Арто Паасилинна - Лес повешенных лисиц
– Ты об этом размышлял в тюрьме?
– С точки зрения общества, нынешняя система, разумеется, лучше, потому что власти контролируют количество преступников, их популяцию. Это вроде как осенняя охота на лосей. Представь-ка, Ремес, что преступники – это те же лоси. Сколько лосей осенью отстреливают в Финляндии?
– Ну, наверное, тысяч пятьдесят-шестьдесят.
– Допустим. Повреждения подроста, ДТП с лосями и потери урожая остаются в приемлемых размерах, если каждый год отстреливают шестьдесят тысяч лосей. Тем самым в живых оставшимся лосям гарантируется достаточное жизненное пространство. В результате мы имеем хорошую лосятину и мир в стране. Тем же занимаются полиция и судьи. Ежегодно задерживается, скажем, ну, две тысячи преступников и отправляется в тюрьмы. Методы более приличные, преступников не забивают так, как лосей, но цель та же. Лишние лоси оказываются в супе, лишние бандиты – в тюрьме. Часть популяции должна всегда быть вне пастбища. Так просто действует общество.
Ойва Юнтунен пристально смотрел на огонь, и его губы дрогнули в слабой улыбке.
– Я в какой-то степени нетипичное явление, потому что шесть лет уже не был в тюрьме. Я, собственно, очень сильно истощаю пастбища. Так что мне нужно следить, чтобы сохранялось равновесие, хотя я еще и на свободе. Несколько месяцев назад я отправил одного приятеля, некоего Сутинена по прозвищу Крутой Удар, обратно в тюрьму. И Сииру тоже надо бы как-нибудь убрать с дороги. Таким образом, количество сидящих в тюрьме и находящихся на свободе преступников оставалось бы постоянным. Этого Сииру, конечно, сложно уделать. Но пока мы здесь, есть время все обдумать. Может быть, потом, будущим летом, я уеду обратно в Стокгольм.
– У тебя в Стокгольме своя квартира?
– Да еще какая! Как-нибудь устроим там праздник, когда здесь все уладим. У меня дар устраивать праздники.
Ойва Юнтунен описал квартиру рядом с Хумлегордом. Он рассказал, с кем ему довелось общаться: он был хорошо знаком с некоторыми известными артистами, знал художников и редакторов, чиновников и бизнесменов, попов и торговцев порнографией, морских капитанов и наркодельцов... а также одного верзилу, Стиккана, который занимается сутенерством, вымогательством и тому подобными делами и к тому же непринужденный джентльмен.
– Когда будешь в следующий раз в Киттиле, отправь мое письмо Стиккану. Нехорошо совсем забывать старых приятелей.
Воспоминания о Хумлегорде настроили Ойву Юнтунена на грустный лад. Он посмотрел на стены и мебель неприветливого барака лесорубов. Да, здесь, конечно, не сияющий Стокгольм.
– Эту избушку нужно отремонтировать еще до прихода зимы. Ты можешь съездить прикупить строительных материалов. Наведем здесь марафет.
Глава 9
Ойва Юнтунен составил план ремонта барака в Куопсуваре. Нужно было отделать панелями узкую часть избушки, обновить полы и, вообще, подправить все углы. Майор Ремес составил калькуляцию и вывел, что строительные материалы, включая заработную плату и доставку, обошлись бы в пятьдесят тысяч марок. У Ойвы Юнтунена столько наличных денег не было. Теперь нужно было сходить к лисьей норе и настрогать золота.
Ойва Юнтунен обдумывал ситуацию. Майору он ни в коем случае не хотел раскрывать свою захоронку, но как он может сходить туда незаметно? Кто мог поручиться, что Ремес не унесет не моргнув глазом золотые слитки у товарища, если узнает, где они находятся?
– Ты не веришь слову офицера?
Ойва Юнтунен не верил. Самым надежным было бы, чтобы Ремес посидел взаперти, а Ойва тем временем покопался в лисьей норе.
– Послушай, Ремес. А что, если примешься готовить для себя камеру? Такую снаружи запирающуюся каморку, где ты будешь сидеть в то время, пока я хожу к золотой захоронке. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Майор понимал.
– Черт побери, Юнтунен. Я на твое награбленное добро не зарюсь.
– А вот раньше зарился. Даже хотел убить.
Про себя майору пришлось признать, что у Ойвы Юнтунена есть причины ему не доверять. И он принялся строить себе тюрьму.
Будку решили соорудить в углу конюшни лесопункта. Там были стойла для десяти лошадей. В другом конце можно было оградить для этой специальной камеры пространство, занимаемое двумя стойлами. Туда к тому же вела наружная дверь, и в том месте в конюшне не было ни единого окна, только отверстие для выбрасывания навоза.
