Наталья Александрова - Козел и бумажная капуста
— Значит, говоришь — факс? — скрипучим голосом спросил шеф. — Это мы тоже проверим, заходила ли ты в офис в шесть часов или нет...
Всю обратную дорогу до офиса Олешек молчал, наливаясь тяжелой чугунной злостью, и старался не встречаться со мной глазами.
На вахте, внизу нашего бизнес-центра вместо Юрика сидел сухонький подслеповатый старичок в толстых очках, нацеленных на посетителей, как два оптических прицела, и с профессионально поджатыми губами, узкими, как щель монетоприемника.
Наклонившись к нему, Олешек с тяжелой гипертонической одышкой проговорил:
— Извините... вас как по имени-отчеству?
— Иван Игнатьевич мы, — ответил бдительный старичок и тут же насторожился: — А почему вас, собственно, наше имя-отчество интересует? Это до вас никак не касательно. Ваше дело какое? Предъявить и пройти. А наше дело — не допустить проникновения посторонних лиц.
— Иван Игнатьевич, — нетерпеливо перебил его Олег, снова наливаясь багровой краснотой, — а кто на этом посту в пятницу дежурил, в конце рабочего дня?
— В пятницу? — переспросил охранник. — В пятницу мы же и дежурили лично. А почему вас, собственно, эти вопросы интересуют?
— Производственную дисциплину проверяю во вверенном мне коллективе, — ответил Олешек, быстро сообразив, какой ключик подходит к сердцу охранника.
И он оказался совершенно прав. Старый вохровец сразу же расцвел, в глазах его появилось теплое, отеческое выражение закоренелого убежденного стукача.
— Производственная дисциплина — это хорошо! — одобрил он.
— Так вот я и хотел уточнить: если вы лично дежурили в пятницу, может быть, вы случайно помните, когда ушла домой вот эта сотрудница? — И Олешек предъявил меня для опознания.
Старикан обежал меня злорадным взглядом, в котором явственно читалось: что, попалась, голубушка? Попалась, так отвечай!
— Почему же случайно? — ответил он, еще сильнее поджав губы. — В нашей работе случайностей нет! Мы пока что из ума не выжили! Эта, конкретно, сотрудница в пятницу покинула вверенный объект в пятнадцать часов пятьдесят минут.
Я облегченно вздохнула, но, как выяснилось, радость моя была преждевременной. Отвратительный старикан на сказанном не остановился. Он продолжил:
— А потом в восемнадцать часов ноль пять минут она вернулась. Чем привлекла наше внимание. Но поскольку был предъявлен пропуск установленного образца за номером семьсот восемьдесят семь бе-пе, чинить препятствий мы не стали и на объект допустили. А в восемнадцать тридцать объект покинула окончательно.
Олешек посмотрел на меня так, как будто хотел этим взглядом испепелить на месте и немедленно развеять мой пепел в окрестностях бизнес-центра.
Я всплеснула руками и приблизилась к охраннику:
— Иван Игнатьевич, миленький, ну вспомните хорошенько, ведь я как ушла без десяти четыре, так больше не возвращалась! Не была я здесь вечером! Вы меня с кем-то путаете!
— Мы пока что из ума не выжили, — повторил старик свою любимую фразу, — и мы вам никакой не миленький! И махинации ваши покрывать не намерены! Если мы говорим, что сотрудница была допущена на объект — значит, так оно и было. Был предъявлен пропуск за номером семьсот восемьдесят семь бе-пе...
У меня закружилась голова, перед глазами поплыли цветные пятна. Что же это такое происходит? Я сошла с ума? Хожу, как лунатик, делаю что-то, не помня потом об этом?
Да чушь собачья! Ведь я была в парикмахерской, потом дома, а оттуда отправилась в этот чертов ресторан, чтоб ему пусто было! Значит, старикан-охранник врет, ему кто-то заплатил, чтобы он дал ложные показания! Но зачем? Кому понадобилась та машина? И где, черт побери, Витька? Должен же он объявиться?
Я развернулась на каблуках и бросилась назад, не обращая внимания на грозный окрик шефа. Я решила поехать в гараж и расспросить там про Витьку и машину. Но перед этим все же нужно заскочить в парикмахерскую и попытаться уговорить Люсю.
