Наталья Александрова - Руки вверх, я ваша тетя!
— Ну и что? Куда он потом-то делся? — тетя Каля никогда не страдала избытком терпения, это Лола помнила с детства.
И долго думать тетя Каля особенно не любила, она предпочитала действовать.
— Вот тут написано, что Дубов Анатолий Петрович умер, — медленно сказала Лола.
— Точно! Умер! — вскричала тетя Каля. — Ты не подумай, что я радуюсь, но хоть что-то прояснилось. Стало быть, это Анатолий мне наследство оставил, больше некому.
— Подожди, тетя Каля, не торопи события, — пробормотала Лола, — этот самый Дубов умер в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году.
— Вот тебе и раз! — озадачилась Калерия Ивановна. — И что же теперь делать? Выходит, не тот этот Анатолий Петрович, не муж мой?
— Спокойно, — у Лолы в голове блеснул лучик разумной мысли, — скажи мне вот что: уехал твой второй муж из Черноморска в восемьдесят пятом, а приехал в каком году?
Тетя Каля вздохнула, подняла глаза к потолку и надолго углубилась в подсчеты. Минут пять в комнате стояла тишина, только тетка шумно дышала и шевелила губами. Сама собой открылась дверь, и показался любопытный нос Пу И, которого Аскольд очевидно послал на разведку, удивленный наступившей тишиной.
— Вспомнила! — закричала тетя Каля так громко, что Пу И немедленно испарился. — В семьдесят девятом я его встретила, как раз летом.
— Все ясно, учитывая не совсем законный характер занятий твоего второго мужа, мы можем предположить, что у него были фальшивые документы, — решительно произнесла Лола.
— Ты хочешь сказать, что я расписывалась с ним в ЗАГСе по фальшивому паспорту? — вздрогнула тетка.
— Вполне возможно. Только что ты-то боишься? У тебя-то паспорт настоящий был… Значит, когда он вернулся, если он вернулся именно в Петербург, потому что мы даже этого наверняка не знаем, так вот, когда он вернулся, он снова стал не Дубовым, а кем он там был на самом деле. И что нам теперь делать? Все концы обрубил, ох и хитрый у тебя муженек!
— Да уж, — расстроилась тетя Каля, — а только делать нечего: нужно идти туда, по адресу того Дубова, и брать их за жабры. Есть там кто из родных-то?
Лола подумала, что тетка возможно права, а если не права, то все равно больше ничего не остается, потому что не ошибается только тот, кто ничего не делает, и под лежачий камень вода не течет.
— Сейчас переоденусь! — встрепенулась тетя Каля. — А то неудобно к незнакомым людям в простом платье летнем.
И она скрылась в комнате Лолы.
— Слушай, а у этого Дубова оказывается еще мать жива! — сказала Лола, заслышав за спиной звук открываемой двери. — Только ей сейчас восемьдесят четыре года. Однако, старушки бывают еще достаточно бодрые…
Она повернулась, и слова застряли в горле. Тетя Каля переоделась. Теперь на ней было шелковое парадное платье, на лиловом фоне располагались крупные пунцовые цветы непонятного вида. Не то это были розы, не то тюльпаны. Такие стилизованные цветы раньше любили изображать на обоях и на плохо отпечатанных открытках, поздравляющих гражданок с Международным женским днем Восьмое марта. Лола прикинула, что при теткиных габаритах шелку на платье пошло немеряно.
— Ну как, нравится? — тетка горделиво повернулась. — Перед самой поездкой пошила. Думаю, первый раз в ваш город еду, нельзя же в рванье каком-нибудь появиться.
— Н-нравится, — Лола сглотнула слюну, — только ты знаешь, сегодня на улице прохладно, нужно бы пиджачок какой-нибудь, а то простудишься.
— Кто — я? — с негодованием завопила тетка. Да я в жизни не простужалась.
«И ведь есть же у нее деньги, — подумала Лола, вполне может одеться прилично. Хотя при ее габаритах все нужно шить на заказ…»
Если и были у нее надежды, что тетка прикроет пунцовые цветы обширным темным пиджаком, то они очень вскоре испарились. Пиджак оказался бархатным, темно-красным, впрочем, Лола в глубине души так и думала. Судя по размерам и внешнему виду, тетя Каля использовала для пошива парадное знамя того самого полка, в котором служил некогда ее третий муж Степан Тимофеевич Свириденко.
Лола только покрутила головой и дала себе слово, что как только они разберутся с этой ужасной историей, она сводит тетку в магазин «Великие люди», где продается одежда самых больших размеров, и подберет ей там приличную одежду по ее габаритам.
Сама Лола собралась быстро, правильно рассудив, что, как бы она ни оделась, все равно за теткиной мощной фигурой ее никто не заметит.
* * *Мать покойного Анатолия Петровича Дубова проживала в центре на Литейном проспекте в доме номер тридцать семь рядом с магазином элитного дамского белья под названием «Дикая орхидея».
Еще пока медленно шли по Литейному, разыскивая нужный дом, тетя Каля глазела на богато оформленные витрины. Теперь же она просто застыла на месте.
— Это же надо такое людям показывать! Это что — белье? Что ж за белье — и ничего не прикрывает, и не греет, опять же кружева небось натирают.
— Не натирают, — усмехнулась Лола, — женщины в этом белье траншею не копают и марш-бросок не делают.