Ойва Юнтунен попробовал дверь. Она производила впечатление прочной, но для верности он приказал майору навалиться на нее изнутри, дабы проверить, выдержит ли она майорово давление.
– Попробуй выставить дверь!
Ремес грохотал в конюшне. Дверь качалась, но не поддавалась.
– Попробуй со всей силы! Представь, что это дверь бара!
Майор кричал, что теперь уж до смешного дело дошло, однако приложил все силы, чтобы выбраться наружу. Ему это удалось. Дверь распахнулась, скоба со свистом вылетела из косяка далеко во двор, и майор вслед за дверью свалился к ногам Ойвы Юнтунена.
– Не выдержала, черт. Ну и дубина же я, – удивлялся он своему достижению.
Приятели договорились, что замок и петли дверей нужно обновить так, чтобы майор никак не мог через дверь выбраться из конюшни.
Майор предложил простенок в конюшне сделать из досок стойла, однако Ойва Юнтунен покачал головой.
– Тебя дощатая стенка не удержит. Нужно сделать из бревен.
Майор заметил, что срубить такой простенок займет несколько дней. Но Ойва Юнтунен ответил, что время у них есть.
– Так что отправляйся валить лес. У тебя это получается.
Так было положено начало строительству тюрьмы. Майор делал сруб для простенка, а Ойва Юнтунен сидел в яслях, разговаривая о том о сем и покуривая.
– Скажи-ка, Ремес, для чего ты взял отпуск? Ты что, действительно намерен защищать докторскую по технике?
– Я –– алкаш. Допился на службе дальше некуда.
Ойва Юнтунен сказал, что нечто подобное он уже подозревал. Потому как поездки до населенных мест занимали у майора столько времени. И рожа у Ремеса была типичной рожей любителя огненного напитка.
– Такая уж жизнь наша гарнизонная. Я лет десять пью померанцевую, можно сказать, не просыхая. А здесь уже сколько дней и ни в одном глазу. Кажется, в такой глухой завязке я не был с тех пор, как получил капитана. Как это давно было, дорогой мой Ойва. Хотя нет, два года назад я был трезвехонек одиннадцать суток. Тогда у меня прорвало аппендикс, а жена не хотела носить мне померанцевую в больницу, как я ей ни угрожал. Эта Ирмели такая упрямая.
– Может быть, твоя жена думала, что выпивка не очень-то полезна, когда оперируют живот, – предположил Ойва Юнтунен.
– Да все в этом мире для здоровья неполезное. Но что правда, то правда: когда не пьешь, то тело становится как-то легче обычного. Сил больше, двигаешься порезвее.
Майор плотно посадил бревно на шип, примерил на него следующее и продолжил свой рассказ:
– Собственно говоря, я из-за службы-то и спился. Много там у нас разной хреновины... Работа накапливается, в основном это бумажная работа и в конечном итоге совершенно бесполезная. Я за свою военную службу переложил этой бумаги из одной пачки в другую не один килограмм. Как только подготовишь одну бумагу, перепишешь ее начисто и отправишь, то на ее место приходят две или три новые, которые нужно прочитать, высказать точку зрения, распланировать, блядь, и по ним всем составить новые бумаги и отправить что куда. В финской армии этих пустых бумаг летают миллионы. Их перевозят по почте, рассыльные их доставляют, телефонограммы принимаются и отправляются, памятки составляются, одна бумага уходит на север, другая на восток, журнал входящих и исходящих документов заполняется... печати ставятся, подписи рисуются. Эти бумаги, как комары, черт возьми: одного убил – на его место появляется пять новых. Как только одну бумагу скомкаешь и выбросишь в мусорную корзину, то вскоре ее запрашивают в пяти письмах. Я пришел к такому выводу, что как комаров всех не перебить, так и эти бумаги не перечитать.
– А потом ко всему этому еще и полковник выебывается. Ну как от такой жизни не вылакать бутылочку-другую померанцевой. Частенько я уже с утра опорожнял первый бутылек. Такая вот жизнь у нашего брата была. Водка и бумаги, да выебывание, и опять водка.
Ойва Юнтунен заметил, что в Куопсуваре не нужно выпивать, потому что бумаг-то нет.
– Вот именно. Если бы функции вооруженных сил выполнялись на подрядной основе, я бы нипочем не запил. Я такой мужик, что добьюсь всего. Всю работу командира батальона я бы мог сделать за два месяца по подряду. Там не очень-то было бы когда выпивать.
Ремес притащил внутрь очередное бревно. Он обтесал его так, чтобы оно точно легло сверху на нижнее.
– Мне кажется, что если начнется война, то в этой тюрьме посидит не один человек. Я к тому, что не совсем пустое это дело.
