Людмила Ситникова - Прайс на прекрасного принца
Катарина завизжала. Лиза юркнула под одеяло.
Выяснив, что перед ней все же не ведьма, а родная свекровь, Копейкина схватилась за сердце:
– У меня будет приступ. Честное слово, я не переживу эту ночь!
– Мне продолжать рассказывать фильм? – подала голос Лизка.
– Я тебя умоляю, прошу, засыпай! Завтра мы поедем в кафе, ресторан, куда захочешь, только спи.
Услышав от Розалии много интересных слов, Волкова-младшая клятвенно пообещала не открывать рот до самого утра.
Впрочем, клятва была нарушена уже через десять минут.
– Ка-а-та-а… Ка-а-ат… Катарина! Ты заснула?
Пожалуй, единственный раз в жизни Катка порадовалась, что у нее нет собственных деток.
– Что опять?
– Я хочу пить. Принеси водички.
– Вода в кухне, в графине.
– Принеси.
– Ты не маленькая. Сходи сама.
– Боюсь.
– Кого?
– У меня страх чужих кухонь. Очень редкий страх. Называется кухняфобия.
Чертыхаясь про себя, Копейкина поплелась в кухню. Протянув Лизке стакан, она зло прошипела:
– Теперь все?
– Ага.
– Ты наконец уснешь?
– Угу.
Как только коварная дрема забрала Катку в свои хлипкие объятья, над самым ее ухом раздалось:
– Катариночка. Катусик, дело есть. Эй, Катамаранчик!
Открыв покрасневшие глаза, Катка поняла – этой ночью ей уже не суждено насладиться сновиденьями.
Специально не реагируя на зов Лизки, Копейкина гадала, до каких пор Волкова будет коверкать ее имя? А у Лизаветы была богатая фантазия, посему, лежа на спине, она продолжала шептать:
– Катаклизма, проснись.
Потом:
– Катамон, открой на секунду глаза.
Чуть позже:
– Катарок, ну у меня действительно важное дело!
Сдалась Копейкина, когда Лиза назвала ее Катарактой.
Улыбаясь самой кретинской улыбочкой, Ката повернула голову и, едва сдерживаясь, процедила:
– Я тебя слушаю, мой ангел.
– Кат, я писать хочу. Проводи меня до санузла.
– Что?!
– Составь, говорю, компанию до дамской комнаты. Сил нет терпеть, в сортирчик мне надо. Одна боюсь, у меня боязнь чужих туалетов. Тубзикофобия называется. Слышала о такой?
Издав пронзительный стон, Копейкина вспомнила Инну и Петра. Они у нее попляшут, она им еще устроит! Век не забудут!
Глава 6
Каждая девушка любит заниматься своей внешностью. И Альбина в этом случае не являлась исключением. Порой казалось: имей Биночка больше свободного времени, она часами простаивала бы у зеркала, пристально рассматривая свое пухлое личико.
Черты лица Бины были далеки от идеала, но тем не менее сама девушка причисляла себя к первым красавицам.
Сейчас, вместо того чтобы воевать с пылью, Альбина сидела на кровати, сконцентрировав взгляд на маникюре.
Когда дверь открылась и в спальне для прислуги появилась Лидия Серафимовна, Бина даже не повела бровью.
– Дочь, – властным тоном сказала Лида, – сколько можно возиться с ногтями?
– Мам, все в порядке. Лак уже почти высох, через пять минут я выйду.
– Бина! Ты выйдешь не через пять минут, а немедленно!
– Ты опять?
– Не опять, а снова. Янка на меня накричала, в гостиной, куда ни глянь, всюду пыль. Ты забываешь о своих прямых обязанностях.
Альбина скривилась. Обязанности… Господи, как она их ненавидела. Быть прислугой – это так унизительно. Постоянно все, кому не лень, тебя оскорбляют, заставляют что-то делать, торопят, упрекают… Ух!
Но винить кого-то в том, что она – прислуга, Биночка не имела права. Она сама выбрала для себя эту стезю. После окончания школы Лидия и престарелый Альберт Осипович в один голос твердили, что девушке жизненно необходимо продолжать учебу. Биночка стояла на своем. Она не собирается больше сидеть за партой, выслушивая нудные и до коликов в желудке скучные речи учителей. Ей надоело учиться. Она наконец хочет жить спокойной, тихой жизнью, в которой нет места педагогам, учебникам и домашним заданиям. Изъявив желание работать у Германовых прислугой, Альбина обрекла себя на вечную тоску. Тосковала девушка двадцать четыре часа в сутки. Ее одолевала тоска, когда она вытирала пыль, прогуливалась по саду, ела, принимала ванну… И даже сейчас, глядя на свои ногти и чувствуя спиной гневный взгляд матери, Биночка находилась в компании привычной тоски.
– Мам, ну иди уже. Сказала, сейчас приду.
– Когда будешь пылесосить, смотри на пол, а не по сторонам, – давала советы Лида. – Мне неприятно потом выслушивать упреки от Германовых. На прошлой неделе, убираясь в кабинете, ты…
– Мама! – взревела Бина, вздрогнув от звука собственного голоса. – Я все поняла. Иди!
