Иоанна Хмелевская - Проза жизни
Пани Марта решила, что узнала достаточно. На всякий случай надо, конечно, поговорить с Тереской, но теперь уже понятно, что к чему. Уйдя от сына, она отправилась подстерегать дочь.
Тереска вернулась четверть одиннадцатого, уставшая и сонная. Обнаружив засаду, она неохотно задержалась на лестнице.
— Милиция о тебе спрашивала, - сказала пани Марта, думая при этом о том, что дочь слишком легко одета для холодных осенних вечеров. Так о чем она, собственно, собиралась поговорить?.. - Что это за история с преступниками, которых вам надо опознать?
— А что, поймали их? — оживилась Тереска и даже сошла на одну ступеньку вниз.
— Не знаю. В чем там дело? Почему ты не в свитере? Ты же знаешь, я в этом вопросе не перегибаю, но тебе должно быть холодно!
— Холодно! — раздраженно фыркнула Тереска, вспоминая, как они пыхтели по дороге из Жолибожа, таща груз, норовивший свалиться на каждом повороте. Груз весил несколько десятков килограммов. - Да с меня семь потов сошло! Попробуй протащить через весь город полсотни кило, я посмотрю, как тебе будет холодно.
Пани Марта обрадовалась, что Тереска сама затронула назревшую тему. Впрочем, в назревших темах она уже потерялась. Таинственность молодого, симпатичного Кшиштофа Цегны, который уже несколько раз интересовался Тереской, тревожила ее не меньше. Предостережение пани Мендлевской, саженцы, свитер, преступники, неподъемные тяжести...
— Вот я и говорю, - поспешно подхватила пани Марта. - Доченька, может, это организовать как-то иначе? Почему из Жолибожа? То есть, я хотела сказать, почему через весь город? Я знаю, вы что-то такое делаете для школы, но можно же матери все толком объяснить!
— Прямо сейчас? — В голосе Терески завибрировал яростный протест.
— Да, прямо сейчас, - ответила пани Марта, для чего ей пришлось собрать всю свою твердость. Она и сама не была уверена, что сейчас подходящая пора для педагогических бесед. - Ты целыми днями где-то пропадаешь, возвращаешься непростительно поздно. Что все это значит?
Тереска с тяжелым вздохом сдалась и уселась на ступеньку. Что говорить, доставку саженцев можно было бы организовать более разумным способом — разумным в глазах окружения. Для Терески же такой способ был единственно приемлемым, если учитывать Богуся. Но не объясняться же на этот счет — ее не поймут, да она никому никогда и не скажет.
— Один доктор на Жолибоже дал нам пятнадцать штук, - неохотно пустилась она в объяснения, не подозревая, какую тяжесть снимает с сердца матери, и не задаваясь вопросом, откуда та знает, о каком товаре идет речь. - Туда мы добираемся трамваем, но обратно приходится только пешком. А что поздно, так людям вечером удобнее. Возим саженцы на Шпулькиных санях, к ним приделаны колеса. Раньше не получается, люди заняты своими делами.
— А не разумней ли нанять грузовик и перевезти все сразу?
— Как сразу, когда мы каждый день добываем понемногу? И в разных концах. Если бы этот полудурок, мой брат, дал нам свой велосипед, все бы упростилось, но он же бесчувственный чурбан! Ты бы им занялась, а то боюсь, ничего путевого из него не вырастет.
— А чего хочет милиция?
— Ничего особенного, - махнула рукой Тереска, довольная тем, что вопрос о распорядке дня исчерпан. Она с кряхтением поднялась со ступеньки. - Мы должны опознать каких-то типов, которые шляются по участкам. Я пойду спать, устала как собака.
— Погоди... - Помявшись, пани Марта решила рискнуть: — А что за история с ребенком?
— Что? — удивилась Тереска. - С каким ребенком?
— О котором переживает Шпулька. То ли обездоленный, то ли даже брошенный...
Тереска безразлично пожала плечами.
— Не знаю. Она переживает обо всех детях скопом. Потому-то мы и взялись за это дело, сад будет посажен для Дома Младенца. Вообще в том их бараке, где она живет, есть какой-то заброшенный малец, мать у него алкоголичка или что-то в этом роде. Если тебе интересно, спроси у Шпульки, завтра я ее позову к нам. Можно мне наконец поспать?
— Ну конечно же можно, иди...
Сокрушенная несправедливыми подозрениями, которым она позволила себе поддаться, пани Марта в качестве искупления решила помочь дочери. Она подключила мужа, и тот обеспечил грузовой пикап, который в один заход доставил триста саженцев из-под Блендова, от довоенных знакомых пана Кемпиньско-го. Кроме того, дважды в неделю, во второй половине дня, пикапом можно было пользоваться в пределах Варшавы и окрестностей.
