Маша Стрельцова - Записки падшей ведьмы
— Восемнадцатого растущая луна будет, можно будет и нормальное заклятье сделать, — заметила я.
— Тебя мне сам Бог послал! — очень искренне сказала она.
Я вздохнула. Я б на ее месте не стала так резко повышать Толика в должности…
Ирка тем временем радостно схватила калькулятор, пододвинула тетрадку, а мне велела:
— Сейчас ко мне водитель приедет под расчет, да оставшаяся девушка — ты б шла к себе, не светилась тут.
— Оки, — согласилась я. До десяти часов я честно дремала, а потом позвонила Корабельникову.
— Витенька, это я, — зашептала я в трубку.
— Удрала? — настороженно спросил он. — Я тебе звонил сейчас, дома трубку никто не взял.
— Удрала, удрала, — уверила я его. — Ты мне не поможешь, узнать надо кой — чего.
— Смотря чего, — понизил он голос.
— В общем Зырян перед смертью мне говорил, что собирается жениться на дочери екатеринградского авторитета, Татьяна ее зовут.
— Ну, знаю, — перебил он меня.
— Мне б ее адресок, Вить. Только не руга…
— Ты чего, идиотка? — заорал он, не дослушав. — Сиди где сидишь и не высовывайся!
— Вить, — заныла я. — Ну я тебя очень прошу, не ругайся, лучше узнай, а? Ты не скажешь — так мне в другом месте спрашивать придется, так и спалиться недолго.
— Не буду я грех на душу брать, — уперся он. — Что я, не понимаю что ты к этой Татьяне собралась? Мать твоя и так мне голову оторвет как приедет.
— Матери моей и так голову из-за такой дочери оторвут, — со вздохом сказала я. — Не вредничай, Витька, лучше адресок пробей.
— И отправить тебя на верную смерть? — бесцветно сказал он.
— Витька, я ж не дура попусту подставляться, у меня жизнь одна. Просто надо попытаться эту ситуацию разрулить, пока маменька не приехала.
— Черт, ну как же тебе помочь? — застонал он.
Я его понимала. Понимала, как ему тяжко осознавать, что моя жизнь висит на волоске, а он, мой старый друг детства — совершенно ничего не может сделать.
— Все нормально, Вить, — как можно беззаботнее улыбнулась я в трубку, хотя на душе и скребли кошки. — Вот если адресочек пробьешь — буду премного благодарна.
Он помолчал и наконец сухо ответил:
— Зовут невесту Татьяной Буймовой, и она дочь екатеринградского смотрящего, а не просто авторитета. Все еще хочешь туда лезть?
— Разберемся, — уклончиво ответила я.
Типа у меня есть альтернативный вариант.
— Ладно, — решился он. — Может и впрямь поможет тебе это, ты так — то вроде не дура, в школе мне контрольные на пятерки решала. Жди, перезвоню я тебе на сотовый.
В общем, други мои, через часишко я уже ехала на рейсовом автобусе в Екатеринград и в кармане у меня лежала бумажка с адресом Татьяны, незадачливой невесты Зыряна. Дама проживала в частном доме на улице с чудным названием Степная.
В доме у невесты стоял дым коромыслом. Я всю дорогу пока ехала мучительно размышляла — ну как, как сделать так, чтобы проникнуть в дом и допросить гражданку Буймову? Не знаю как насчет допроса, а с проникновением проблем не было — это я поняла, как только подошла к искомому дому. Казалось, что все екатеринградские ханурики собрались здесь. Из окон доносился нестройный пьяный хор, доносились чьи-то истеричные выкрики, на крыльце тщедушный мужичонка вяло лупил плачущую бабу. Эээ… за нарушение супружеской верности, как я поняла из его выкриков. Хм… что — то тут не то. Наверняка я ошиблась. Я сверилась с бумажкой и вежливо спросила у мужиков, которые на лавочке соображали на троих:
— Простите, Степная 10 — этот дом?
— Чёё??? — вылупили они на меня зенки. По наморщившимся лбам было видно — вопрос был за пределом их интеллектуальных способностей.
— Степная, десять — не подскажете где? — вздохнула я.
— Так вот же! — ткнули мужики в дом за собой. — Ты заходи, не бойся, поди на поминки?
— Ну, — кивнула я.
Мужики переглянулись и один, в клетчатой кепочке, понизив голос зашептал:
— Слышь, девонька, будь человеком, вынеси стопарики.
— А сами чего, ног нет? — удивилась я.
— Да не, — помялся он. — В общем, Танькин полюбовник там, а Таньку мы это… того, пока его не было, в обчем не могём мы теперя туда пробраться. Вот и мучаемся.
И мне красноречиво показали на трехлитровую банку с широким горлом, на две трети заполненной бражкой. А я — то думаю — откуда такой мерзкий запах?
— Бражечка — как мед, сладкая да вкусная, — мечтательно глядя на банку, облизнулся мужик в ватнике.
