Елена Логунова - Афродита размера XXL
— Только три слова? — огорчился он.
— Будут еще три, — выкрутилась я. — Потом, когда ты снимешь с ребер говяжье сердце. Значит, так: сейчас беги домой, отклеивай ливер и сразу же говори: «Крекс, фекс, пекс!» Это будет вроде фиксации волшебного действия. Потом вырой ямку, положи в нее три золотых и ложись спать… То есть просто ложись спать, без золотых и ямки, они из другой оперы.
Оживленно болтая, я проводила Витьку до двери.
— А с сердцем что делать? — спросил он, уже стоя на лестнице. — С говяжьим, то есть?
Бетик, подпрыгивая у его ног, на собачьем языке давал какие-то свои настоятельные рекомендации по этому поводу, но услышан хозяином не был.
— Лучше всего потушить его со сметаной, — посоветовала я и плотно закрыла дверь за гостями. — Фу-у-у… Ох, нелегкая это работа — на ходу сочинять отвороты!
Я пробежалась по дому, привела в относительную гармонию интерьер, как обычно, изрядно пострадавший после утренних сборов Коляна на работу и Масяни на прогулку, позавтракала остатками пломбира и тоже снарядилась к выходу.
Вадик ждал меня, сидя на штабеле фанеры у павильона. Его протяженная, как борт океанского лайнера, стена уже не была глухой: в белой парусине зияли два сквозных отверстия, аккуратно прорезанных по контуру, который я вчера собственноручно наметила с помощью карандаша для глаз. С сожалением вспомнив, во что он превратился после этих чертежных работ, я подумала, что моя самоотверженность просто беспримерна. Какая другая женщина с такой легкостью отдала бы работе самое дорогое — новенькие косметические принадлежности? А я вот и карандаш стерла, и ножнички затупила!
«С кобелями благополучно разобралась, теперь очередь за кабелем!» — напомнил внутренний голос.
— Так что у нас с транспортиром? — деловито спросила я Вадика, не спеша присаживаться на фанерный лист с махровым краем, чреватым занозами и фатальным повреждением колготок.
— С чем? — заметно удивился напарник.
— С трансформером? — неуверенно предположила я.
Мне помнилось, что та проблемная штуковина, которую «прекрасные люди» из отряда застройщиков не подцепили к силовому кабелю, начинается на «транс», но что там дальше — я запамятовала. Внутренний голос оживился и засыпал меня вариантами: «Транспортер, транспарант, трансвестит?»
Идея совмещения трансвестита с оголенным концом силового кабеля будоражила воображение, но рассмотреть возникшую живописную картинку во всех ее садо-мазохистских подробностях я не успела. Вадик проявил сообразительность:
— С трансформатором?
— Да!
— А-а-а, с ним все нормально, будет у нас трансформатор.
— Ну вот видишь! — обрадовалась я. — А ты расстраивался! Есть еще проблемы?
— Тебе весь список озвучить или только первую сотню?
Вадик откашлялся и приступил к перечислению нерешенных вопросов, среди которых, впрочем, доминировали его личные проблемы, как то: катастрофическая нехватка свободных денежных средств, обострение лично-семейных отношений на почве катастрофической нехватки свободных денежных средств, угнетенное настроение вследствие обострения лично-семейных отношений, вероятный тектонический разлом черепной коробки как результат вчерашней попытки избавиться от угнетенного настроения и угроза близкой смерти по причине вероятного тектонического разлома черепной коробки.
— Короче, тебе одолжить денег и дать таблетку от головы? — подытожила я, терпеливо пропустив этот мутный поток похмельного сознания через фильтр чистой логики.
— А у тебя есть?! — Вадик молитвенно поднял на меня глаза, окруженные темными кругами.
Лишних денег у меня не было, а таблетку я товарищу дала. Вадик слопал ее всухомятку, но потом все-таки попросил водички. Поблизости никаких чистых родников не имелось, и я согласилась сбегать в ларек на задворках Экспоцентра.
