Дарья Донцова - Микстура от косоглазия
Номер квартиры, в которой проживал Вадик, я выяснила очень легко. Вошла в подъезд, увидела лифтершу и, притворно вздохнув, спросила:
– Не знаете, где мне найти молодого человека, скрипача, Вадима Семина?
– Зачем он вам? – бдительно поинтересовалась дежурная.
– Я сотрудница консерватории, привезла Вадиму ноты, – лихо соврала я, – дом хорошо помню, бывала у Семиных не раз, а квартиру забыла!
Консьержка оглядела меня с головы до ног и, очевидно, осталась довольна, потому что весьма приветливо ответила:
– Он живет на седьмом этаже, поднимайтесь.
Я поехала на лифте вверх, по дороге сообразила, что дежурная не назвала мне номер квартиры, но, когда лифт бесшумно открылся, глаза наткнулись только на одну дверь, самого роскошного вида. В этом доме каждый этаж занимала одна квартира.
Внутрь меня впустила женщина лет сорока, одетая в розовый фартук. Не выказав никакого удивления при моем появлении, она почтительно сказала:
– Ванная вот здесь, полотенчико голубое, абсолютно чистое.
Я молча вымыла руки и спросила:
– Простите, Вадим…
– Он вас ждет, – ответила женщина, – сюда, пожалуйста.
Мы миновали длинный коридор, просторный холл, потом какую-то странную комнату без окон, всю, от потолка до пола, завешанную картинами. В огромных апартаментах стояла музейная чистота и такая же тишина, в воздухе витал легкий запах полироли для мебели. Наконец мы добрались до нужной комнаты. Я слегка удивилась, дверь ее была обита кожей.
Когда-то, до массового появления железных, подобная дверь, обложенная ватой и обитая дерматином, была в нашей с Раисой квартире. У многих в подъезде дерматин был разделен на ровные ромбы «золотой» проволокой. У нас с мачехой денег на эту красотищу не хватило. Но внутри жилого помещения я никогда не встречала такого дизайна. Разве только в НИИ, где работала уборщицей, там такая дверь вела в директорский кабинет, и сделано это было из функциональных соображений. Начальство, обладавшее зычным голосом, не хотело, чтобы сидевшие в приемной слышали его разговоры.
– Пожалуйста, – притормозила домработница и распахнула дверь.
Я шагнула внутрь и не удержала завистливого вздоха. Именно так должна была выглядеть моя комната, имей я в кармане столько денег, сколько их было у родителей Вадима.
Вообще говоря, мне грех жаловаться. Всю жизнь я прожила в отдельной квартире, крохотной «двушке». Большинство ребят из моего класса обитало в таких же, и у них на тридцати квадратных метрах толпилось безумное количество родственников. У Ленки Мамалыгиной, например, в десятиметровке жил старший брат с женой и двумя младенцами, а в «большой» комнате ютились остальные члены семьи. У Мишки Каретникова вообще не было кровати, он спал на кухне, на надувном матрасе. А куда, скажите, ему было деваться, когда отец привез из деревни свою безумную мать? Мишкину софу отдали бабке, а другую кровать в квартиру невозможно было впихнуть. Мы же с Раисой жили вдвоем, но своей комнаты у меня не было. Спали мы в «маленькой», а «залу» мачеха превратила в гостиную, там стоял телевизор. Уроки я делала на кухне. Игрушки мои лежали в ящике под кроватью, а книг в нашем доме не водилось. Попав впервые в гости к Томочке, я обомлела, увидев бесконечные стеллажи с книгами, и спросила:
– Зачем вам столько книжек? Только пыль собирать, лучше в библиотеке взять!
Класса с пятого я стала мечтать о собственной комнате, кстати, мечтаю о ней до сих пор. Мне кажется, что у мужа и жены должны быть разные спальни. Никто не мешает супругам укладываться в одну постель, но должна существовать хоть теоретическая возможность закрыть за собой дверь и остаться в блаженном одиночестве. Не знаю, как у вас дома, а у нас в относительном покое можно оказаться лишь в туалете, да и то очень ненадолго.
Годам к двадцати пяти, уже живя в одной квартире с Томочкой, я очень хорошо представляла, чего хочу[2]: большую, тридцатиметровую комнату. Стены светлые, занавески и ковер нежно-зеленого цвета. Такого же оттенка и накидка на огромной кровати. Никаких раскладных диванов, на которых я сплю всю жизнь, только «стационарная» кровать, с горой подушек и теплых пледов. А около нее должна стоять большая тумбочка с уютной настольной лампой. На одной стене – книжные полки, на другой – картины… Парочка кресел, торшер… Мечтать не вредно, никогда у меня не будет подобной комнаты. Но сейчас я воочию увидела ее, только принадлежит она Вадиму. Впрочем, было тут то, что ни при каких обстоятельствах не оказалось бы в моей спальне. В правом углу громоздился черный концертный рояль, около него стоял пюпитр с нотами, рядом, на специальной подставке, лежала скрипка.
