Гунар Цирулис - "Магнолия" в весеннюю метель
За пять лет, отданных службе в милиции, Войткус стал неплохим физиономистом. Друзья уверяли, что ему стоило бросить взгляд на лицо торгового работника, чтобы незамедлительно сделать вывод относительно его честности. К сожалению, суду недостаточно одной лишь уверенности, необходимы еще и неопровержимые доказательства. И пришлось свыкаться с мыслью, что доказательства эти можно добыть только в тщательной, утомительной работе, изучая и проверяя тысячи накладных, приемо-сдаточных актов, денежных ведомостей и множество других бухгалтерских и складских документов, подвергая сомнению даже то, что два плюс два каждый раз дают четыре, — и так до момента, когда собранные факты подтвердят или, напротив, опровергнут сделанные предположения. Однако на этот раз Войткус не спешил с выводами относительно собравшихся здесь, так как понимал, что в этом отдаленном доме отдыха работает в качестве обслуживающего персонала немало людей случайных, жителей окрестных поселков, к которым трудно было подходить с его профессиональной меркой.
Первым попросил слова недавно в третий раз переизбранный председателем месткома администратор, занимавший ту же должность еще на строительстве дома. Правда, тогда ему платил профсоюз, а теперь приходилось отрабатывать зарплату за конторкой и через каждые трое суток заботиться о том, чтобы отдыхающим были выданы ключи именно от их комнат и именно на их имя пришедшие письма и извещения о переводах. Толком не зная, что же надлежит сейчас сказать, он напомнил о праве каждого гражданина на отдых, особо подчеркнув применение этого права к отдыхающим «Магнолии», творческая активность которых непосредственно зависит от слаженной работы персонала; затем, как бы спохватившись, он поблагодарил присутствующих за внимание и уселся на свое место.
Когда слово получила культорг дома и стала вставать с места, Гунте почудилось, что это движение сможет остановить лишь потолок зала — такой уж был рост у Скайдрите Круминь. Казалось, что жизнь ее неизбежно должна была быт неразрывно связанной со спортом, но даже лучшим тренерам ТТТ и сборной так и не удалось использовать ее преимущество в росте для блага республиканского баскетбола. Не хватало честолюбия, стремления к спортивной борьбе. Пришлось ей, к сожалению, отказаться и от балета и вообще от всего, связанного со сценой, куда звали ее чувствительное сердце и музыкальная одаренность, — ни один режиссер так и смог подобрать подходящего для нее партнера. Оставалось лишь учиться на дирижера. Однако вскоре выяснилось, что ее характеру чуждо стремление к лидерству, она не умела ни воодушевить людей, ни распоряжаться ими. Так что она даже не попыталась протестовать, когда после окончания техникума культуры ее направили в Приежциемс. И здесь она беспрекословно старалась выполнять все указания районного начальства, несмотря на то, что постоянно менявшийся контингент отдыхающих был явно непригоден для реализации спускавшихся сверху инструкций.
— Позвольте мне с места, — ее глубокий, мелодичный голос заставил все головы повернуться. — На этот раз заезд выдался очень удачным: среди шахтеров есть плясуны, один играет на балалайке, уже организуется двойной квартет украинской народной песни. Несколько способных людей нашлось и среди ученых: профессор Вобликов, например, жонглирует мячиками для пинг-понга, молодой ученый из Литвы Дзиньдзиляускас обещал публично продемонстрировать умножение и деление в уме трехзначных чисел, товарищ Талимов, как и всегда, прочтет свои стихи. Я еще не разговаривала с работниками милиции, но неужели же они, все вместе, не смогут показать что-нибудь интересное? Хуже всего обстоит пока с объединенным хором. Так что попрошу после собрания не расходиться — проведем первую репетицию, а когда с экскурсии вернутся шахтеры — совместную. Иначе на районном смотре мы не сможем исполнить даже обязательный репертуар… У меня все, товарищ заместитель директора, извините.
По рядам прошло нечто, напоминавшее неодобрительный гул. Чувствовалось, что дополнительная нагрузка никого не обрадовала и возражения не замедлят последовать. Однако инициативу вовремя перехватила Гунта. Стараясь не смотреть в сторону дядюшки, она поднялась со стула.
— Внутренние вопросы коллектива, вероятно, должны решаться без присутствия посторонних, — извиняющимся тоном произнесла она. — Мы же хотели воспользоваться возможностью встретиться со всеми вами сразу, чтобы попросить вашей помощи. У товарища Кундзиньша из тысяча сто шестнадцатой комнаты вчера пропала его докторская диссертация. Примерно сто пятьдесят страниц на машинке, с диаграммами и вычислениями среди них. В серой папке, на которой красными чернилами написано, что содержание ее секретно. Однако в данный момент главным является не это, главное — найти рукопись, в которую ученый вложил труд многих лет. С этой работой у него связаны все дальнейшие планы. Поэтому он предлагает вознаградить нашедшего за его труды. По его мнению, искать следует в столовой, баре и вестибюле, может быть, также на лестнице и в шахте лифта. Возможно, кто-то из вас видел папку, но не придал этому значения…
Она обвела зал взглядом, но нигде не заметила ни малейшего движения. Люди сидели неподвижно и глядели в пустоту, словно ожидая, что на экране вот-вот начнут происходить события. Нервничали единственно повара, оставившие на кухне котлы с кипящим супом, а в духовке — тушившееся мясо, которое грозило подгореть.
— В нашем доме пропасть ничего не может! — послышался вызывающий голос из второго ряда, и Войткус узнал в говорившей уборщицу последнего этажа Астру Розе.
— Это тебе так кажется. Ты там у себя наверху и не знаешь, каково нам здесь, внизу, приходится. У меня, к примеру, вчера увели две тарелки, о ножах и вилках уж и не говорю. А поди попробуй найти такие в нашей поселковой лавочке! — пожаловалась толстая, задыхающаяся от одышки официантка.
— Не бойся. Как только Талимов сделает перерыв в своем интеллектуальном труде, я тебе снесу все, на чем он уносит к себе закуски, — пообещала Астра. — За эти дни у него там целый склад накопился.
— Да это что, это капля в море, — не утерпела заведующая обеденным залом. — У меня каждый вечер недосчитывается самое малое десять стаканов. Как будто трудно по-человечески выпить кефир и поставить стакан на место. Так нет, уносят и распивают по Углам — кто среди ночи, кто натощак с утра. В конце квартала зарплаты не хватает, чтобы покрыть недостачу.
— Ну, по тебе не видно, чтобы ты жила впроголодь, — поддел ее дежурный электрик. — Иначе мы тебя хоть раз увидели бы в столовой для персонала.
— Да, вопрос с этой столовой надо решить раз и навсегда, — вступила в разговор главный врач «Магнолии» Свиридова. — В мои обязанности входит трижды в день снимать пробу — хочешь или не хочешь, есть у тебя аппетит или нет. После этого от одной мысли, что надо еще и сидеть за общим столом, мне хочется объявить голодовку. Но разве директору что докажешь.
— И каждый месяц удерживает из зарплаты за полное содержание, — подхватила заведующая столовой.
— А ты копейки пожалела? — презрительно бросила шеф-повар Визбулите Ландовска, любившая к месту и не к месту напоминать, что со времен кулинарного техникума сохранила стройную фигуру.
— Не денег жаль, а продуктов, — не унималась заведующая столовой. — Зачем выбрасывать? Пускай выдают сухим пайком, я бы своим отнесла домой.
— Не беспокойся, зря ничего не пропадает, — неожиданно заявил главный бухгалтер. — Твоя доля до рабочей столовой даже и не доходит. Вот я сейчас сделаю приблизительную калькуляцию…
Он встал, старчески дрожащими пальцами извлек из нагрудного кармана темного пиджака сложенный вчетверо листок бумаги и поднес его к толстым линзам очков. Именно из-за плохого зрения Павел Алнис в день своего шестидесятилетия распрощался с банком, хотя там и обещали ему не только сохранить пенсию, но и предоставить облегченные условия работы. Сейчас в зале тоже было недостаточно светло, чтобы он мог разобрать свои заметки, и оставалось только надеяться, что ему поверят на слово, которое у него всегда оставалось честным.
— По моим всесторонним наблюдениям, примерно половина членов нашего коллектива ежедневно не пользуется столовой — одни на выезде или отдыхают после ночного дежурства, другие вообще в нее не ходят или же заняты более важными делами, чем завтрак или обед за пятьдесят копеек. Помножьте, однако, их на двадцать, получите десять рублей в государственных ценах. Я, конечно, не знаю, с какой прибылью можно реализовать на рынке, допустим, гречку, которая нам надоела хуже горькой редьки, но которой в магазинах днем с огнем не сыскать, за сколько можно продать масло, мясо, яйца. Одним словом — соломинка к соломинке, а птичке — гнездышко…
— Товарищи, неужели мы действительно станем рыться в грязном белье в присутствии посторонних?
