Ирина Хрусталева - Блеск и нищета хулиганок
Евгения грациозной походкой продефилировала мимо тетки, которая, похоже, превратилась в соляной столп. Девушка еле сдерживала смех, готовый вот-вот вырваться наружу и все испортить.
«Спокойно, Женя, держись, – говорила девушка сама себе. – Потом посмеешься вволю».
Найдя в холодильнике батон «Докторской» колбасы, Женя отрезала себе кусок внушительных размеров и водрузила его на не менее внушительный ломоть хлеба. Вскипятив чайник, она налила себе большую чашку чая и, усевшись за столом, начала с большим аппетитом поглощать огромный бутерброд. Женя и в самом деле была ужасно голодна. Ее организм уже давно привык к разгрузочным дням, которые Женя устраивала себе ради поддержания своей фигуры, и совершенно спокойно переносил три дня голодовки, но когда она нервничала, то готова была наплевать на стройность и мести все, что попадалось под руку. Сейчас ее нервы были натянуты, как струны, поэтому девушка решила заглушить нервозность едой. Когда ее привезли сюда и подали месиво, именуемое «кашей», она дала себе слово лучше умереть с голоду, чем взять в рот хоть крошку в этом доме. Промаявшись чуть ли не до голодного обморока, Женя все же решила поесть, но только не то, что ей предложат «уважаемые хозяева», а то, что она выберет для своего желудка сама. Уничтожив хлеб с колбасой, девушка снова залезла в холодильник и сделала себе еще один бутерброд, но уже с сыром и сливочным маслом. Пока девушка ела, в кухню никто даже не заглянул.
«Так-то лучше, – думала про себя Евгения. – Когда хозяйка принимает пищу, не смейте ее беспокоить».
Заморив червячка, Женя прошла в комнату, откуда слышался звук работающего телевизора. Тетка развалилась в кресле и щелкала пультом дистанционного управления. Как только Женя показалась в дверях, она уставилась на нее своими поросячьими глазками.
– А чей это дом? – прямо у порога, с места в карьер, спросила девушка. Она прищурилась, внимательно наблюдая за «тыквой». Та покрылась бордовыми пятнами и злобно выпалила:
– Как это чей? Мой, конечно, а ты здесь приживалка, между прочим. Ты помни об этом, а то недолго и на улице оказаться.
– Твой? Точно? – приподняла Евгения брови. – А может, ты запамятовала, тетушка?
– Что это я запамятовала? – натурально удивилась баба.
– Ну, например, что дом этот совсем не твой, а мой, – как ни в чем не бывало ответила Женя, пожимая плечами. Она сейчас блефовала, не зная, что из этого получится.
– Что-о-о? – взревела бабища и вскочила с кресла.
– Тебя как звать-то, кстати? – не обращая внимания на ярость гиппопотама, задала Евгения вопрос. Тетка замерла, будто наткнулась на стену, и уставилась на Женю ничего не понимающим взглядом.
– Чего ты на меня смотришь, как баран на новые ворота? Имя свое помнишь или забыла? – совершенно спокойно спросила Женя. Видя, что тетка не хочет отвечать, девушка повернулась к Геннадию:
– Геночка, ты не помнишь, как зовут твою мать, мою тетку? Похоже, у нее что-то с головой, совсем не понимает, о чем ее спрашивают.
– Марья Васильевна она, – ответил парень и тихонько хихикнул.
– Маня, значит, – покачала Женя головой. – Хорошее имя. А расскажи-ка мне, Маня, как я вообще попала в твой дом? Если он, конечно, действительно твой?
– Это мой дом! Мой! – взвизгнула Марья Васильевна. – А ты здесь вообще никто, и звать тебя никак.
– Вот-вот, – подняв указательный пальчик вверх, закивала девушка головой. – Как раз это я и хочу знать. Если я тут никто и звать меня никак, то как я сюда попала? Почему ты на рынке сказала, что являешься теткой моей родной? Объяснись, – сказала Женя, сделав упор на слове «объяснись». – Насколько мне известно, у меня никогда не было родственников. Откуда ты появилась?
– Как это не было родственников? – встрепенулась Марья Васильевна и с удивлением посмотрела на сына, как бы призывая его в помощники. – Твой отец – мой двоюродный брат. Вон и Генка может подтвердить, – все больше и больше хмурясь, говорила тетка, ничего не понимая. – Ты что это, совсем заболела?
– Неужели? – всплеснула Женя руками. – Двадцать пятая вода на киселе, значит? Что-то не помню я, чтобы ты в гости к нам приезжала, – задавала Женя вопросы совершенно спонтанно. Естественно, она даже понятия не имела о том, приезжала ли та к брату в гости или нет, но какое-то шестое чувство ей подсказывало, что сестра с братом были совсем не дружны. Она решила прикинуться ничего не помнящей, чтобы получить хоть какую-то картину о прошлом своей сестры Надежды. И совершенно случайно попала в самую точку.
