Дарья Донцова - Страсти-мордасти рогоносца
– Написано «Крупа», а внутри мука, – удивился муж.
– Ах ты, господи! – засуетилась Надежда Михайловна. – Ничего, сейчас все соберу. Вот же негодники!
Альберт Кузьмич медленно, стараясь не наступить лапами в муку, пошел к Мози. Кот приблизился почти вплотную к бульдожке, и тут безобразник от всей души чихнул. С пола поднялось белое облако, которое вмиг осело на Альберта Кузьмича. Кот замер, обозрел свои вконец испачканные лапы, издал стон, присел… Мози, сообразив, что сейчас получит знатную трепку, завизжал и ринулся в глубь квартиры. Роки последовал за братом. За щенками с громким воплем, который в переводе на человеческий язык, похоже, звучал как «Ну сейчас поймаю, убью», помчался Альберт Кузьмич, вслед за ним летели белые клубы муки.
– Они же сейчас всю квартиру испачкают! – возмутилась Надежда Михайловна.
Из глубины апартаментов послышались грохот, звон и негодующий вопль кота.
– Мебель сломают, посуду разобьют, – засмеялся Иван. – Мама благодаря подарку любимой подруги будет веселиться сутки напролет.
Домработница схватилась за голову.
– Боже! Что они превратили в осколки? Надеюсь, не красивую напольную голубую вазу, которая стоит возле гостевого санузла.
– Было бы хорошо, коли так, – обрадовался Иван, – давно мечтаю от этого фарфорового монстра избавиться, да мать не дает.
– Пойду посмотрю, – засуетилась Надежда Михайловна.
– Лучше не надо, – остановила я ее, – а то и вам достанется. Пусть успокоятся, потом ущерб подсчитаем.
– Альберт Кузьмич, на кого ты похож! – ахнула Бровкина.
Возвратившийся в столовую кот и впрямь выглядел замечательно. Его иссиня-черная шерсть стала белой, на хвосте светились проплешины, глаза горели нехорошим огнем, а в зубах он нес ошейник Роки.
– Надеюсь, ваше величество не откусило в воспитательных целях щенку голову, – хихикнула я.
В Иване ожил начальник системы особых бригад.
– Крови не видно, похоже, никто не пострадал.
Я пошла в коридор, увидела на полу останки фарфоровых фигурок собачек, которые стояли на консоли, придвинутой к стене, и позвала исчезнувших из виду кабачков:
– Мози, Роки, вы куда подевались?
Из-под кресла, которое стояло в холле у вешалки, донеслось ворчание. Я наклонилась и обрадовалась.
– Вот вы где! Что, кот снова наподдавал безобразникам? Не одобряю насилие, но в данном случае целиком поддерживаю Альберта Кузьмича. Ох, зря вы его рассердили! Теперь их кошачье высокоблагородие с усердием примется за ваше воспитание. Через некоторое время будете реверансы делать, декламировать Пушкина и есть паштет с помощью палочек.
Мою речь прервал звонок мобильного. Я вынула трубку и взглянула на дисплей. Номер человека, который решил меня побеспокоить, оказался скрыт.
– Алло, – сказала я.
В ответ не донеслось ни звука.
– Слушаю вас, – продолжала я, – говорите.
В ухо полетели короткие гудки.
Я пошла в столовую. Наверное, кто-то ошибся, попал не туда. Нажал случайно не на ту цифру и решил не извиняться перед посторонним человеком.
Глава 13
– Значит, Тихон Матвеевич подарил Роману Наумовичу квартиру, потому что не знал, как поведет себя после его смерти Юрий? – уточнил Александр Викторович.
Я, сидевшая сбоку от психолога, кивнула.
– Да. Во всяком случае, Моисеенко именно так мне вчера объяснил. Он считал Ткачева своим другом, но никакие личные проблемы они никогда не обсуждали. И вдруг владелец музея попросил хирурга спешно приехать на Бронную и там подробно изложил, как ведет себя Юрий. Заодно сообщил: «Я в последнее время не очень хорошо себя чувствую. Пошел на обследование, и выяснилось, что мне надо срочно ставить в сосуды несколько стентов. Бог со мной, я смерти не боюсь, но что будет с музеем? Едва мой гроб опустят в могилу, как сын, понукаемый алчной женой, начнет распродавать коллекцию, а следом спустит и сами апартаменты, музей погибнет. Антонина прекрасная жена, но она не боец. Поэтому…» Поэтому Тихон Матвеевич попросил своего единственного друга, которого решил сделать юридическим обладателем квартиры на Бронной, не бросать Тоню, когда самого Ткачева не станет.
– Оригинальное решение, – пробормотал Крапивин.
– Не совсем обычное, – отметил Ватагин. – Хотя… По-разному случается.
