Дмитрий Черкасов - Канкан для братвы
– А-а, борода из ваты! – вместо приветствия сказал Рыбаков. – Каким ветром?
– Совершаю обход территории, – Иваныч повесил на стул красную шубу. – Радую знакомых визитами. Правда, не всегда получается...
– Что так?
– Да не все еще адекватны, – вздохнул бывший повар, а ныне – заслуженный «контрабас» [13] Санкт-Петербурга и окрестностей, раз в неделю наводняющий приграничные финские городки дешевыми пивом, водкой и сигаретами. – Васек с третьего этажа меня чуть не пристрелил, Палыч принял за галлюцинацию и отказался разговаривать.
– Бывает, – Ксения критически осмотрела заставленный судками стол. – Мы не лопнем?
Денис потрепал по загривку суетящегося Ричарда, тигрового боксера, появившегося в доме после смерти любимого питбуля, и присел на табурет.
– Холодильник большой, – Рыбаков взял сигарету. – Я бы братанов пригласил, но они заняты.
Ксения прижала нос к стеклу, вглядываясь в темноту двора.
По снежной целине, иногда попадая в полосы света фар двух джипов, носились несколько размахивающих руками фигур. Время от времени одна фигура подавала короткие команды.
– Что там происходит?
– Пытаются загнать и скрутить Горыныча. Пусть...
Иваныч непонимающе посмотрел на Дениса.
– Они ж вроде из одной команды...
– Само собой. Только в данный момент Горыныч этого не знает. Вернее, не помнит. Ладно, сами разберутся... Давайте-ка лучше предадимся чревоугодию.
* * *Мичман Семенюк, в чьем ведении находился оружейный склад одной из частей кронштадского гарнизона, выбрал первое января для хищения восьми пистолетов Стечкина неслучайно. В праздничные дни, несмотря на усиление караулов, проделать задуманное было несложно. Часовые, измученные бессонной ночью и неумеренным употреблением горячительных напитков, почти поголовно спят на своих постах, патрули кучкуются в центре города и поправляют здоровье теплым разбавленным пивом, а пожар на складе легко объяснить случайно залетевшей с улицы китайской фосфорной петардой.
Как ни жалко было поджигать хлебное местечко, кормившее мичмана два года подряд, но без этого было не обойтись. Ибо любая проверка выявила бы недостачу половины вверенного Семенюку имущества. За тот срок, что он пребывал в должности начальника склада, мичман реализовал двадцать четыре автомата АК-47, почти сотню пистолетов и две трети боеприпасов к ним, для веса заполнив освободившиеся ящики металлическим хламом, в изобилии валявшимся на пустыре возле ангара.
Семенюк взвалил на плечо плоскую коробку с пистолетами, добрел до забора и перекинул ношу на улицу. Коробка грохнулась на тротуар в нескольких метрах от припаркованного «москвича», в котором восседала мичманская супруга, принимавшая в делах муженька живейшее участие.
Изготовленный в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году из сырой стали разобщитель АПС [14] за номером 3370158 от удара об асфальт треснул.
Одышливая мадам Семенюк резво выскочила из машины, с кряхтением отволокла коробку подальше от забора и уселась на свое место. Честь укладывать груз в багажник она оставила супругу.
Мичман в последний раз окинул взглядом стеллажи, отвернул пробку на пластиковой канистре с керосином, щедро облил им ящики с патронами и протянул бикфордов шнур от связки петард к воротам. Эксперты обнаружат остатки петард и это сработает в пользу версии о хулиганах-подростках, запустивших шутиху из-за забора. А по причине узкого прохода, сделанного в ограждающей склад бетонной стене, пожарные машины не смогут подъехать к горящему ангару, и огнеборцам придется ждать, пока здание не сгорит дотла. В общем, все рассчитано и предусмотрено. От склада останутся одни головешки и непонятные оплавленные куски металла. По причине безденежья военной прокуратуры экспертиза будет проведена на глазок, сгоревшее имущество спишут чохом и не станут скрупулезно изучать каждый вешдок. Просто соберут ковшом экскаватора и утрамбуют в специально вырытую яму.
Семенюк даже выговора не получит. В самом худшем случае его могут перевести из касты «материально ответственных крупного масштаба», коими в армии считаются начальники складов, заведующие дивизионными банями и топливозаправочными базами, в строевое подразделение и назначить старшиной роты. Где также есть, что украсть. Не очень много, но жить можно.
А на восемь АПС у мичмана уже есть заказчик. Тот, который в начале декабря купил у Семенюка пять «Калашниковых» и почти центнер пластиковой взрывчатки.
