Дарья Калинина - Клад Царя Гороха
А пока что друзья вновь позвонили начальнику местного отделения полиции — нелюбезному господину Жукову Александру Кузьмичу — и попросили его приехать на опушку к синенькому домику старушки Марьи Степановны. Нетрудно предположить, что Жуков отнюдь не обрадовался перспективам новой встречи с друзьями. И на сей раз не постеснялся высказать в их адрес закономерные подозрения.
— Где вы, там покойники! Это совпадение или как?
— Совпадение, разумеется!
— Не знаю, не знаю. На сей раз убийство, сомнений нет, вы говорите? И вы были рядом с местом преступления. Практически находились на нем!
— В доме были не мы, тут был кто-то другой.
Упоминать о том, что этот кто-то другой также был из их компании, Ваник не стал. Это вызвало бы лишние подозрения со стороны Жукова, отношения с которым и без того складывались у друзей непросто. Покончив с этим неприятным, но, увы, необходимым разговором с местным начальником полиции, мужчины вернулись к Марье Степановне.
— Скажите, а как давно живет у вас этот молодой человек?
— Да уж три дня, я думаю. Точно, три дня.
— И как же вы его приняли? Не побоялись?
— Уж и сама не знаю, ребятки. Больной он был, лихорадка его сильная колотила. На рассвете явился, стоит на пороге, трясется. Жаль мне его стало. Губы у самого синие, разрешите, говорит, у вас побыть немного. Я в этих краях чужой, в больницу не хочу. А вам заплачу, как только на ноги встану.
— И вы его пригласили у вас пожить?
— Не из-за денег, конечно. Понравился он мне. Тихий такой мальчик, интеллигентный. Пальцы длинные, лицо одухотворенное, я еще подумала, что он либо музыкант, либо художник.
— Верно, художник он. Студент академии. Старший курс.
— Вот видите, как я угадала? — обрадовалась старушка. — Жалко мне его стало. Он стоял такой потерянный у меня на пороге. И бормотал что-то о том, что потерялся, что ему надо где-то пожить некоторое время, поправиться, и чтобы его никто не трогал, подумать ему надо в тишине и покое. Бред у него был уже, не иначе. Ну я его и пустила. А куда бы я его прогнала, коли у него температура за сорок, а в наших больницах от многих докторов толку никакого. Решила, что сама его выхожу. И выходила. Уже на третьи сутки жар совсем спал. Но есть он, конечно, еще толком не мог. Лежал, слабенький такой. Блинчиков просил. Нет, я никак не ожидала, что этот мальчик способен на такое страшное и кровавое зверство.
И все ее сухонькое тельце вновь содрогнулось.
— Вы не волнуйтесь, — погладила ее по руке Леся. — Может быть, вам лекарство принести? Вы только мне скажите, где оно, я мигом!
— Не пью я, девонька, лекарств аптечных, — улыбнулась старушка. — Мне солнце и свежий воздух с водой — лучшие друзья. Они меня и от хворей всех лечат, и от дурного настроения, и от всего на свете.
— Говорят, тут лучше молитва помогает.
— И молитва, конечно, тоже, — согласилась Марья Степановна. — Как же без молитвы-то?
— Говорите, молитесь, а икон у вас в доме не имеется.
— И что? Мне и без икон сподручно с Богом разговаривать. Посредники в этом деле новичкам нужны, а не мне. Я и попа дом святить не звала. Своими силами обошлась.
— Выходит, что не обошлись. Убийство у вас в доме случилось.
Марья Степановна на мгновение растерялась, но потом нашлась и ответила:
— И сестры мои точно так же поступили. Но у них же все в порядке! Это все энергии. Если знать, как с ними обращаться, то никакие попы не нужны будут.
В это время возле дома затормозила полицейская машина. Из нее вышел крайне недовольный и заранее сердитый начальник Жуков, а за ним и фотограф с экспертом. Впрочем, недовольство на лице Жукова мигом сменилось чем-то похожим на раскаяние, когда он увидел труп Людки Стекольщицы, все еще лежащий там, где его и нашли друзья.
Жуков плюхнулся на подставленный ему фотографом табурет и вытер вспотевший загривок.
— Елки-моталки, — пробормотал он. — А я ведь вам, ребята, сперва не поверил. Решил даже, что арестую вас за дачу ложных показаний и обман полиции. Это кто же нашу мадам Стекольщицу так основательно приложил?
Но услышав, что тут снова не обошлось дело без студента-художника, о котором ему уже говорили, полицейский вновь насупился:
— Что вы мне тут чушь-то городите? Даже мне понятно, что тощий и щуплый паренек не мог нанести такой раны убитой!
— На Израка, говорят, иной раз находило, он становился сильным, дерзким и… и опасным. Он убил Людку Стекольщицу, ударил ее по голове, а потом сбежал через запасной выход в лес.