— Да уж, — вздохнула тетя Каля, — представляю, что сказал бы Степан Тимофеевич, если бы увидел меня в таком белье.
И она трубно захохотала. Лола представила кокетливые трусики и лифчик, только раз в десять больше, чтобы налезли на тетку, и закатилась хохотом, так что даже прохожие оборачивались.
Они смело вошли в подъезд, не отягощенный домофоном, и поднялись на второй этаж. Лестница когда-то была очень красива — с витыми чугунными перилами и богатой лепниной на потолке. Сейчас все выглядело довольно запущенным, но грязи на полу не было, и пахло не то чтобы приятно, но и не помойкой.
Лола не придумала еще, что они скажут старухе Дубовой, и станет ли она вообще с ними разговаривать. Тетя Каля склонялась к тому, что следует говорить правду и только правду — люди, мол, поймут. Лола никак не могла тетку разубедить.
— Ну ты пойми, тетя Каля, — говорила она на ходу, — ведь дело наше не совсем обычное. Ведь уже два покойника в это дело замешалось, стало быть, очень опасное оно. А ты хочешь первому встречному человеку все выболтать! Ну разве так можно…
Не успели они подойти к двери, как она распахнулась, и вышла женщина лет пятидесяти, одетая скромно и даже слегка неряшливо. Лола тотчас подхватила тетю Калю под руку и увлекла вверх по лестнице. Женщина мазнула по ним равнодушным взглядом и отправилась по своим делам.
— Ты чего, Ольга? — загудела Калерия, как только женщина скрылась за дверью подъезда. — Как раз из нужной квартиры женщина, может, разузнали бы чего…
Но Лолина интуиция подсказала ей действовать иначе. На двери висела табличка: «Дубовой — 1 зв. Мигунец — 2 зв.»
Лола нажала на кнопку. Послышались старческие неуверенные шаги, и дверь тут же открыли, ничего не спрашивая. Даже тетя Каля удивленно покачала головой.
На пороге стояла невысокого роста весьма полная старушка, глядя на широкую улыбку которой Лола сразу же заподозрила, что с бабусей не все ладно. Жидкие седые волосы были завязаны розовой ленточкой, на руке на каждом пальце поблескивали дешевенькие колечки с разноцветными стекляшками вместо камней.
— Здравствуйте! — воскликнула старушка громким жизнерадостным голосом, как актриса на детском утреннике. — Гости! Очень люблю гостей! А что вы мне принесли?
Лола с тетей Калей переглянулись.
— Ленты, кружева, ботинки, — пропела старуха, — что угодно для души! Фик-фок на один бок! она расхохоталась. — Ну если нет ничего, то так проходите, посидим, чаю попьем…
— Это хорошо, — тетя Каля вдруг вытащила из своей необъятной сумки коробку конфет, — как раз к чаю будут…
Старушка по-детски захлопала в ладоши от радости, и Лола полностью утвердилась в диагнозе: бабка в глубоком маразме. Она подумала, что зря они сюда пришли, вряд ли удастся что-нибудь узнать, но тетя Каля уже дала себя увлечь в комнату.
Против обыкновения в квартире наблюдался порядок и относительная чистота. В прихожей был явно не так давно сделан ремонт, то есть, конечно, обои были наклеены самые простенькие и дешевые, белорусского производства, и линолеум старый, времен развитого социализма, но не валялось никаких бебех, как обычно в коммунальной прихожей, не стояли бабушкины пыльные сундуки и бельевые корзины с довоенными газетами. В комнате у старухи тоже было вполне уютно. На широком подоконнике вольготно расположились комнатные цветы, кровать была прикрыта ярким покрывалом, стоял не новый, но вполне приличный телевизор корейского производства. Старушка уселась в кресло и вопросительно посмотрела на гостей.
— Мы к вам, Галина Павловна, из районной социальной службы, — затараторила Лола, — вот, ходим, проверяем, в каких условиях живут пенсионеры нашего района… А конфеты — это от вашего депутата подарок к трехсотлетию города…
Старушка снова радостно рассмеялась, при этом на губах у нее лопались пузыри, как у младенца. Тетя Каля вызвалась поставить чайник, Лола осторожно приступила к расспросам. Галина Павловна вдруг вскочила с места и подбежала к старому трельяжу. Зеркало на нем потрескалось, но пыли, как отметила Лола, не было. Стояли там разные баночки с кремами и валялись тюбики с губной помадой. Старушка придирчиво оглядела себя в зеркало, взялась было за гребень, но потом оглянулась на ожидавшую Лолу и решила видно не отвлекаться надолго. Она только наскоро накрасила губы, причем по причине плохого зрения накрашенный рот получился чуть сбоку от настоящего. Но старушку это ничуть не смутило. Она еще раз оглядела себя в зеркале и осталась удовлетворена, после чего села в кресло и довольно внятно рассказала, что живет она одна, родственников никаких нету. Но они прекрасно ладят с соседкой Верой Мигунец. Вера женщина самостоятельная, к ней хорошо относится. Дальше пошла какая-то галиматья, старуха стала повторять, что плохо выглядит, потому что давно не была у своего парикмахера. Лола, боясь, что так ничего и не узнает, прямо спросила, всегда ли старушка жила одна. Та сразу же пригорюнилась и сообщила, что был у нее муж, и сын, и невестка даже была.
