Дарья Донцова - Толстушка под прикрытием
Ирина схватила сумочку и кинулась в гараж.
Глава 12
Георгий Павлович встретил ее словами:
– Хорошо. Пошли.
– Куда? – насторожилась Обнорская.
– Тут недалеко, – загадочно ответил Варганов и повел ее по пустынным в столь поздний час коридорам мимо запертых дверей.
Одна лестница, другая, поворот, галерея, лифт, снова ступеньки, узкий проход, вымощенный старой бело-красной плиткой. Наконец они оказались возле решетчатой двери, перед которой стоял караульный в форме. Варганов что-то показал дежурному, тот нажал на кнопку. Преграда из прутьев отъехала в сторону, впереди появилась другая, выкрашенная в синий цвет. Первая с лязгом захлопнулась, вторая не раскрылась, Ира и Георгий Павлович остались в небольшом пространстве, смахивающем на клетку. Обнорская повернула голову влево, увидела прикрепленное к кирпичной неоштукатуренной стене объявление: «В накопителе больше двух не скапливаться», перепугалась и вцепилась в руку Варганова.
– Где мы? Куда вы меня ведете?
– Все в порядке, – успокоил ее следователь, – сейчас дверь откроется.
И действительно, медленно, словно нехотя, решетка откатилась и освободила проход. Они вновь пошли по бесконечным коридорам. Когда Ира окончательно запуталась в поворотах, Варганов открыл узкую дверь и подтолкнул ее внутрь. Ира очутилась в небольшой комнате без окон, посреди которой находились лишь стол и два стула. На одном сидел… Андрей!
Ира хотела закричать от радости, но из горла не вырвалось ни звука. Она кинулась к мужу, обняла его и через секунду поняла, что обе руки Андрея прикованы к железной палке, которая приделана к столешнице.
– У вас пять минут, – предупредил Георгий Павлович и удалился.
– Слушай и запоминай, – приказал Андрей без предисловий, – навряд ли нам еще когда-нибудь удастся поговорить наедине. Обнорскому можешь доверять, как мне. В Москве в банке «Прогресс-один» у меня арендован сейф. О нем даже Илья не знает. Код к нему – число нашей первой встречи, вторая буква твоего имени…
Ира старательно кивала. Молоков быстро излагал информацию, которая могла понадобиться жене, и завершил рассказ словами:
– Никому не верь, кроме Ильи. Если начнутся проблемы с отъездом, кто-то станет совать палки в колеса или в Москве что будет не так, мигом соединяйся с ним. Все. Уходи.
– Андрюша, я люблю тебя, – заплакала Ира. – И буду ждать тебя вечно!
– Не стоит, – спокойно ответил Молоков, – лучше считай меня покойником. Если соберешься замуж…
– Никогда! – выкрикнула Ирина. – Я…
Дверь открылась.
– Все, – коротко объявил Георгий Павлович.
– Еще минуточку, – всхлипнула Ира, – это же наше последнее свидание в жизни…
– Уводите ее! – приказал Андрей и отвернулся.
Обратная дорога показалась Ирине короткой. Очутившись в кабинете, Варганов сказал:
– Насчет последнего свидания вы не правы. Приговоренные к пожизненному заключению имеют право на две краткосрочные встречи в год, а также могут получать одну посылку или передачу и одну бандероль раз в двенадцать месяцев. У вас будет возможность увидеть мужа.
– Суд еще не состоялся, может, Андрюше дадут меньше? – прошептала Ира. – Пусть хоть двадцать пять лет.
Георгий Павлович молча смахнул со стола невидимые соринки.
– А где сидят те, кому дали пожизненное? – еле слышно спросила Ирина.
– Самое близкое от Москвы место – поселок Сосновка в Мордовии, – пояснил следователь. – Но куда направят Молокова, я не знаю. Судья, как вы правильно заметили, еще не зачитал приговор. Ира, если возникнут проблемы, звоните.
Дальше жизнь молодой женщины потекла по намеченному Андреем плану. Она уехала в Москву, без всяких сложностей устроилась на работу, поселилась в хорошей квартире…
Обнорская, оборвав рассказ, схватила бутылку воды из держателя между креслами, почти залпом осушила ее и спросила:
– Знаешь, что меня поразило? Живя с Андрюшей в Мижевске, я и не подозревала, что в столице есть жилплощадь, оформленная на мое имя, и когда впервые вошла туда, ахнула. Интерьер был оформлен так, словно я сама руководила ремонтом: цвет стен, занавески, люстры, мебель, даже посуда… Тут же вспомнилось, как мы с Андрюшей обсуждали наше будущее жилье на Кипре. Я покупала журналы, показывала ему, допустим, кухню, рассказывала, что мне нравится. Значит, уже тогда он знал, что может случиться беда, и готовил гнездо для меня. И вот почему он отказывался заводить ребенка – не хотел, чтобы я осталась с малышом на руках. Ну почему, почему, почему, зная о возможности ареста, Андрюша не схватил меня в охапку и мы не улетели на Кипр? Почему он остался в Канске?