— Только обувь свою оставил.
— Обувь?
— Да, кроссовки.
— Где они? — оживился Жуков. — Вы их трогали?
— Да.
— Плохо, — посуровел Жуков. — Разве вы не знаете, что на месте преступления нельзя ничего трогать, перемещать и так далее?
— В первый раз в лесу, когда мы вам показали медальон Ноя, вы ничего такого нам не сказали!
Жуков на мгновение онемел, а потом нашелся что ответить:
— Так там не было состава преступления. А мало ли какие безделки на месте трагедии могут оказаться. Медальоном этим нельзя было нанести таких увечий Боцману, чтобы он скончался. А значит, медальон в несчастном случае роли не играл. Вот я вам и не сказал ничего. А тут вы напортачили, работе следственных органов помешали.
И решив, что и так достаточно сказал, Жуков грозно нахмурился и прикрикнул на друзей:
— Давайте-ка эти кроссовки сюда! Или нет, лучше сходи-ка ты сам, — повернулся он к эксперту. — Посмотри, может, они их еще не совсем залапали своими руками. Посмотришь и мне скажешь, можно ли будет Аслана вызвать?
— Я выясню, — кивнул эксперт.
Пока он и Ваник ходили за оставленными в соседней комнате кроссовками, в дверь дома Марьи Степановны неожиданно постучали.
— Марьюшка! — раздался женский голос, высокий и чистый, очень похожий на голос самой Марьи Степановны. — Ты дома? У тебя все в порядке?
— Смотрим, машина полицейская стоит, — раздался и второй голос, пониже, но мелодичный и приятный. Ты там как?
Марья Степановна всколыхнулась:
— Это мои сестры! Волнуются! Надо им открыть.
— Открывайте! — буркнул Жуков, крайне недовольный тем, что его отвлекают от дела, но не осмелившийся перечить. — Пусть зайдут старушки.
Такая уступчивость пожеланиям хозяйки дома приятно удивила подруг. Они даже подумали, что были к Жукову несправедливы. Но оказалось, что у того есть мотив быть добрым и великодушным с пожилыми дамами.
Двери открыли, старушки вошли в дом.
— Добрый день, Шурик, — кивнула одна из старушек Жукову. — Как твоя язва? Болит?
— Спасибо вам, Елена Степановна, совсем отпустило после ваших настоек, — смиренно отозвался Жуков.
— А спину больше не ломит? — спросила вторая.
— И вам спасибо, Татьяна Степановна, совсем перестало болеть. Прямо как мальчик летаю.
Подруги поняли, что эти три старушки Степановны и есть те три сестры, что приехали в Торфяное пару лет назад и приняли после смерти фельдшера всю его бывшую клиентуру. Ну а так как лечение их действительно помогало, то ехали к ним теперь и из соседних поселков и деревень, также лишенных нормальной медицинской помощи.
И так как тащиться в город самому господину Жукову было элементарно лень, да и жалко тратить время, силы и деньги, он также обращался за помощью к этим трем лекаркам.
— Ну-ну, мальчик, — усмехнулись старушки в ответ на шутку Жукова. — А сюда к сестре-то ты чего пожаловал?
— К ней пришел, а к нам и не заходишь.
— Или случилось чего?
— Случилось, дамы, — вежливо ответил им Жуков. — Убийство в доме у вашей сестры случилось. Постоялец ее — мальчишка-студент — взял и свою знакомую в дом пригласил, да после поссорился и забил ее тут насмерть табуретом.
— Убил?
— Насмерть!
— Господи помилуй! — ахнули старушки хором и тут же кинулись к своей сестре с утешениями: — Марусечка, как ты, дорогая?!
— Да так, в себя прийти не могу, — слабым голосом пожаловалась им Марья Степановна. — Таким милым молодой человек мне показался. Или старею я? В людях разбираться перестала?
— Не перестала, не перестала! — хором заверили ее сестры. — Мы видели этого мальчика, не мог он никого убить!
Жуков посмотрел на старушек и крякнул:
— Вот ведь оно как… А мне и самому тоже кажется, что не мальчишка убивал.
Старушки дружно взглянули на Жукова. Да и друзья вытаращились на полицейского во все глаза:
— Как же так? Тут только Израк и Людка и были! Кто еще на нее напасть мог, если в доме только они вдвоем находились? У Израка случались приступы бешенства и раньше.
— Да будь он хоть трижды не в своем уме, психи ведь тоже бывают очень сильными в момент приступа, но не мог мелкий паренек такого удара Людке по голове нанести. Стекольщица ведь высокая баба была. Да еще эти каблучищи на ней. Если они ругались стоя, то вашему Израку, чтобы ее по башке стукнуть, надо было в прыжке это сделать.
