Людмила Милевская - Почем фунт лиха
Выразительно скользнув взглядом по моему лицу, злодей демонстративно положил в карман пистолет (я не ошиблась, это был именно пистолет) и, не вынимая из кармана руки, сделал решительный шаг в сторону. Пропуская меня вперед, теперь уже он приставил дуло к моему правому боку.
Было ясно, что именно так он собирается проследовать со мной через двор, а потом по улице к автомобилю. Спрятанный в его кармане пистолет не увидит никто, и даже встреть я на пути своего дядюшку, вряд ли тот заподозрит, что мне грозит опасность. Кроме удивления и любопытства (с кем же это я чуть ли не в обнимку иду), мой вояж с молодым человеком не вызовет у дядюшки никаких других чувств.
С прискорбием сообразив, что теперь уже меня не может спасти никто, я сделала шаг к выходу… Но чудеса на свете все же случаются. Я сделала шаг к выходу… и в этот момент дверь распахнулась. На пороге выросли амбалы. Их было двое, и своими пуленепробиваемыми лбами они заслуженно могли гордиться. Я мгновенно смекнула, что «малыши» из охраны нашего дорогого банкира явились шерстить подъезд. С диким воплем: «Спасите!» — я тут же рухнула на пол, а злоумышленник перед лицом охраны остался стоять как вкопанный.
Немая сцена длилась секунды. Чтобы ускорить процесс, я решила не ограничиваться криком «спасите», а сделать еще одно важное заявление:
— У него оружие, — без всяких угрызений совести «заложила» я своего похитителя, после чего лбы молниеносно скрутили его и потащили на улицу. Я не стала дожидаться развязки, а с неожиданной для себя прытью преодолела лестничные пролеты и, побив все рекорды, легко справилась с замком дядюшки, что было еще фантастичней, чем столь своевременное появление охраны банкира.
Впрочем, теперь, пребывая в полной безопасности, я досадовала. Появление охраны уже не казалось мне своевременным, поскольку на смену панике пришло любопытство. Оно мучило меня, не давая покоя.
«Как же так, я была в нескольких шагах от разгадки, а эти лбы пришли и все нарушили. Если они сдадут моего преступника ментам, то как же узнаю, что ему от меня понадобилось? — затосковала я. — И полная неизвестность, чем весь эпизод закончится».
Надо сказать, что цепь неприятностей, вероятно, повредила мои мозги, потому что из квартиры дядюшки легко просматривался и двор, и ворота, и улица. Вспомнив об этом, я выбежала на кухню и жадно припала к окну.
Я увидела, как лбы, осмотрев, конечно, до третьего этажа подъезд, проследовали обратно к воротам, а у подъезда остались стоять еще двое, не жиже тех. Бросившись в комнату, выходящую на Гданьскую, я увидела банкира, покидающего свой «Мерседес». Он был в сопровождении еще двух лбов, те же, которые шерстили подъезд, стояли у ворот и крутили башками во все стороны, в любой момент готовые ко всему.
Это было не так интересно. Как мучительно сложно пробирается несчастный банкир в свою собственную квартиру, я наблюдала (с болью в сердце) не раз и не два.
По-настоящему заинтересовал меня микроавтобус, стоящий за «Мерседесом» банкира.
Точнее, не сам микроавтобус, таскающий за банкиром охрану, — микроавтобус я тоже знала, как облупленный, — заинтересовали меня события, разворачивающиеся около него. Мой неудавшийся похититель стоял рядом с этим микроавтобусом и абсолютно миролюбиво трепался с тремя охранниками.
Я мучилась от невозможности определить тему беседы, но не удивилась бы, узнав, что они попросту травят анекдоты, — так веселы и безмятежны были их лица.
Это открытие поразило меня. Что же это за общество, где я живу?! Неужели здесь есть управа только на честных людей, а воры и подонки легко находят общий язык и вовсе не собираются друг друга ловить?
Конечно, в данный момент я не могу отнести к ворам и подонкам охрану банкира, но кто знает, может, они, как и сам банкир, еще хуже, потому что пекутся лишь о самих себе, и все, что им не угрожает, лично им — безразлично.
Тем временем телохранители и мой похититель, наговорившись, пожали друг другу руки и разошлись, а я осталась у окна грызть от бессилия свою губу. Теперь уже я не жалела о том, что похититель остался на свободе, напротив, я уверовала в то, что не лишится он своей свободы никогда, чего, при сложившихся обстоятельствах, нельзя сказать обо мне.
Глава 7
До прихода родственничков я мучительно размышляла, чего хотел от меня тот наглец. Время от времени телефон звонил, как оглашенный, но по его настойчивости я заподозрила, что это Алиса, и решила трубку не снимать. К приходу Нины Аркадьевны я была как раз в том нервном состоянии, какого она обычно добивалась от меня своими бесконечными соображениями.