Я отвернулась к окну. Андрей Молоков – жестокий, хладнокровный убийца, руководитель преступной группировки, на его счету много загубленных жизней. Сколько вдов и сирот сейчас проклинают Андрея и желают ему гореть в аду? Но для Ирины муж – самый прекрасный человек на свете. Обнорская, похоже, ни на секунду не задумалась над тем, каково происхождение денег, на которые было приобретено ее уютное гнездышко.
Я не знаю, по какой причине Молоков не сбежал из России, когда понял, что его могут арестовать. Меня интересует другое: почему у следствия не возникло множества разных вопросов. Хотя бы элементарного: откуда у неработающей студентки средства на покупку элитного жилья, машины? Неужели Варганов не понимал, что особняк в Мижевске и счета в банке просто поменяли хозяина? Отчего не конфисковали имущество преступника? Конечно, я не юрист, в тонкостях законов не разбираюсь, но, согласитесь, это странно.
– …Жизнь в столице складывалась удачно, – заговорила Обнорская. – Если, конечно, не считать слез по ночам, пролитых по Андрюше. Я понравилась Ольге Ивановне, стала хорошо зарабатывать. А потом повалили беды. Внезапно умер Илья. Заболел гриппом, не обратился к врачу, сам начал пить какие-то таблетки и скончался от осложнения на сердце. Я узнала об этом через пару недель после его похорон. Представляешь, понадобилось что-то у него уточнить, позвонила, а мне вдруг ответил какой-то мужик: «Девушка, забудьте этот номер, Обнорский помер». Андрей запретил мне когда-либо прилетать в Канск или Мижевск и иметь дело с теми, кого я там знала, но я так хотела узнать, что стряслось с Ильей! Вот и звякнула Варганову.
…Георгий Павлович ответил сразу. Мобильный у него остался прежним, а место службы поменялось. Оказалось, что следователь тоже перебрался в Москву. Он пообещал разузнать подробности о кончине Ильи Обнорского и не подвел. Буквально на следующий день перезвонил, сообщил про вирусную инфекцию, а затем спросил:
– Какая-то проблема? Зачем вы искали Илью? Я могу вам помочь?
– Да! – выпалила Арина. – Мне не разрешают свидания с Андреем, говорят, я ему не родственница. Как же так?
– Но ты ему действительно посторонний человек, – напомнил Варганов, переходя на свойский тон.
От негодования и Обнорская перешла с полицейским на «ты»:
– Что за чушь ты несешь? Я жена Андрюши!
– Бывшая, – поправил ее Георгий. – Между прочим, успевшая после развода выйти замуж и развестись.
– Но это же неправда! – заорала журналистка и осеклась.
– Что именно? – спокойно поинтересовался Варганов. – Брак с Ильей?
Арина вспомнила приказ супруга хранить тайну и попыталась исправить положение.
– До сих пор я считаю Андрея Геннадьевича не чужим человеком. У Молокова, кроме меня, никого нет, наверное, он ждет посылку, надеется на свидание. Но я не знаю адреса, где он находится, мне его не сообщают, потому что я осужденному никто. Полное безобразие.
– В глазах закона бывшая супруга осужденному никто, – вздохнул Варганов.
– Неужели нельзя ничего сделать? – заплакала Арина.
– Ладно, досконально изучу этот вопрос и доложу тебе о результатах. О’кей? – предложил Георгий.
– Спасибо, – обрадовалась Обнорская…
Моя собеседница закашлялась, а я снова испытала удивление. Почему следователь Варганов помогал Арине? Устроил преступнику неправомерное свидание с бывшей женой, пообещал ей покровительство, дал номер своего мобильного. Есть лишь одно объяснение этому, но мне совсем не хочется произносить его вслух. Впрочем, вы и сами знаете, что некоторые люди берут взятки.
– Георгий опять не подвел, – продолжала тем временем Обнорская. – Через несколько дней он позвонил мне и сказал: «Извини за не очень радостную новость, но свиданий с Андреем не будет. Дело даже не в том, что ты ему по закону чужая. Молоков написал заявление, в котором просил никого, никогда, ни под каким видом к нему не пускать. А еще отказался от посылок и бандеролей. Не спрашивай почему, мне неизвестно, что заставило его принять такое решение».
Журналистка вдруг схватила меня за руку и с жаром воскликнула:
– Ты понятия не имеешь, как тяжело знать, что любимый жив, к нему можно приехать, обнять его, поговорить, но это невозможно, невозможно, невозможно!