Трем сотням саженцев Тереска обрадовалась неимоверно. Зато пользоваться пикапом систематически она наотрез отказалась, чем повергла домашних в крайнее изумление. Упрямство, с каким она цеплялась за право отбывать свою каторгу именно в поздние часы, было совершенно непонятно. Втянутая в дискуссию Шпулька своей уклончивостью произвела, мягко говоря, впечатление недоразвитой и слабовольной натуры.
— По-моему, ты преувеличиваешь, - осторожно высказалась она, когда, избавившись, наконец, от настырных взрослых, они тащили свою колымагу в деревню за Вилановом. - Так мы и до Страшного суда не управимся. Ничего такого не случится, если Богусь разок не застанет тебя дома. Придет на следующий день.
Тереска ничего не ответила, только мрачно посмотрела на нее, а про себя с горечью подумала, что даже Шпульке этого не понять. Богусь не придет на следующий день. Он снова исчезнет на неопределенное время, и она снова будет обречена на ожидание. Только встреча может переломить ситуацию. Она должна его увидеть, иначе у нее лопнет сердце или еще что-нибудь. Сам Богусь искать с ней встреч не будет, ему все равно. Это она должна лезть из кожи вон... Нет, надо что-то придумать, и поскорей!
Конечно, ей досталась жалкая роль, и закрывать на это глаза не удавалось. Положение унизительное, и мириться с ним нельзя. Хорошо бы выбросить этого Богуся из головы раз и навсегда, забыть о его существовании, только как? Да и стоит ли? Сладкий яд отчаяния, мучений и надежды бесповоротно отравил ее. Пути назад нет. И никто ее не поймет, даже Шпулька со своим идиотским здравомыслием, но уж ей-то придется просто подчиниться Тереске.
— Я тебе удивляюсь, - продолжала Шпулька, не дождавшись ответа. - Не буду спрашивать, что ты в нем нашла, он, конечно, очень симпатичный, но ты можешь найти себе не хуже. - Она стащила стол на обочину и уселась на него. - Если он так себя ведет, плюнь на него. Лично я бы плюнула. Сколько можно терпеть? Где это видано?
Тереска уселась рядом с ней.
— Нигде не видано, - признала она. - Я без него жить не могу, вот и все.
— А должно быть наоборот. Вот Стефан глазами в тебя стреляет...
— Пусть лучше сам застрелится. Глаза у него как у голодной козы, сама ведь говорила.
— Ну и что? Зато стоит тебе захотеть, он твои ноги целовать будет. А брат Данки, ты думаешь, он из-за сестры у школы околачивается?
— Не знаю, из-за кого, и знать не хочу.
— А чернявый Анджей? Он готов на голову встать, лишь бы заманить тебя на вечеринку к Магде...
— Анджей? Этот хам? Да еще косоглазый...
— Неправда, вовсе не косоглазый. Просто у него глаза близко посажены.
— Так пусть он их рассадит подальше. По мне, так он косоглазый. Против Данки я ничего не имею, но брат у нее — ограниченный тип, с ним и поговорить не о чем. А все вместе интересуют меня как прошлогодний снег. Не в моем вкусе.
— Ну а Богусь?
Тереска помолчала, потом тяжело вздохнула.
— Я ведь тебе уже говорила, - сказала она несчастным голосом. - Для меня главное в мужчине красота, ум и воспитанность. Всю жизнь я мечтала о таком, у которого все эти достоинства сочетаются. Богусь первый такой...
— И ты считаешь, этого достаточно? — с сомнением спросила Шпулька.
Тереска сидела, упираясь локтями в колени и уронив голову в ладони.
— Оказывается, нет, - мрачно признала она. - Нужно еще четвертое условие: чтобы я ему была нужна.
Шпулька осуждающе покачала головой.
— Красивый, умный и воспитанный. И чтоб ты ему была нужна. Не маловато ли? Тебя не интересуют характер, профессия, образование?
Тереска так решительно затрясла головой, что стол под ними сдвинулся и съехал одним боком в канаву.
— В том-то и дело, что нет. Будем рассуждать логично. Положим, я ему нужна и он нужен мне. Если он умный, то сможет получить и образование, и хорошую работу, и вообще устроиться в жизни. Если он хорошо воспитан, то не будет меня обижать. С таким легко договориться, найти общий язык и вообще вместе жить. А что еще нужно?
Подруги вытащили стол из канавы и двинулись дальше. В первые же дни они приноровились к своей колымаге и усовершенствовали способ передвижения. Повернув тачку задом наперед, они держались за железную скобу и ехали как на самокате, одной ногой отталкиваясь каждая со своей стороны. Способ был замечательный, позволял передвигаться намного быстрее, но только на ровной, не перегруженной транспортом дороге.