Качая головой, Лидия Серафимовна покинула комнату.
Бина сжала кулаки:
– Сделай то, принеси это. Надоело! Почему я работаю, как Золушка, а другие прожигают жизнь, разъезжая по дорогим ресторанам, клубам и загранкам? Почему? Почему все именно так, а не иначе?
Поставив лак на тумбочку, Биночка в последний раз взглянула на свое отражение и, оставшись весьма довольной, отправилась выполнять возложенные на нее обязанности.
В гостиной, не успев включить пылесос, Альбина заметила ухмыляющегося Марка. Его надменный взгляд заставил девушку упереть руки в бока:
– Марк, отвернись.
Парень продолжал сканировать Бину бледно-зелеными глазами.
Германов целиком и полностью подходил под определение – красавец. Рост, фигура, внешние данные – все было, как говорится, на высшем уровне.
Лениво пройдясь ладонью по русой шевелюре, Марк приблизился к Альбине:
– Ты же знаешь, что мне нравится наблюдать за тобой.
– А мне не нравится. Ненавижу шпионаж.
– Я не шпионил. – Он приобнял девушку за талию.
– Марк, не надо. Не здесь.
– Брось, никто не увидит.
– Моя мать может зайти.
– Рабочее место твоей матери – кухня. Здесь ей делать нечего.
Положив правую руку на бедро Бины, Марк притянул девушку к себе.
– Почему вчера ты не пришла? Я ждал.
– Не смогла улизнуть из спальни.
– А сегодня сможешь?
– Марк… – Бина попыталась вырваться, но крепкие объятья Германова оказались сродни тискам.
Впившись губами в пухлые губки Альбины, Марк начал ее целовать, а та… Схватив парня за волосы, Бина заголосила:
– Пусти меня! Урод! Я же сказала…
– Не пущу! – Марк вновь попытался силой вырвать у Бины поцелуй.
– Убери от нее руки! – раздался тихий, но в то же время уверенный голос сзади.
Обернувшись, Марк заметил стоявшего на лестнице племянника. Юрий – плотного телосложения брюнет с приятным лицом – двинулся вперед. Марк рассмеялся.
– Я ослышался или ты и правда что-то сказал?
Потянув Альбину за руку, Юрий процедил:
– Имей в виду, в следующий раз я не ограничусь простыми словами. Еще раз увижу, как лапаешь Бину, поговорим по-мужски.
Альбина хитро улыбнулась и в ту же секунду нацепила на лицо прискорбное выражение.
Марк прерывисто задышал. Толкнув Юрия в плечо, он загудел:
– Ты кто такой? Самый умный, да? Хочешь схлопотать, да? Иди сюда, я научу тебя, как надо разговаривать со старшими!
Юрий в долгу не остался. Марк получил кулаком под дых.
В гостиной началась драка. Пока парни мутузили друг друга, Альбина, зажимая голову руками, орала:
– Кто-нибудь… разнимите их, они покалечатся!
Из кабинета выбежал Клим – низенький мужчина с начинавшей редеть шевелюрой. Растащив по углам сына и брата, он вознамерился прочесть парням лекцию, как вдруг со второго этажа сбежала Эльвира.
Мотая головой, отчего ее рыжие кудри напоминали огненное пламя, Эля подлетела к сыну.
– Юра! Что он с тобой сделал? Ты в порядке, сынок?
– Мать, не вмешивайся.
– Клим, ты должен положить конец этому безобразию. Ты глава семьи, сделай же что-нибудь! – Повернувшись к Марку, она зашипела: – Правду говорят, в семье не без урода. Ты – та паршивая овца, которая портит все стадо.
Альбина тенью прошмыгнула в кухню. Клим Альбертович, пошептавшись с супругой, вернулся в кабинет. Марк облизал кровоточащую губу и, не говоря ни слова, поднялся к себе в спальню.
Четверть часа спустя он, в свойственной ему нагловатой манере, без стука ворвался в спальню Юрия. Юра стоял у окна, Эльвира сидела в кресле. Увидев Марка, Эля вытянула руку вперед, указывая на дверь:
– Уходи! Марк, я прошу по-хорошему. Не нарывайся. Лучше уйди, иначе…
– Иначе что? – Германов подошел к комоду и, облокотившись на него спиной, сложил руки на груди.
– Иначе тебе придется пожалеть.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю.
– Мать, не перегибай палку.
– Я не перегибаю, – взвизгнула Эльвира. – У нас с Климом был серьезный разговор, и мы… мы пришли к выводу, что, наверное, будет лучше, в первую очередь для тебя самого, если произойдет переезд.
– О чем ты? – Марк нахмурился.
– Тебе необходимо пожить отдельно… от нас.
– А!.. Вот куда ты клонишь. Ну что ж, умно. Очень умно. Жаль только, что ничего из этой затеи не выйдет. И знаете почему?
Эльвира втянула щеки.