Наталья Александрова - Влюбленным вход воспрещен!
– Что же у него – от простых сигарет крыша поехала? – недоверчиво переспросил сержант.
– Ага, – кивнула я. – С непривычки! У нас дома сигарет нету, у нас ничего нету, вот он и отвык…
– Достали вы меня уже! – рявкнул сержант. – А ну, показывайте – что везете?!
– Ничего не везем, начальника! – еще больше зачастила я. – Совсем ничего! На стройка работали, теперь домой едем!
– Открывай автобус! – продолжал горячиться милиционер. – Показывай свое ничего!
Он подошел к задней двери микроавтобуса и остановился перед ней, широко расставив ноги и положив руку на кобуру в позе белого надсмотрщика на хлопковой плантации.
Я взглянула на сестру, но ждать от нее поддержки не приходилось: Ольга все еще была в полной прострации.
Делать нечего – пришлось открыть дверцу автобуса.
– Ага! – радостно проговорил сержант, увидев плотно набитые мешки. – Это у вас называется «ничего»?
– Да я же говорю – плохо по-русски понимаю! – принялась я оправдываться. – Не знаю, как это будет по-русски… вот и сказал, что ничего!
– Ну все, вы меня достали! – рявкнул сержант. – Вот мы сейчас проверим, какое тут у вас «ничего»…
Он схватил один из мешков и одним рывком подтащил его к двери.
Я побледнела: это был тот самый мешок, в который мы упаковали несчастного Каренина…
– Не надо открывать, начальника! – взмолилась я, попытавшись оттащить его от автобуса.
– Ах, не надо? – сержант плотоядно ухмыльнулся. – Что же у вас там такое? Ну-ка, попробую угадать? Не иначе, анаша!..
– Зачем анаша? – я еще больше растерялась. – Не знаю никакая анаша! В жизни не видел анаша!
– Последний раз спрашиваю – что в мешках?
– Мусор! – воскликнула я.
– Ах, так ты еще и обзываться? – сержант еще больше рассвирепел.
Я оглянулась на Ольгу, надеясь, что она очухалась и придет мне на помощь… и пришла в еще больший ужас: сестра подкрадывалась к сержанту с разводным ключом в руке!..
– Стой! – воскликнула я в отчаянии.
– Зачем же стой! – ответил сержант, приняв мой возглас на свой счет, и рванул края мешка…
Я уже представила, как оттуда выглядывает мертвое лицо тележурналиста…
Но вместо этого на сержанта посыпалась цементная пыль, обрывки обоев и тому подобный строительный мусор. К счастью, это оказался не тот мешок.
– Черт! – вскрикнул милиционер, отскочив от автобуса и брезгливо отряхиваясь. – Это что еще за пакость? Что же ты, чернослив засахаренный, меня не предупредил, что у тебя там мусор? Теперь ни одна химчистка форму не примет!
– Как не предупредил? – засуетилась я. – Почему не предупредил? Я тебе говорил, начальника, что там мусор! Я же тебе говорил – стой! А ты меня не послушал…
– Вот достал, урюк плесневелый! – тоскливо проговорил сержант. – Ты же говорил, что вы домой едете? Зачем же вы мусор-то домой везете? Мусор на свалку положено!
– Зачем на свалку, начальника? – я округлила глаза. – Мы мусор к себе в кишлак привезем, у нас там ничего нет, даже мусора!..
– А, черт с вами! – сержант махнул рукой. – Везите свой мусор куда хотите! Убирайтесь с глаз моих долой, только здесь приберите! – и он заковылял обратно, безнадежно отряхивая форменную тужурку.
Я облегченно вздохнула, торопливо собрала с тротуара мусор, затолкала обратно в мешок и забралась в кабину.
Ольга молча последовала за мной и заняла водительское место.
– Ты чего, – наконец решилась я обратиться к ней. – Действительно хотела приложить сержанта разводным ключом?
– А что нам оставалось? – проговорила она тоскливо. – Я как представила, что он увидит мертвого Каренина… ну, думаю – где один труп, там и два…
– Ну, ты даешь! – я выразительно покачала головой. – Ты сейчас-то пришла в себя? Сможешь вести машину?
– Смогу… – она встряхнулась, как собака после купания, и тронулась с места.
Перенесенный стресс подействовал на нее неожиданно: если раньше Ольга в основном помалкивала, только время от времени отпуская колкости в мой адрес, то теперь она стала необычайно разговорчивой и тут же сообщила, что мы едем сейчас в расположенную неподалеку ведомственную котельную, где работает один ее старинный знакомый, с которым они то ли сидели за одной партой в первом классе, то ли в детском саду играли в одной песочнице.
– Он с тех пор так на меня запал, – продолжала Ольга свои откровения. – Ходит за мной, глазами ест, цветы дарит… не представляешь, как это противно!