* * *– ...Был еще один случай, – поддавшийся модному увлечению и бросивший курить Юрий Иваныч с тоской посмотрел на дымящего в свое удовольствие Рыбакова. – В начале семидесятых. Я тогда на целину рванул, поваром в передвижную рабочую столовую... И поселили меня в одной комнате общаги с пятью китайскими студентами. Из какого-то питерского института. То ли текстильщики, то ли автодорожники, сейчас уже не упомню. Ну, вот... День прошел, другой. Скучно. Узкоглазые попались сильно правильные, не пьют, с девчонками ни-ни, вечерами за столом собираются и зубрят что-то. Тоска зеленая... А тут нам как раз радио провели. Чтобы целинники, так сказать, развлекались и повышали свой культурный уровень. С шести утра до двенадцати ночи сплошная классическая музыка и образовательные программы. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, и что конкретно сказал Вещий Олег перед тем, как его змея куснула. Короче, бред... Ну, я покумекал и ровно в шесть утра встал по стойке смирно перед радиоточкой... Заиграл гимн, я стою навытяжку, даже не мигаю. Китаезы проснулись и на меня зырк-зырк. «Сто такое, товарисч?» – спрашивают. Я им объясняю, мол, в нашей стране все каждое утро гимн стоя слушают. Начиная со школьников и кончая глубокими стариками. Закон! Кого поймают спящим – сразу в Сибирь. Есть даже специальные команды, которые нерадивых слушателей отлавливают... Смотрю – узкоглазые струхнули. «А сто, – говорят, – нам тозе надо?» – «Обязательно! – отвечаю. – На вас, как на иностранцев, повышенное внимание обращают». Те быстренько из-под одеял выскочили, построились... И так я неделю развлекался. Потом что-то закрутился, забыл и в одно утро не встал. Чувствую – трясут за плечо. Открываю глаза, вижу: четверо китайцев дверь держат, чтоб, значит, проверяющие не вломились, а двое меня будят... «Вставай, Юра! – шепчут. – Узе сесть! Гимна слусать надо!..» Ну я и отвечаю, мол, заболел, взял справку у комиссара отряда и тот меня официально на две недели освободил от ритуального вставания. Старый рецепт из аптеки показал, типа образец... Узкоглазые задумались, что-то по-своему залопотали. А после обеда ко мне в столовую целая делегация влетает. Комиссар отряда, секретарь партбюро, местный особист, еще человек десять из начальства... «Ты что?! – орут. – Совсем охренел?!.» Оказывается, эти дурики на полном серьезе пришли к комиссару справку просить. Час его мучили, пока он не понял, что они хотят...
– И что дальше? – спросила Ксения, разливая всем чай.
– Да ничего! Повопили, ногами потопали, обещали мне строгача влепить по комсомольской линии и лишить тринадцатой зарплаты. А денежку тогда хорошую платили... Особенно парторг разорялся. Ну, думаю, попляшешь ты у меня... Тут день рождения Ильича наступает. Партийный босс торт заказал, для банкета с областным руководством и гостями из Москвы. Естественно, торт я делал... Большой, красивый, с надписью и профилем вождя. Текст специальная комиссия утверждала...
– Шарфом вяжи!!! – сквозь двойные стекла пробился крик главного загонщика Ортопеда. – Шарфом!!!
– Слава Богу, поймали, – констатировал Денис и посмотрел на часы. – Сорок минут, однако. Молодец Горыныч, славно погонялся...
Сидевший у окна Юрий Иваныч завороженно проводил взглядом трех бугаев, тащивших к распахнутой задней двери джипа нечто продолговатое и извивающееся, словно гигантская гусеница. Обмотанного шарфами и буксировочным тросом Даниила Колесникова закинули в грузовой отсек, внедорожники взревели моторами, развернулись и выкатились со двора.
– Так что там с тортом? – напомнила Ксения.
– А-а, это! – Иваныч подцепил вилкой маринованный грибочек. – Так я слегка изменил консистенцию и состав пропитки. У меня корешок был знакомый, из химиков, тоже на целине трудился. Он и изготовил. Что-то на основе азотнокислого серебра... Вещь просто замечательная! На неделю прививает человеку отвращение к алкоголю и, главное, не позволяет его употреблять. Даже через силу, зажав нос и закрыв глаза. Стакан примешь – и тут же все обратно... Вот я тортик-то и пропитал. Наутро после банкета вижу – идут парторг с комиссаром. Зеленые, качаются, друг друга поддерживают. И зло так по сторонам смотрят! Видно, никак не опохмелиться... Вечером та же картина. Все развлекаются, винцо потягивают, а начальство у себя в вагончике заперлось и на улицу ни ногой. Поэкспериментировать решили, дабы прилюдно не позориться. Ну, весь вагончик и перепачкали... Врачи из медчасти руки разводят, ничем помочь не могут. Не идет алкоголь, и все тут! Хоть ты тресни. До того дошло, что у них стал рефлекс срабатывать на один внешний вид напитков. Идут по лагерю, видят, что кто-то выпивает – и в кусты, потравить маленько. За неделю килограммов по десять скинули... Особиста я так больше и не увидел. Говорили, что он секретаря ЦК с ног до головы разукрасил. Правда, секретарь тоже тортика отведал и в долгу не остался...