– Мы были в ссоре. Очень серьезной ссоре, – буркнула женщина. – Давно это было, с тех пор и не знались.
– Откуда же ты взялась? Почему я попала к тебе? Почему живу в этом доме?
– Что ты мне голову морочишь? – начала злиться тетка. – Будто сама ничего не знаешь, – все больше и больше наливалась краской баба, бросая на Евгению ненавидящие взгляды. Девушка, не обращая внимания на визгливые ноты в голосе и покрасневшее от злости лицо «тыквы», задала следующий вопрос:
– Извини, у меня что-то с памятью. Рассказывай, – многозначительно постукивая битой по своей ладони, приказала девушка. Она строго посмотрела на тетку, когда та, поджав губы, не захотела ей отвечать. – Если не хочешь, можешь молчать, – пожала Женя плечами. – Я ведь могу и в другом месте получить информацию. Так ты мне расскажешь, что произошло и что было потом?
– Что произошло, то всем известно. Мой брат вместе с женой, твоей матерью, погибли в автомобильной аварии, а ты жива осталась. Вот после этого на мою голову и свалилась, – пробурчала женщина и бросила на Евгению взгляд исподлобья.
– И сколько же мне тогда лет было? – продолжала допрос Евгения.
– Как это сколько? Сама, что ли, не знаешь? Тринадцать уже исполнилось, – сквозь зубы прошипела тетка. Она сильно злилась, думая, что дрянная девчонка решила поиздеваться над ней. – Натерпелась я с тобой, пока тебя в норму привели после той аварии. Ведь у тебя совсем крыша поехала, сколько по врачам с тобой пришлось таскаться. А сколько денег я на тебя угробила!.. А ты… совсем неблагодарная, – насупилась Марья Васильевна и хмуро посмотрела на Евгению.
– Крыша, говоришь, поехала? И в чем же это выражалось? – не сдавалась Женя, совершенно не обращая внимания на раздражение «тыквы».
– Разговаривать не хотела, вся в себе была. Могла ни с того ни с сего засмеяться или заплакать.
– А где мы жили? Я имею в виду, где мы жили с родителями до несчастного случая? – перебила тетку девушка.
– В квартире жили, в Москве, – пожала женщина плечами. – Слушай, что ты мне голову морочишь? Что за глупые вопросы задаешь? – снова сорвалась на крик «тыква».
– А что сейчас с этой квартирой? – по-прежнему, не обращая внимания на ор тетки, продолжила свой допрос Евгения. Она одарила бабу таким взглядом, что у той сразу же пропало желание спорить с нею.
– Как это что? Я ее в аренду сдала. Кормить-то тебя нужно, а на работу кто ж слабоумную возьмет?
– Значит, я слабоумная? Ненормальная, одним словом? – нахмурила Женя брови. – Ты это хочешь сказать?
– А то не знаешь? Конечно, ненормальная, а я мучаюсь с тобой. Бегаю по всему городу, разыскиваю ее, а взамен кашу на голову получаю. Креста на тебе нет, Надька, вот что я тебе скажу, – снова набирая обороты, все больше и больше распалялась тетушка, заметив растерянное лицо девушки.
Женя глубоко вдохнула, взяла себя в руки и как ни в чем не бывало ехидно улыбнулась «родственнице».
– Ну это ты зря, «тыквочка», крест на мне есть, и я его никогда не снимаю, – вытащив крестик на цепочке из-под футболки, проговорила Женя и поцеловала его.
– Как ты меня назвала? – ошарашенно глядя на девушку, спросила Марья Васильевна и глупо захлопала глазами.
– «Тыквочка», – рассмеялась Евгения. – Тебе это прозвище так идет, прям как будто родилась с ним.
Женя услышала, как с кресла, где сидел Геннадий, донеслось тихое хихиканье. Марья Васильевна тоже это услышала и выпрыгнула из кресла с проворством, которого трудно было от нее ожидать, если учесть, что она весила больше центнера. Она вцепилась сыну в волосы своими коротенькими, похожими на сардельки пальчиками.
– Ах ты, сукин сын, – заорала она. – Над твоей матерью измываются, а ты еще и смеяться вздумал?
Парень взвыл от боли:
– Пусти, я-то здесь при чем? Она обзывается, вот с ней и разбирайся. Пусти, сказал, – еще громче заорал парень и, вскочив с кресла, вылетел из комнаты, как ошпаренный. – Собрались две бабы дуры, разобраться не могут, кто из них кто, а я крайний, как всегда, – ворчал он, распахивая дверь на улицу.
Евгения тем временем заняла только что освободившееся кресло. Закинув ногу на ногу, она молча уставилась на свою так называемую «родственницу» немигающим взглядом.
– Итак, тетушка, я думаю, что нам есть о чем поговорить… – ехидно улыбаясь, сказала Женя. В руках она продолжала держать биту, которой все так же медленно постукивала по своей ладони.