— Только за шиворот из банки течет, — жалобно закончил третий. — Ты уж подсоби нам, девонька, ладно?
Я сухо кивнула, чтобы не рвать дипломатических отношений с аборигенами, и пошла в дом. Терпеть не могу алкашей, хватит с меня папика. В этот момент из дома кое — как вышла баба, опухшая от пьянки и посмотрела вокруг бессмысленным взором, в котором явно плескалась водка.
— О, Галька! — обрадовался мужик, лупивший на крыльце жену. — Все, сделал как ты хотела — свою уму — разуму поучил, вещи забираю — и к тебе. Ага, Гальк? Будем жить как люди, ага?
Новоявленная невеста сказала «Пошел в …, козел» и упала где стояла и мощно захрапела.
— Галька, ты чего? — не понял мужичок, пытаясь ее поднять.
— Бу-бу-бу, — в гневе ответила невеста и прицельно запулила ему в глаз.
— Ах ты! — завизжал мужичошка и принялся лупить теперь Гальку.
Вторая баба мгновенно смахнула слезы, уперла руки в боки и с видом победительницы взирала на эту сцену.
— Пройти можно? — вежливо спросила я.
— Чё? — не понял мужик.
Я вздохнула — ну что за люди, вечно приходится по два раза элементарные вопросы повторять!
— Могу я в дом пройти? Вы со своей бывшей и будущей супругой все подходы к двери перекрыли.
— Чаво? — снова тупо переспросил мужик.
— С дороги отойди! — рявкнула первая баба. — Расшеперились посреди путя, не пройти, не проехать!
— Так бы и сказали, — проворчал мужик, отходя в сторонку.
Я перешагнула через блаженно похрапывающую пьянчужку и наконец зашла в дом. Там, за длинным столом в большой комнате куча народа незатейливо пьянствовала.
— Татьяна — то где? — спросила я у тетки с краю.
Та бессмысленно на меня посмотрела, неверной рукой налила мне водки и пробормотала:
— Верка, шалава, давай выпьем!
Я сосредоточенно прикинула. Так — случайные связи раз в пару недель, чаще никак, и больше никого. Дел у меня по горло, не до секса.
— Я, тетенька, не шалава! — твердо молвила я.
— Да как не шалава! — возмутилась она. — Аль не я своего мужика с тебя за задницу стаскивала, а? Не помнишь?
— Я не…
— Машк! — заорала баба через стол. — Помнишь Верку — шалаву?
— Ну? — подтвердила Машка.
— Так вот она! — торжествующе ткнула в меня баба.
Машка пристально посмотрела на меня и помотала головой.
— Не, Верка — то помясистей будет, да на рожу посимпатичней.
— Вот и я говорю — не Верка я! — подтвердила я, проглотив замечание про рожу.
— Не Верка? — подозрительно спросила баба.
— Не-а! — открестилась я.
— Ну, тогда выпьем! — решила бабенция.
— Не, — отказалась я. — Язва, проклятая, замучила, не выпить, ни погулять по-человечески, минералку вот пью теперь.
— Ой, горемычная ты, горемычная! — закачали головой собутыльники, глядя на меня с искренней жалостью.
Алкоголикам лучше не говорить, что ты не пьешь — не поймут. Лучше прикинуться горькой алкашкой, навсегда отлученной ввиду обстоятельств от родной бутылки.
Я старательно состроила унылую физиономию, долженствующую выражать мою скорбь из-за этого факта.
— Ты, дочка, выпей, все как рукой снимет, — такой — то ветхий дедок с видимой мукой пододвигал мне свой шкалик… с водкой.
— Я же только что объяснила, что у меня язва! — вскричала я.
— Так это ж водка с солью, — мудро пояснил дедок. — Само то для язвы.
— Ни хрена! — авторитетно заявил красномордый мужик. — Язву надо водкой с медом лечить.
— Вы чё, совсем? — покрутила у виска моя соседка. — Для язвы непременно нужна водка с перцем!
И она щедрой рукой сыпанула в стопарик полперечницы.
Я бочком — бочком принялась вылазить из-за стола.
Еще немного — и меня тут явно та-ак полечат.
— Ты куда? — всполошились «эскулапы».
— Да вот чего — то…, — промямлила я.
— Прихватило ее, че, не понимаете? — прокомментировал дедок, сторонник водки с солью.
— Ну ты беги, девонька, — напутствовала соседка и сунула мне на прощание свое фирменное «лекарство» в граненом стакане.
Я вылетела на кухню, где сидел мужик и курил папиросу. Чуть дальше на табуретках сидело еще три мужика, но я решила что с папиросой — самый вменяемый.
— Дяденька, — обратилась я к нему. — Я сама тут не местная, по какому поводу пьянка?
— Так а жаних у Таньки помер, вот она и убивается, сердешная, — с печалью пояснил дяденька.
— А сама Танька где? — продолжала я допытываться.