– Моисеенко не очень обрадовался возложенной на него миссии, – продолжила я. – Он попытался отказаться от подарка, но владелец музея нашел нужные слова для убеждения приятеля. В конце концов они договорились так. Ткачев впервые в жизни поедет отдыхать. Как медик Роман Наумович велел ему подготовиться к операции – пожить недельку на свежем воздухе, поплавать в бассейне, не менее четырех раз в день питаться, ложиться спать не позже одиннадцати. Ну а потом Тихону поставят стенты, и если он благополучно переживет вмешательство, Роман Наумович вернет ему квартиру, в свою очередь подарит ее прежнему владельцу. Если же исход операции окажется печальным, то Моисеенко должен сохранить музей и выполнить все, что задумал Тихон Матвеевич. А планов у коллекционера была тьма. О том, как все началось, то есть появилась коллекция, лучше сами послушайте рассказ хирурга.
Я положила на стол крохотный диктофон. Из него зазвучал голос моего вчерашнего собеседника.
«…Принято считать, что люди в древности только работали, добывали себе пропитание и постоянно дрались с врагами. На отдых, всякие развлечения и глупости, вроде написания картин, у них не было времени, да и желания. Но это неверно, наши предки занимались творчеством, они оставили наскальные рисунки. И на многих из них запечатлены игры с мячом, который является самым древним спортивным инвентарем. Тихон Матвеевич начал собирать свою коллекцию случайно. Его, маленького мальчика, повели на футбольный матч. Места оказались в первом ряду, и как-то так получилось, что кожаный мяч, отбитый головой игрока, полетел в публику и попал прямо в руки ребенка. Подобные казусы иногда случаются, и добыча всегда остается у счастливчика. Но Тише повезло больше других – на воротах в тот день стоял знаменитый вратарь Лев Яшин. Он увидел, кто заполучил трофей, и сделал знак судье. Через пару секунд к маленькому Ткачеву подбежал мужчина в спортивной форме, спросил, как его зовут, взял у мальчика мяч, отнес его вратарю и вскоре вернул назад с автографом: «Тихон, всегда стремись к Победе. Лев Яшин». Конечно, Тиша рассказал о своей удаче всем ребятам во дворе, смотреть на подарок бросились и их отцы, взрослые мужики. Мальчик взял несколько своих мячиков, которыми играл, поставил их на полку, а презент вратаря водрузил в центр. Вот так и началась коллекция.
Невинное детское увлечение с годами превратилось во всепоглощающую страсть. Тихон завел знакомства на многих стадионах, приплачивал разным людям, которые отдавали ему мячи после знаковых соревнований или впускали в раздевалки, где Ткачев просил у спортсменов автографы. К собирателю мячей привыкли все, спортивное начальство выдало ему особый пропуск, позволявший беспрепятственно общаться с игроками и тренерами. Пару раз разные общества приглашали Ткачева читать лекции спортсменам о мячах. О коллекции несколько раз написали в газетах, ее даже показывали по телевизору. Главной мечтой Тихона Матвеевича было создать музей, показать все собранные им автографы, рассказать о том, как прекрасны игры с мячом. Но в советские годы это было невозможно. Однако Ткачев не сдавался. Слова, которые когда-то великий Яшин написал для мальчика, – «Тихон, всегда стремись к Победе» – он считал своим девизом и упорно обивал пороги разных инстанций, доказывая, что экспозиция, рассказывающая о спортивных мячах, крайне необходима столице.
Коллекция на тот момент давно уже хранилась в квартире на Бронной, и владелец показывал свое сокровище всем, кто изъявлял желание его увидеть. За музеем Тихон ухаживал сам, даже убирал там самостоятельно, Антонина Ивановна к работе не допускалась. Почему? Когда мячи перебрались из маленькой квартирки в Тушине на новое просторное место, Тихон попросил жену следить за порядком. Тонечка, обожавшая мужа, рьяно взялась за дело. Хорошо, что коллекционер решил посмотреть, не надо ли помочь супруге, приехал на Бронную и увидел, что та, хорошенько намочив тряпку какой-то вонючей жидкостью, натирает один из его драгоценных экспонатов. С воплем: «Что ты делаешь?» – муж отнял у нее мяч и увидел: автограф спортсмена исчез.
– Прости, Тиша, – залепетала жена, – но мяч был такой замурзанный. Да и у остальных вид тоже не ахти. Вот я и решила их почистить. Подписи не видела, ее грязь закрывала.
После того случая Тонечке было запрещено даже приближаться к дому на Бронной.
Когда экспозиция наконец получила официальный статус частного музея, Тихон создал Общество любителей мячей и его руководящий орган, президиум…»
Выключив диктофон, я улыбнулась и дальше стала рассказывать сама:
