Татьяна Полякова - На дело со своим ментом
— Не-а. Я лучше домой, партизанскими тропами… — Она поскучала, глядя в окно, и начала по новой: — Парня-то допросить надо было.
— Какого парня?
— Ну… пленного. Может, он чего про Ингу знает? А так выходит, что мы зря сюда ездили и зря головой рисковали.
— Вам кто нужен, Лелька? Вот ее и ищите, — вновь зарычал муж, да так, что я поежилась. — На кой черт вам это убийство? Ведь все яснее ясного: Инга свистнула чьи-то деньги, или кто-то решил, что она их свистнула, и наведался к ней домой, а этого недоделанного Стасика как раз нелегкая принесла, вот и оказался он в ненужном месте в ненужное время.
— Из-за этого Инга и сбежала? — начала соображать я, а Роман Андреевич покачал головой:
— Вряд ли. Если верить подруге, исчезла она три месяца назад, а парень убит гораздо позднее. Ты ж сама рассказывала: соседка утверждает, что Инга как-то раз возвращалась, вроде она шум в квартире слышала. Думаю, шумели ребята. А Стасик продолжал заглядывать к Инге, надеясь, что она появится, вот и нарвался. Еще вопросы есть? Нет. Напоминаю: убийство с Лелькой никак не связано, и вы в него не лезьте. Раскрывать убийства самое ментовское дело, а ваше — придумывать дурацкие истории, одной для издательства, а другой для газеты. Кстати, когда вы возьметесь за работу?
— У меня отпуск, — буркнула Женька, а я обиженно отвернулась.
До родного города мы добрались без приключений, завезли домой Женьку и отправились к себе. Только отходя ко сну рядом с задремавшим супругом, я наконец-то успокоилась, а заодно и осознала, каким испытаниям и несчастьям мы могли подвергнуться, если б отправились в Нижний вдвоем с Женькой. Нет, слушаться Романа Андреевича иногда очень полезно, и насчет убийства он, безусловно, прав, оно нас совершенно не касается, и пусть милиция с ним разбирается сама. Но где же все-таки Лелька и с какой целью Инга ее похитила? У женщины крупные неприятности, она вынуждена бежать из города и не придумывает ничего лучшего, как похитить ребенка, которого шесть лет назад оставила за ненадобностью в роддоме. Что-то здесь не так, что-то… Примерно на этом месте я и уснула.
Утром Роман Андреевич отправился на службу, взяв с меня слово засесть за работу. Конечно, причиной этому была не забота о моем творчестве, а желание держать меня в четырех стенах подальше от трупов. Труп и меня здорово беспокоил, но в поведении супруга я усмотрела посягательство на свои права и затаила обиду, может, оттого и порадовалась, что Женька позвонила ни свет ни заря, то есть позвонила она в 9.30, но для меня это все-таки рановато, потому что, проводив Романа Андреевича на службу, я люблю поваляться в постели. Но я нисколечко на Женьку не разозлилась и даже не сделала ей замечания, ограничившись легким намеком: мол, отчего это некоторым людям не спится даже в отпуске? К намекам Женька осталась равнодушна и начала без предисловия:
— Анфиса, у меня в нашей спортшколе хорошая знакомая трудится. Вовку Северцева помнишь?
— Ну…
— Его сестра.
Вовку Северцева я помнила очень даже хорошо, года три назад Евгения Петровна встретила его во время одной из своих творческих командировок на овощную базу. Вовка работал там грузчиком и вместе с базой хирел и нищал на глазах, а в свободное от основной работы время, которого было более чем достаточно, писал прозу и стихи, сплошь состоящие из матерщины. Женька извлекла из недр своей памяти слово «постмодернизм» и принялась активно пропагандировать Вовкино творчество. Не то чтобы моя подружка совсем дура, нет, проблески здравого смысла иногда радуют, правда нечасто, но к творческой интеллигенции она относится с особым трепетом, и трепет этот буквально не знает границ. К этому следует добавить, что Вовка был высок, строен, красив и к тому же блондин, а блондины в Женькиной жизни всегда играли роковую роль. В общем, подружка совершенно потеряла голову от любви к поэту-матерщиннику, при этом она параллельно крутила роман с режиссером нашего драмтеатра. Тому перевалило за шестой десяток, был он нудным, бездарным и об этом подозревал, а от Женькиных прелестей прямо-таки свихнулся и принялся безумствовать. Коварная Женька решила обратить безумства одного возлюбленного на пользу другому и надоумила Вовку написать пьесу, что тот скоренько и сделал. Основным достоинством трагедии, как он ее обозвал, была все та же матерщина. Шедевр назывался «Апокалипсис душ», и речь в нем шла о двух алкашах, которые, заночевав на скамейке в парке, рассказывают друг другу историю своей жизни. Вторым этапом грандиозного Женькиного плана было уговорить режиссера поставить эту пьесу на Малой сцене. И