– Когда я вам понадоблюсь, позовете, – шепнула домработница и исчезла.
– Вы ко мне? – раздался с кровати тихий голос.
Я подошла ближе. В горе подушек, укрытый светло-зеленым пушистым, даже на взгляд мягким пледом, полулежал юноша. В руках у него был толстый том.
– Вы ко мне? – повторил он и отложил книгу.
Мой взгляд на секунду упал на обложку: «История взлета и падения Римской империи».
– Меня зовут Виола Тараканова.
– Вадим, – представился молодой человек.
– Ваша домработница, очевидно, приняла меня за врача. Сначала отправила мыть руки, а потом привела сюда.
– У меня бронхит, – пояснил Вадим, – поэтому ходят медсестры делать уколы, каждый раз появляются новые женщины, вот Лариса Михайловна и перепутала. Слушаю вас.
– Я из милиции.
– Откуда? – удивился Вадик.
– Из уголовного розыска.
Парень сел, нашарил тапки, надел их, потом встал и, указав рукой на два кресла, между которыми стояли маленький столик и торшер, церемонно сказал:
– Прошу, присаживайтесь. Никогда не имел дела с правоохранительными органами.
– Вы не получали паспорт? – улыбнулась я.
– Только за документами приходил, – улыбнулся он в ответ, – а в уголовный розыск никогда не обращался! Знаете, я даже детективы не читаю, на мой взгляд, отвратительная литература. Вот уж кого следует привлекать к ответственности, так это их авторов. Вместо того чтобы образовывать русский народ, они потрафляют дурным вкусам, создавая низменные произведения, не имеющие ничего общего с настоящей литературой.
– Я пришла не для того, чтобы беседовать о книгах!
– Да, конечно, внимательно слушаю.
– Вы были знакомы с девушкой по имени Ксюша?
Вадим слегка порозовел.
– Ксенией Савченко?
Я не знала фамилии несчастной, поэтому сказала:
– Девушкой, влюбленной в вас до такой степени, что она даже решила запечатлеть имя «Вадим» на своем плече. Неужели Ксюша никогда не показывала вам тату?
Вадим покраснел.
– Я не просил ее делать эту глупость! Честно говоря, я обозлился, когда увидел татуировку. На мой взгляд, это отвратительно, но у Ксюши имелось собственное мнение по этому поводу.
– Вы любили ее?
Вадим сжал губы.
– А в чем, собственно говоря, дело?
– Она знакомила вас со своими подругами? Знали вы Аню Кузовкину?
– Нет.
– А если подумать?
– Нет.
– Ксения никогда не водила вас в свои компании?
– Нет!
– Ни разу?
– Нет!
Вадим произносил короткое восклицание с самым сердитым видом. Олег называет такое поведение подследственного «уход в глухую несознанку». Я обозлилась: ну, Вадик, погоди!
– Гражданин Семин, ваш гражданский долг дать показания!
– Так рассказывать не о чем, – поморщился Вадим.
– Хорошо, – кивнула я, – можете сейчас молчать. Уйду несолоно хлебавши, но потом возьму у прокурора санкцию на ваше задержание, пришлю сюда патруль, и вас под конвоем доставят в СИЗО, там и побеседуем, правда, не в такой милой и уютной обстановке. Вас, естественно, потом отпустят, но, во-первых, о задержании сообщат в консерваторию, а во-вторых, соседи по дому получат обильную пищу для пересудов. Не удивлюсь, если с вами перестанут здороваться. Объясняй потом, что ни при чем. Как говорят, «то ли он украл, то ли у него украли, но была там какая-то неприятная история».
ГЛАВА 9
Вадик сравнялся по цвету со стеной, его тонкие пальцы начали вздрагивать, но голос прозвучал твердо:
– Вы не имеете права…
– Давайте попробуем проверить!
С этими словами я решительно встала.
– Бога ради, сядьте, – воскликнул Вадик, – честное слово, я ничего не знаю! Но вы спрашивайте, я буду откровенен.
– Как вы познакомились с Ксюшей?
– Она меня от хулиганов спасла.
Я удивилась:
– Девушка? Вас?
Вадим кивнул:
– Понимаю, что это глупо звучит, но именно так и обстояло дело. Возвращался я поздно вечером с концерта, подошли ко мне двое и велели: «Снимай часы, давай кошелек и мобильник».
Вадим испугался и начал безропотно расстегивать кожаный ремешок дорогого «Лонжина», но тут из темноты вылетела худенькая, растрепанная девчонка и заорала:
– Эй вы, уроды, отвяньте от человека, иначе со мной дело иметь будете!
