Дарья Донцова - Мыльная сказка Шахерезады
— В шестнадцать десять можно на мой звонить, — напомнила Катя.
— Не беспокойся, — сказала я, — тетя Даша понятливая.
Дом, где проживала Ариадна Олеговна, выглядел обветшалым. В советские времена район за метро «Белорусская» считался суперэлитным. Здесь стояли сталинской постройки дома, в подъездах сидели лифтерши. Милые старушки спрашивали у гостей: «К кому идете?» Удивительное явление! Сразу становилось понятно: вы попали в другую реальность, туда, где никто не использует лифт в качестве туалета, а лестницу как гостиную для приятелей или курилку. Но сейчас от былого величия семиэтажки осталась лишь дубовая, сильно обшарпанная дверь со здоровенной латунной ручкой. С фасада частично облетела штукатурка, а когда я, с трудом распахнув створку, вошла в гулкий просторный холл, выложенный красно-белой плиткой со щербинами, в нос ударил запах переваренных щей и кошачьей мочи. Лифт походил на ажурную клетку, которая скользит внутри шахты, огороженной решетками. Настоящий антиквариат. Увы, как многие старые механизмы, он оказался сломан. На двери висело объявление «Не работает».
Я вздохнула и зашагала вверх по широким ступеням. Стоит ли упоминать, что Соловьева живет на седьмом этаже? Я давно подметила закономерность: если подъемник забарахлил, мне непременно понадобится забраться под самую крышу. А вот если в здании есть два лифта, мне нужно в квартиру в подвале. Спущусь в узкий коридорчик — там непременно не будет света. Налечу на переполненное помоями ведро, поскользнусь и упаду носом в остатки селедки.
Сопя от напряжения, я добралась до квартиры, позвонила и услышала:
— Кто там?
На прямой вопрос я дала прямой ответ:
— Даша Васильева.
В замке заворочался ключ, я увидела женщину, которой с натяжкой можно было дать пятьдесят лет.
— Вы племянница Олеси из двенадцатой? — спросила хозяйка.
— Нет, — ответила я, — будьте любезны, позовите Ариадну Олеговну.
— Я перед вами, — кокетливо произнесла дама.
— Потрясающе выглядите, — ляпнула я.
— Здоровое питание, занятия спортом, ежедневные обливания холодной водой и позитивный настрой, — улыбнулась Ариадна Олеговна, — и надо работать, ходить на службу, иначе обленишься, и тебе конец. Если вы не родственница Олеси, то тогда из ДЭЗа? По поводу лифта? Полнейшее безобразие! Мэрия велела поменять во всех старых домах…
— Простите, — перебила я вдову авиаконструктора, — я от Кати.
Хозяйка посторонилась.
— Входите, обувь можно не снимать, московская причуда заставлять людей вместо туфель натягивать чужие засаленные тапки кажется мне отвратительной. Она свидетельствует о лени хозяйки, которой не хочется лишний раз взять швабру. Сюда, пожалуйста, прошу вас в гостиную. О какой Кате идет речь? У меня несколько знакомых с таким именем, впрочем, клиентов тоже.
Я замялась, не зная, как начать сложный разговор. Ариадна Олеговна пришла мне на помощь:
— Значит, меня вам порекомендовала Катя. Хорошо. Квартира новая? Или вы намерены переоборудовать старое жилье? Сразу предупреждаю, необходимо взять разрешение на перепланировку.
— Речь не о ремонте, — прервала я Ариадну, — Катя ваша внучка.
— Моя кто? — поразилась Соловьева.
— Дочь Ирины. Понимаю, она причинила вам много страданий, — зачастила я, — но Катя ни в чем не провинилась. Похоже, с Ирой стряслась беда.
Хозяйка сгорбилась и разом постарела.
— С Ирой всегда происходили неприятности. Вы из милиции? Хотя, думаю, нет, не похожи. Впрочем, времена меняются. Когда я последний раз общалась со следователем, это была плохо накрашенная блондинка, пахнувшая потом. Помнится, она мне сказала:
— Чего рыдаете, мамаша? Истерите, как потерпевшая. Ваша дочь отброс общества, гнить ей на помойке. Вы воспитали преступницу. Поздновато сопли со слезами мешать, раньше следовало волосы на себе рвать.
Я облокотилась на ручку кресла.
— Ирина вот уже более десяти лет не попадала в зону внимания правоохранительных органов. Она управляющая в ресторане, хорошо зарабатывает, воспитывает дочь-школьницу. Ваша внучка талантливая девочка, отличница, хочет побыстрее получить аттестат и поступить в медицинский.
— Я рада, что Ирина взялась за ум, — спокойно произнесла Ариадна, — но я в душе похоронила дочь. Ни малейшего желания видеться с ней нет. Мы давно посторонние люди. Благодарить за дрова, которые наломала Ира, надо мою свекровь, Киру Алексеевну. Она так меня ненавидела! Страстно, горячо, непримиримо!