Близость будки «Соки-воды» к территории готовящегося форума уже сказалась на ассортименте напитков. На витрине на самом видном месте стройными рядами стояли бутылочки с лимонадом «Буратино» производства местной фабрики. На этикетках, помимо традиционного изображения длинноносого деревянного мальчишки, красовался логотип грядущего Международного инвестиционно-экономического форума. Сочетание двух этих декоративных элементов вызвало у меня противоречивые эмоции. Наверное, следовало порадоваться за отечественного производителя, который дерзновенно увидел своей целевой аудиторией высоких государственных мужей, авторитетных политиков и топ-менеджеров мировых компаний, однако лично мне лимонад никогда не казался любимым напитком просвященных экономистов и крупных инвесторов. В связи с этим возникало подозрение, что в роли наиболее типичного инвестора выступает сам Буратино, а ведь всем известен печальный результат его капиталовложений в Поле Чудес! На мой взгляд, это несколько компрометировало предстоящее серьезное мероприятие. Под картинкой с изображением Буратино, дразняще жонглирующего золотыми на фоне ухоженной пашни и в опасной близости от эмблемы Международного инвестиционно-экономического форума, не хватало только откровенно издевательского призыва: «Заройте деньги в наши черноземы!» Я подумала, что мысль разместить символику форума на лимонадных этикетках пришла к производителям «Буратино» из лагеря идейных противников укрепления экономики нашего родного региона. Хотя гораздо более вероятно, что это результат развития событий по формуле «хотели, как лучше, а получилось, как всегда».
Впрочем, мое критичное отношение к идейному содержанию художественного оформления продукта никак не сказалось на моем же покупательском спросе. Я приобрела сразу три бутылочки лимонада: одну — для томимого жаждой Вадика, вторую — для себя, а третью — как сувенир для Масяни. Наверняка завод выпустил ограниченную партию лимонада международно-инвестиционной тематики, второй раз такое чудо может и не попасться! А я очень люблю чудеса.
«И даже сама их организуешь!» — напомнил внутренний голос.
Это ехидное замечание испортило мне настроение. Я отнесла живую инвестиционно-экономическую водичку Вадику и, усевшись рядом с жадно булькающим напарником, погрузилась в тоскливые думы.
По-хорошему следовало позвонить Анке, узнать, как чувствует себя ее муж, и выразить приятельнице сочувствие (хотелось надеяться, что не соболезнование). Однако я медлила набирать Анютин номер, потому что опасалась необоснованных, но эмоциональных обвинений в том, что это я, горе-прорицательница, накликала беду на мирное семейство Тороповых.
Каждый здравомыслящий человек понял бы, что упрекать меня в этом совершенно бессмысленно. Мое самодеятельное предсказание было настолько туманным, что ему соответствовало бы любое мало-мальски значительное событие в жизни Анкиного Димочки: не только автомобильная авария, но и заноза в пальце, и повышенная напряженность в бизнесе, и даже новая великая любовь (на которую я, собственно, и намекала) — все потребовало бы от Анюты особого внимания к супругу, проявления душевной заботы и большого терпения. Я могла объяснить это Анке, будь она, как обычно, трезвомыслящей и рассудительной, но не сейчас, когда приятельница во власти стресса.
Короче говоря, я тянула с неприятным разговором до тех пор, пока Анюта не позвонила сама. К этому времени я успела покончить с очередной малоубедительной имитацией трудового дня и прогуливалась в парке возле нашего дома с Масяней. Ребенок уже выпил инвестиционно-лимонадный напиток и увлеченно играл с бутылочкой, которую я не сумела у него отнять.
— Ты что, мама! Это просто замечательная бутылочка! Ее никак нельзя выбрасывать! Она мне обязательно пригодится! — быстро спрятав ценную вещь за спиной, заявил Мася живо и с такой укоризной, что я устыдилась своей возмутительной бесхозяйственности.
Ребенок оказался прав: экс-буратиновая бутылочка пригодилась ему для множества более или менее полезных игр. Мася набирал воду в действующем фонтанчике и выливал ее в недействующий, поливал клумбы, наполнял поилки в кормушках для белочек и барабанил пустой бутылкой по парковым скамейкам. Я вынуждена была следить, чтобы ребенок не замочил рукава в фонтанчике, не измазался в грязи и не попал под горячую руку какому-нибудь ожесточенному любителю парковой тишины. О том, чтобы просто выбросить такую чудесную многофункциональную бутылочку в урну, нечего было и думать, но мне почти удалось уговорить Масяню дать ей самое последнее воплощение — цветочной вазочки на столике летнего кафе, когда за поворотом аллеи перед нами возникла большая куча гравия. При виде нее глаза сына сверкнули, как сигнальные фонари автомобиля, и смысл этого сигнала был мне совершенно ясен. Я поняла, что это просто замечательная куча, которая Масяне обязательно пригодится.
