Анна Ольховская - Вампир, мон амур!
– Помогите! Она сейчас меня убьет!
И изо всех сил врезала по кнопке тревоги.
А Юля вдруг обнаружила у себя в руках те самые ножницы, которыми ее только что стригли, и она неуклюже замахивается этими ножницами на Дину, рыча что-то невразумительное.
В следующую секунду дверь распахнулась, и в палату ворвался Геннадий, а следом – еще двое охранников. Санитар выхватил у Юли ножницы и швырнул бьющуюся, словно в падучей, девушку на кровать. Затем с помощью одного из охранников плотно пристегнул широченными ремнями ее руки и ноги и участливо спросил громко рыдающую Дину:
– Вы как, в порядке?
– Ни в каком не в порядке! – прохныкала та, испуганно сморщившись. – Где вы были вообще? Обещали, что ваша видеокамера все фиксирует, так что же она не зафиксировала, как эта сумасшедшая разбила мой телефончик! – она кивнула на осколки диктофона.
– Понимаете, – замялся один из охранников, – у нас система видеонаблюдения зависла, причем по всей клинике…
– А если бы она меня убила?!
– Так ведь кнопка есть, вы ею и воспользовались.
– Хорошо, что она не зависла! А говорили, что Динка овощ! Посмотрите, как этот овощ плющит!
Да, Юлю действительно плющило. Но тело и душа корчились отдельно – тело, подчиняясь чужой злой воле, рычало и дергалось на кровати, а душа захлебывалась в трясине безнадежности.
– Вы извините, – забубнил прибежавший на шум высокий лысоватый мужчина в очках и белом халате. – Меня зовут Петр Леонидович, я лечащий врач вашей сестры…
– Плохой, как я вижу, вы врач! – мстительно огрызнулась Дина. – Я едва не погибла!
– Странный рецидив, – нахмурился доктор, задумчиво рассматривая бьющуюся в конвульсиях пациентку. – Видимо, придется снова вернуться к транквилизаторам. Вы не будете возражать?
– Нет. Теперь я даже настаиваю на этом! Дины больше нет, это, – она брезгливо кивнула на воющее тело, – не Дина. Делайте с ней все, что сочтете нужным. Ни я, ни другие родственники вмешиваться в процесс лечения больше не будем. Это я вам обещаю.
– Ну что же, – развел руками Петр Леонидович, – тогда, если вы не возражаете, я займусь вашей сестрой.
– Удачи, – усмехнулась Дина и, не оборачиваясь, вышла из палаты в сопровождении санитара.
Юля взвыла и задергалась еще сильнее, и тут в вену впилась игла шприца.
Добро пожаловать в ад, дорогуша!
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 11
– Камера, стоп! – полный, неприятно рыхлый мужчина, в своем более чем солидном возрасте (в котором, как правило, в ребрах поселяются бесы) выглядевший несколько нелепо в молодежных широченных портках с мотней у колена, вскочил со стула и раздраженно заорал: – Джеро, ну сколько можно?! Ты – оборотень, причем безо всяких там человеческих эмоций и рефлексий! Жестокий, хитрый, коварный, заманивающий жертв своей красотой. Ты привел красотку на берег озера, девушка надеется на ночь любви, а вместо этого начинается кошмар…
– Джимми, я прекрасно помню сцену, которую мы снимаем, – поморщился Яромир, устало привалившись к стволу дерева. – Или ты решил весь сценарий озвучить?
– А вот иронию свою можешь засунуть в задницу! – Джеймс Сикорски, известный голливудский режиссер, имел в анамнезе вспыльчивый характер, несдержанность в речах и способность сделать из калечного сценария прибыльный блокбастер. Поэтому актеры, снимавшиеся у него, относились к воплям босса философски. – Или в любое другое предпочитаемое тобой отверстие! Он помнит сцену! И что? Что ты мне показываешь сейчас? Жестокость, предвкушение крови? Нет, ты выдаешь мучительную борьбу человеческого и звериного в твоем герое! И твоя жертва смотрит на тебя не с ужасом, а с сочувствием! Кстати, Лорна, ты тоже забыла свою роль! Где обреченность жертвы? Где безнадежность и отчаяние? Ты же хочешь этого мудака, а вовсе не боишься его!
– А Джеро очень трудно не хотеть, – промурлыкала грудастая блондинка со стандартной внешностью героини второго плана, которая в ужастике обязательно умирает. – Он такой секси, особенно в этом гриме!
– А ты такая дура, – заорал Сикорски, брызжа слюной, – что иногда мне самому хочется тебя загрызть! Джеро, прекрати ухмыляться и подумай над трактовкой роли! Когда ты согласился на отрицательного персонажа, ты знал, кто он и что он. И сам захотел попробовать отойти от ставшего уже штампом образа обаятельного мачо. А что теперь? Твоего героя должны бояться, ненавидеть, вместе с положительным главным героем желать твоей смерти, а ты что творишь? Вместо чудовища получается траханый заколдованный принц…!