— Ты еще жива? — с ходу поинтересовалась Нина Аркадьевна.
— Вам не надоело задавать этот вопрос? — рассердилась я.
— Кому «вам»?
— Абсолютно всем. Складывается впечатление, что мои близкие томятся в нетерпении по поводу моей кончины.
Нина Аркадьевна надулась.
— Не говори глупостей, — буркнула она и мрачнее тучи проследовала на кухню.
Я с легким чувством вины устремилась за ней.
— Сегодня вечером еду в Москву, — чтобы поднять ее настроение, сообщила я. — Так что, если хочешь передать подарочек Клавдии, заранее собери.
Моя кузина Клавдия — старшая дочь Нины Аркадьевны и Вячеслава Анатольевича — в семнадцать лет покинула Ленинград и стала москвичкой. Она единственная из Волошиновых искренне дружна со мной. Если мы не видимся больше недели, уже скучаем и звоним друг другу. Нелли тоже любит Клавдию, хоть и ревнует меня к ней.
— Я уже давно приготовила Клавочке посылку, — с видом превосходства ответила Нина Аркадьевна, давая понять, что такая хозяйственная женщина, какой является она, все предусматривает заранее, а не ждет глупых советов от ветреных особ. — Кстати, как дача?
— Сдала, — коротко ответила я, желая избежать подробностей.
— Кому сдала?
— Соседу.
— Как сдала? — спросила Нина Аркадьевна тоном, обещающим долгий допрос.
— Выгодно, — бросила я на бегу, срываясь на звонок в дверь.
Приход дядюшки спас меня от многих неприятностей. Я с огромной признательностью чмокнула его в щеку и тут же сообщила о своем скором отъезде. Дядюшка пожурил меня, что мало погостила, но в целом остался доволен.
Помыв руки, он отправился на кухню, где ему предстояло подвергнуться кулинарным пыткам, в коих Нина Аркадьевна была выдающейся мастерицей. Казалось бы, чего проще приготовить яичницу: разбить несколько яиц в сковородку с кипящим маслом и присыпать их солью. Даже обезьяне такое по силам. Однако Нина Аркадьевна не обезьяна. Она, я имею в виду Нину Аркадьевну, обладает исключительными способностями испортить даже это простейшее блюдо, что само по себе достойно уважения.
Я, не желая присутствовать при истязаниях дядюшки, отправилась в зал смотреть телевизор и тут же вляпалась в такую грязь, что не приведи господи. Что можно увидеть в это время по телевизору? Опять скандал. Каждому до смерти не терпится спасать народ.
Заскучав, я оставила телевизор и вышла в прихожую. С расческой в руках остановилась у старинного зеркала. Это был мой излюбленный пост. Нигде я не могла получить столь полную о себе информацию, как с этого поста.
— Сколько она содрала за дачу? — самым интеллигентным образом интересовался мой дядюшка.
— Понятия не имею, — не без досады ответствовала тетушка.
— Что же не расспросила?
— Не успела: ты пришел.
Дядюшка пару раз чихнул, высморкался, чего-то громко отхлебнул и продолжил беседу.
— Когда только она угомонится? Уж пора бы, — с чувством острого переживания сказал он. — Сонька же старше нашей Клавдии?
— На два года, — ответила Нина Аркадьевна. — Но до нашей Клавдии ей расти и расти.
«Что она этим хочет сказать?» — с горячей обидой подумала я.
— Да, Клавдия и умней, и солидней, и кажется старше, — согласился дядюшка. — Но нельзя же до смерти скакать козой, даже если и выглядишь молодо.
— Хочет выглядеть, — ехидно поправила Нина Аркадьевна.
«Нате вам здрасте, — с горечью подумала я. — Единственная племянница в трех шагах от гибели, а они нашли о чем говорить. Неужели нет темы поважней, чем моя внешность? И что им за дело до моего образа жизни? Как хочу, так и скачу».
Окончательно убедившись, что ничего полезного не услышу, я решила прекратить дурацкое обсуждение моих достоинств и недостатков и громким шагом вошла на кухню. Дядюшка и тетушка (словно два неопытных жулика) сразу заговорили о погоде — Спустя несколько секунд они, наконец, «заметили» меня и включили в свою беседу.
— Когда ты намерена выехать? — поинтересовался дядюшка.
— Не знаю, — ответила я, — все зависит от Нелли.
Тетушка нахмурилась, поскольку Нелли она ненавидела еще сильнее, чем «вертихвостку Алису», и на то у нее были веские причины. Дело в том, что мою бедную Нелли угораздило выйти замуж за Антона, племянника Нины Аркадьевны, сына ее покойной алкоголички-сестры. Брак этот был непродолжителен, но плодотворен. Нелли родила ребенка, чего ей до этого не удавалось сделать, а Антон вернулся к своему пристрастию, унаследованному от его покойной матери.