он ее поставил. Можете представить, как далеко к тому моменту зашло его сумасшествие. Пьеса произвела впечатление: ни один из сидящих в зале не смог досмотреть ее до конца, хотя излияния двух алкоголиков были изрядно разбавлены музыкой (громкой) и двумя почти голыми девицами, которые, бог весть по какой нужде, время от времени появлялись из-за кулис и замирали в очень странных позах. Как выяснилось позднее, именно они и были душами тех самых алкоголиков. В общем, талант драматурга и талант режиссера сделали свое дело: видеть это было невозможно. Женьку постигло сомнение в отношении гениальности возлюбленного, потому что из зала она, несмотря на большую любовь, сбежала первой, умыкнув и меня. И все-таки подружка с нечеловеческим упорством продолжала пропихивать возлюбленного на Парнас. Организовала ряд статей в местной прессе, довела нескольких граждан до предынфарктного состояния, но своего добилась: Вовка, а заодно и зануда-режиссер стали очень модными. Возлюбленный от такого-то счастья окончательно спятил, а в Женьку вцепился, точно клещ, справедливо подозревая, что без нее популярность его не стоит ломаного гроша. На людях Женька демонстрировала безоблачное счастье, а оставшись наедине со мной, высказывала крамольные мысли в адрес любимого, потому как к этому моменту осточертел он ей хуже горькой редьки. Но о том, чтобы просто указать опостылевшему любовнику на дверь, не могло быть и речи, и Женька вновь взялась за работу. Лишив здоровья еще нескольких людей, она выбила-таки для Вовки творческую командировку в Германию. Из Германии Вовка не вернулся, где-то возле кого-то пристроился и, по слухам, даже издавал какой-то журнал. Режиссер тоже пошел в гору, его пригласили разом три театра, и он в конце концов покинул наш город, к огромному облегчению подружки. В общем, любовная история имела вполне счастливое завершение, чего не скажешь о других Женькиных историях. К родственникам некоторых бывших возлюбленных подружки я бы ни за что не рискнула сунуться, здесь же совсем другое дело, и, выслушав ее, я подумала, что заявиться к сестре Вовки, которого Женька буквально выпестовала, мы можем, не опасаясь, что нам укажут на дверь.
Одевшись в рекордно короткие сроки, я отправилась в гараж за машиной и вскоре уже тормозила возле Женькиного подъезда. Она стояла на балконе и, заметив мое появление во дворе, замахала руками, точно тонущий при виде спасательного катера.
— Выходи! — крикнула я, выглянув в окно машины, потому что подниматься на второй этаж мне было лень.
Женька вышла. С утра было прохладно, и по случаю этой самой прохлады Женька вырядилась весьма оживленно: короткая кожаная юбка, красные колготки в крупную клетку, оранжевые башмаки и замшевый френч, одетый на голое тело и застегнутый на одну пуговицу. Во дворе было довольно многолюдно, но никто при виде Женьки не упал и даже не споткнулся, что меня слегка удивило. Впрочем, Женька всегда одевалась на редкость оригинально, а в этом доме жила уже давно, и к ее выкрутасам, должно быть, привыкли.
Подружка села рядом со мной, с недоумением воззрилась на мой английский костюм бутылочного цвета и досадливо проронила:
— Одеваешься, как секретарша. Ты ж творческая личность, где твоя фантазия?
— Заткнись, а? — ласково попросила я, трогаясь с места.
Спортшкола находилась примерно в пяти троллейбусных остановках от Женькиного дома. Время, потраченное на дорогу, она решила посвятить воспоминаниям и, мечтательно глядя в окно, сказала:
— Как там Вовка в Германии? Ничего о нем не слышно…
— Может, вернется, — заметила я. При этих словах Женька насторожилась и спросила:
— Чего это ему возвращаться?
— Вдруг немцам надоела наша матерщина?
— Здесь-то она тоже без надобности… и вообще, хватит болтать глупости, надо о деле думать…
Какое дело она имеет в виду, я не совсем поняла, но задумалась. Тут мы как раз въехали во двор спортшколы, Женька ткнула пальцем в обшарпанную дверь и заявила:
— Вон туда.
— Может, Вовкина сестра в отпуске, надо было позвонить сначала.
— Поучи, — перебила Женька. — Я с ней договорилась по телефону, она ждет нас в кафетерии.
Приткнув машину на крохотной стоянке, где каким-то чудом уместился десяток авто, мы вошли в здание спортшколы, поднялись на второй этаж и гулким коридором добрались до кафетерия. Здесь за одним из столов сидела девушка, в которой я сразу же признала Вовкину сестру, так они были похожи. В дорогом спортивном костюме выглядела она просто потрясающе, к тому же была натуральной блондинкой, а мне свои волосы приходилось подкрашивать. При виде нас девушка поднялась и широко улыбнулась, а Женька помахала ей рукой.