Из уст Ариадны Олеговны полился рассказ. Я не перебивала хозяйку. Отлично знаю первое правило сыщика: дай человеку высказаться до конца, не останавливай его. В шелухе пустых на первый взгляд, глупых, злых слов может мелькнуть тоненькая ниточка. Дернешь за нее, и весь клубок размотается.
Шестнадцатилетняя Ариадна не поступила в институт, провалилась на вступительных экзаменах и устроилась на работу в конструкторское бюро помощницей чертежника. Никаких ответственных дел щебетушке не поручали, в ее обязанности входило чинить карандаши сотрудникам, чистить ластики и следить за наличием в конторе свежего белого хлеба. Кляксы от туши замечательно удалялись его мякишем.
В середине сентября заведующий приказал Аре отвезти в Подмосковье пакет с книгами.
— Они предназначены самому Алексею Михайловичу Соловьеву. Веди себя прилично, не хихикай, не болтай глупости, не гримасничай, — внушал ей начальник, — отдай посылку, вежливо попрощайся и уходи. Запомни, Соловьев гений, он работает даже когда спит, не мешай человеку. Усекла?
Ариадна кивнула и помчалась на электричку. Несмотря на осень, в Москве стояла жара, на девушке было легкое ситцевое платье, волосы она заплела в косы и заколола шпильками. Косметикой вчерашняя школьница не пользовалась, по дороге от станции к дачному поселку девочка раскраснелась и походила на героинь с картин Кустодиева. В молодости Аря была пухленькой, о диетах не думала, обладала крепкими зубами, пышным бюстом и роскошным румянцем.
Дверь ей открыл сам Соловьев.
— Наяда! — воскликнул профессор.
Вчерашняя школьница решила, что ее начальник предупредил академика о посылке, а тот по старости лет перепутал имя курьерши, и задорно произнесла:
— Нет. Я Ариадна.
— Еще лучше, — засмеялся Соловьев, — где ваш клубок?[8]
Аря протянула конструктору пакет:
— Там книги, но, может, туда и нитки положили, не знаю, вы проверьте.
Алексей Михайлович кивнул.
— Проходите, душенька, на веранду, посидите в тенечке.
Девушка не сочла приглашение странным, она устроилась у большого стола и взяла булочку с творогом. Соловьев вернулся скоро и попросил:
— Не соблаговолите ли еще немного подождать? Я передам вашему милейшему Ивану Николаевичу кое-какие бумаги.
— Соблаговолю, — захихикала Аря.
Соловьев показался ей смешным дедом, абсолютно не похожим на гения, при упоминании имени которого все конструкторское бюро вскакивало со стульев и отдавало честь. В конференц-зале висели портреты великих советских ученых, было там и изображение Соловьева, но художник запечатлел Алексея Михайловича в костюме с галстуком, аккуратно зачесанными назад волосами и строгим взглядом. А сейчас перед девушкой сидел милый дедуля в помятой рубашке и с торчащими дыбом кудрями, он смотрел весело, наливал гостье чай и безостановочно болтал. Ну откуда маленькой Аречке знать, что судьба привела ее прямиком в руки Дон Жуана, к ногам которого падали актрисы, балерины, певицы и супруги известных людей. О подарках, которые делал своим любовницам Соловьев, ходили легенды, но академик ни разу никому не предложил руку с сердцем. У него была мама, Кира Алексеевна, о которой тоже слагали легенды. Фраза дамы: «Лучшая жена для моего сына — это его мать» — объясняла холостяцкий образ жизни авиаконструктора. Кира Алексеевна никогда не конфликтовала с любовницами «мальчика», более того, она со всеми дружила, деликатно уезжала лечить желудок в Карловы Вары, оставляла Алексея наедине с очередной дамой сердца.
Но если мать понимала, что отношения из легкомысленных делаются серьезными, она хватала топор и… раз… раз… отрубленная голова красотки украшает дачный забор. Только не подумайте, что сверхинтеллигентная поэтесса Кира применяла грубую силу или устраивала скандалы. Дама, сочинявшая стихи о любви, краснела при слове «дурак». Просто она знала, в какой момент и что шепнуть сыну на ушко. После пары маминых реплик Алексей Михайлович без сожаления бросал любую женщину и затевал новый роман. Прежняя пассия могла спокойно приходить в гости, Кира встречала ее поцелуями. Светская Москва отчаянно сплетничала про Соловьева, но все понимали: пока мать академика жива, золотое колечко на безымянном пальце правой руки никому из представительниц слабого пола не заполучить. Но, похоже, Амур решил взять дело в свои руки: Ариадна привезла посылку на следующий день после того, как Кира улетела в Чехословакию. Путевки тогда давали на двадцать четыре дня. Двое суток занимала дорога в поезде, самолетом поэтесса пользоваться не любила. Когда Кира возвратилась в Москву, Аречка уже жила с Соловьевым. Девочка страстно влюбилась в академика, а тот совершенно потерял голову от глупенькой, очаровательной вчерашней школьницы.
