать обшарпанных будок, украшенных ржавыми замками, и узкие дорожки, расходившиеся от них веером.
– Ушел? – спросил Максим, переводя дыхание.
Я топнула ногой.
– Черт!
– Чем тебя привлек этот попрошайка? – тяжело сопя, не успокаивался Макс.
В момент сильного волнения я могу сморозить глупость, вот и сейчас вцепилась в рубашку Максима.
– Я знаю, как пропала из своего номера Нина! Ее посадили в инвалидную коляску.
Новый знакомый заморгал:
– Ну и что?
Я подпрыгнула.
– Надо найти нищего и заставить его рассказать, откуда у него «Бентли»!
– Да зачем? – пожал плечами Макс, потом со странным выражением лица продолжил: – Ты поэтому за мошенником рванула?
– Ага, – ответила я, обозревая сараюшки.
– Я подумал, что он у тебя сумочку спер. Пошли в санаторий, есть хочется, – предложил нахал.
– Иди, я здесь останусь.
– Искать проходимца? – поразился Максим. – Интересное занятие. На фига кошке акваланг?
– Нина в опасности! Она приходила ко мне, просила о помощи, а я посчитала вдову психопаткой и отделалась от нее. Ее, вероятно, усыпили, а потом вывезли из санатория, ночью. Думаю, дочери в курсе, они распустили слух, что матери стало плохо с сердцем и ее поместили в больницу. Надо выяснить, в какую именно клинику увезли Нину Олеговну Пронькину.
– Начнешь объезжать Склифосовский и прочие Боткинские? – скосил глаза к переносице Максим.
– Муниципальные заведения можно не трогать. Если Нина в клинике, то только в частной и... Смотри!
– Что? Где? – начал озираться Максим.
Я ткнула пальцем вниз.
– На земле. Следы от шин! Мошенник доехал на коляске до одной из будок, далее след исчез.
– Потом он пошел пешком, – предположил Макс, – повозку бросил.
– И где она? Должна тогда остаться здесь! – резонно заметила я. – Вмятины от колес тянутся к крайнему сарайчику, спорим: «ветеран» там. Ставлю твой оранжевый «Порше»-кабриолет против моей расчески, что я права!
Максим указал на огромный ржавый замок, украшавший вход в развалюху.
– Тачка останется у хозяина, а ты лишишься гребня. Впрочем, по рукам! Я просверлю в расческе дырку и повешу ее на цепочке на шею, буду вдыхать твой неземной аромат. Назови хоть один способ проникновения в запертый снаружи сарай без повреждения того, что не лает, не кусает, а в дом не пускает! Допустим, ловкий парнишка протиснулся в щель под дверью, но коляска?!
Я подошла к ветхой будке, дернула за замок, покрытый оранжевой пылью, вытащила дужку из ушка и, сказав:
– Не всякий замок заперт, – распахнула дверь.