– Что же ты его не пошлешь, если тебе это не нравится? – спросила я в искреннем недоумении.
– Ну, не знаю… – протянула Ольга задумчиво. – Вдруг, думаю, когда-нибудь пригодится… вот, кстати, сейчас и пригодится – сожжем Каренина у него в котельной…
– Да ты что? – я испуганно уставилась на сестру. – Неужели он так в тебя влюблен, что согласится сжечь труп?
– А что? – сестра кокетливо поправила выбившуюся из-под бейсболки прядь. – Ты думаешь, что в меня нельзя так сильно влюбиться? Но вообще-то… – она усмехнулась. – Вообще-то я ему не собираюсь предъявлять Каренина. Пусть бедняга спит спокойно. Кроме того, никогда не следует давать мужчине такой козырь против себя. Мы засунем труп в топку прямо в мешке, скажем, это какая-то секретная документация, которую нужно уничтожить…
Меня передернуло от того, с каким спокойствием она говорит о том, что мы собираемся делать. Впрочем, за сегодняшний вечер у нас было уже столько поводов для волнений, что пора бы и мне перестать ужасаться по таким поводам…
– А почему он работает в котельной? – поинтересовалась я. – Что, не смог найти ничего лучшего?
– Чья бы корова мычала! – Ольга выразительно покосилась на меня. – А вообще, Воскресенский – творческая натура, что-то пишет – то ли историческую драму из жизни шкафов и табуреток, то ли роман про слизняков и улиток. И говорит, что в котельной самые подходящие условия для творчества. Тихо, тепло и никто не мешает.
Мы проехали мимо квартала пятиэтажек, миновали большой пустырь и увидели впереди приземистое двухэтажное здание.
– Вот здесь котельная Вали Воскресенского, – сообщила Ольга, сбрасывая скорость и подъезжая к неприметной железной двери в торцевой стене.
Она остановила автобус, мы выбрались из кабины и подошли к двери.
– Эй, Ольга, – спохватилась я. – А ты не забыла переодеться? Боюсь, что в таком прикиде он тебя не узнает!
– Обижаешь! – Ольга усмехнулась. – Ты не знаешь Воскресенского! Он узнает меня в любом виде, и только скажет, как мне это идет! Хочешь, поспорим?
Я не ответила. Спорить с моей сестрой – себе дороже.
Ольга решительно постучала в железную дверь.
Прошло полминуты, минута, две минуты – никто не открывал, из-за двери не доносилось ни звука.
– Ну, Воскресенский, подожди! – процедила Ольга. – Ты пожалеешь, что заставил меня так долго ждать! Ты должен лететь ко мне на крыльях любви…
С этими словами она снова постучала в железную дверь, на этот раз ногой.
– Я тебе постучу! – донеслось из-за двери. – Я тебе сейчас по голове постучу! Я тебе так постучу, что уши отвалятся!
Я прислушалась с удивлением: голос был хриплый, немолодой и, по-моему, женский.
– Кажется, тебе тут не очень рады! – я с сомнением покосилась на сестру.
Мое предположение тут же подтвердилось: дверь со скрипом отворилась, и на пороге возникла приземистая тетка лет шестидесяти, закутанная в темный платок.
– Чего стучишь? – грозно проговорила она, уставившись на Ольгу. – Тебе бы так по голове постучать!
– Ой! – сестра попятилась. – А где Валентин?
– Валентин? – тетка с интересом посмотрела на мою сестрицу. – Эка, вспомнила! Валентин здесь уже месяц как не работает! Или даже два месяца… – она что-то посчитала на пальцах. – Он тепереча в кино работает этим, как его… киногромо… кинодромо…
– Кинодраматургом? – машинально подсказала Ольга.
– Во-во, этим самым! А нынче у него вообще свадьба!..
– Что? – глаза Ольги округлились. – Как свадьба? Какая свадьба? Почему свадьба?
– Что, девонька, не знаешь, какая свадьба бывает? – тетка сочувственно взглянула на Ольгу. – С цветами, с фатой – вот какая! А ты, девонька, ему вообще-то кто будешь?
– Так, знакомая… – пробормотала Ольга, и, резко развернувшись, направилась к автобусу.
Первую минуту мы ехали в полном молчании.
Затем Ольга не выдержала и проговорила с непередаваемым выражением:
– Ну, Воскресенский! Ну, не ожидала от него такой подлости! Ну, никому нельзя верить!
– Ты чем недовольна – тем, что он хорошую работу нашел, или тем, что он женится?
– Всем! – мрачно отрезала сестра. – Надо же, с виду такой тихоня… правду говорят – в тихом омуте…
– Выходит, не только ты его на всякий случай придерживала, но и он тебя! – проговорила я с необъяснимым злорадством.
На этот раз она не ответила.
– Эй, а что же нам теперь-то делать? – опомнилась я, когда мы поравнялись с пустырем. – Куда мы денем труп?