Однако мне не повезло. Народу в первой половине дня в понедельник в салоне почти не было, Люськи на месте тоже. А когда я поинтересовалась, ее соседка по рабочему месту поджала губы и кивнула мне на дверь кабинета хозяйки салона.
— Наша с утра раздрай устроила! Что-то там у нее с деньгами не сошлось, сейчас с Люськи стружку снимает.
— Часто она так? — поинтересовалась я, только чтобы что-нибудь сказать.
— Каждый понедельник по плану, но сегодня что-то сильно разоралась, кто-то на Люську стукнул, что она от клиентов деньги берет, а в кассу их не кладет.
Я вздохнула, сообразив, что от Люси мне помощи не дождаться, и поехала в гараж. Там все оказалось одновременно и просто и сложно. На мой прямой вопрос, куда делась машина за номером таким-то, начальник гаража Виктор Степаныч отвечал твердо: где эта машина, он понятия не имеет. Он лично Витьку никуда не посылал и документов никаких предоставить не может.
— Это как же? — я даже оторопела. — Ну и порядочки у вас!
— Нормальные порядки, как и везде! — буркнул он.
Я прижала его к стенке, тогда он признался, что подлец Витька, видно, брал машину на выходные для собственной надобности. Бывало так и раньше, но всегда в понедельник утром машина стояла в гараже, чистая и неповрежденная.
— А сейчас уже второй час, машины нету, и вы понятия не имеете, где она и шофер!
Тот только рукой махнул, и я поняла, что Степаныч потихоньку мухлюет с рейсами и накладными, что он покрывает водителей, а они — его, и ничто не заставит их признаться в своих маленьких грехах.
Я рассердилась и пообещала Степанычу кучу неприятностей. Он поверил, потому что и сам понял, что с машиной что-то нечисто. Виктор Степаныч тяжко вздохнул и вышел из кабинета. Я поплелась за ним.
В процессе разбирательства, для которого пригласили сторожа Михалыча и двух работяг, делающих вид, что чинят грузовик, выяснилось, что Витька в пятницу был приятно обрадован моим звонком и решил использовать его на всю катушку. Начальства не было, Виктор Степаныч тоже отлучился на дачу в пятницу вечером (с ума они все посходили с этими дачами!).
Работяги долго мялись и чесали в затылке, сторож тоже молчал, отворачивая лицо в сторону, но Виктор Степаныч был неумолим, а я призвала на помощь все свое терпение. В конце концов сторож сдался и сообщил, что Витьку уговорил поехать на ночную рыбалку Кешка Воскобойников. Собрались прямо из гаража, не заезжая домой, чтобы жены не пронюхали и не упекли на дачу. Удочки и все, что нужно, у Кешки были припрятаны тут же. Собирались вернуться в субботу вечером или в крайнем случае в воскресенье утром. И вот... — Михалыч развел руками.
— В какое место поехали? — вступил Степаныч.
— А Кешке этому домой звонили? — вторила ему я.
Сторож отвечал обстоятельно, что ехать собирались по Выборгскому шоссе, а на какое озеро конкретно, он не знает. Мой вопрос он проигнорировал.
Степаныч пробормотал под нос какое-то ругательство и крупными шагами устремился в кабинет.
У Кешки Воскобойникова дома ответила жена, что сам Кешка приполз домой утром в субботу жутко избитый, на лице синяк, и все тело болит. Провалялся два дня, и в понедельник на работу не пошел, а ей ничего не рассказывает.
— Сейчас что делает? — рявкнул Степаныч.
— Спит, что же еще...
— Будить!
Испуганная жена побежала будить. Степаныч глянул в мои умоляющие глаза и включил громкую связь.
— Рассказывай, — строго предложил он разбуженному Кешке, — лучше по-хорошему...
— Степаныч, — заныл было тот, но Степаныч был настроен решительно:
— Ты меня лучше не зли!
— Ну... — покорно вздохнул Кешка, — это, значит... ехали мы, ехали...
— В аварию, что ли, попали? — не выдержала я.
— Ой, а кто это? — удивился Кешка, но Виктор Степаныч так зарычал, что Кешка согласился: — Влипли, на семнадцатом километре... Там один «чайник» вывернулся — хотел проскочить... А Витька и говорит — хрен, мол, ты у меня проскочишь... Ну и...