– Но мне кажется, так будет интереснее…
– Джеро, мы все обсудили в начале съемок, ты согласился, и будь так любезен, мать твою, слушать меня! – К концу фразы режиссер перешел на ультразвук, а щеки его сравнялись цветом с переспелой вишней. – Сейчас перерыв на двадцать минут, а потом начнем сцену убийства сначала. И чтобы выдал мне зверя, понял? Зверя, а не страдальца!
– Попробую, – проворчал Яромир, направляясь в свой вагончик.
– Не попробую, а сыграю! – заорал вслед Сикорски, после чего повернулся к грудастой Лорне и деловито проговорил: – Идем, лапуля, снимешь мне напряжение. Сил нет с этими звездами!
Съемочная группа, вымотанная жестким графиком съемок, с удовольствием воспользовалась двадцатиминутным отдыхом. Тем более в таком красивом месте: лесное озеро, окруженное хороводом пушистых елей, прозрачная вода, чистый песок на берегу, густая, сочная, еще не выжженная солнцем трава, бабочки порхают, птицы что-то щебечут – рай на земле, хоть и не в Америке находимся, а в убогой Румынии.
Потому что всем известно, что самый лучший рай, самая лучшая природа, самые лучшие люди и самые лучшие гамбургеры есть только в США. А все остальное – второй сорт.
Но в конце июня и Румыния, куда съемочная группа прибыла за соответствующим сценарию антуражем и экономией бюджета, вполне сойдет. Тем более что погода вон какая отличная – солнце, тепло, но не жарко, дождей практически не бывает.
И почти все занятые в сегодняшних съемках побежали на пляж, хотя вода в озере еще толком не прогрелась.
Только Сикорски с Лорной и Яромир отправились в вагончики. Но отдыхать собирались по-разному.
Возможно, режиссер думал, что послушный актер отправился работать над ролью, репетировать, чтобы через двадцать минут выйти и «дать зверя», но Яромир Красич, или Джеро Красич (так проще, с этими славянскими именами язык сломаешь), восходящая звезда Голливуда российского происхождения, никогда послушным актером не был. Его не за то ценили. И не за чертовски привлекательную внешность, хотя многие фанатки и фанаты сходили с ума именно от великолепно вылепленной фигуры, густой гривы угольно-черных волос, ярких, удивительно живых карих глаз, смугловатой кожи, твердых, немного неправильных, но именно от этого по-мужски притягательных черт лица. А длинные, густые черные ресницы? А эти твердые губы, которые так хочется поцеловать? А невозможно сексуальные чертики в глазах?!
Но красавчиков на любой вкус, желающих стать звездами, в Голливуде хватало. Лос-Анджелес вообще был перенасыщен обслуживающим персоналом с идеальными фигурами и правильными лицами. Но не всех их Всевышний поцеловал в темечко при рождении, наградив талантом.
А вот Яромира Красича поцеловал. Видимо, очень понравился черноволосый горластый первенец, родившийся у только что закончившего строительный институт Мирослава Красича, в венах которого смешалась горячая кровь отца-серба и украинской девушки Насти, и студентки третьего курса педагогического университета, хрупкой нежной блондиночки Елены Петровой, приехавшей в Москву из Пскова.
И этот коктейль южно– и северославянских генов выдал на-гора великолепный результат. Вернее, два великолепных результата – у Яромира имелась еще младшая сестра, Милана, стройная, похожая на рысь легкой раскосинкой оливково-зеленых глаз, с великолепными вьющимися каштановыми волосами, на солнце отливающими золотом. Лана – так девушку звали родные и близкие – тоже могла бы стать актрисой, но ей не повезло.
Нет, дело вовсе не в отсутствии таланта, просто… Лане пришлось отдуваться за старшего брата, в свое время сбежавшего от предназначенной ему роли наследника строительной империи, возведенной Мирославом Здравковичем Красичем. Ярику уже было подготовлено место в финансово-юридической академии, но непослушный сын, ни с кем не посоветовавшись, взял и поступил в театральный институт!
Ох и рассвирепел тогда отец! Он даже какое-то время не разговаривал с Яромиром, но долго сердиться, затаив злобу, Мирослав не умел. Взорваться – да, надавать по шее – да, наорать – стены рушатся, посопеть мрачно пару недель – возможно, но таить обиду годами?! Вот уж глупости!
В общем, отец и сын помирились, а когда Яромир, первый среди российских актеров, начал сниматься в Голливуде, причем не в маленьких ролях второго плана, как самые удачливые из его соотечественников, а сразу в главной роли, потом – еще раз, и еще, Мирослав уже гордился сыном.
