Наталья Александрова - Тайна чертова камня
– Нюр, а Нюр, – говорила продавщице крепкая шестидесятилетняя тетка в красном тренировочном костюме, – мой-то вчера опять на бровях приполз. Ты ему не продавай, а?
– Как я могу не продавать? – возмущалась в ответ массивная широкоплечая продавщица, увенчанная сложной конструкцией из рыжих волос и лака. – Ему что, восемнадцати нет?
– Какое там! – вздыхала в ответ тетка в «Адидасе». – Третий год на пенсии, а ума не было и нет!
– А коли он у тебя совершеннолетний, так я ему продавать обязана! Такого закону нет, чтобы совершеннолетнему мужику не продавать! А ты, баба Катя, сама за ним следи, такая уж у тебя судьба на всю оставшуюся жизнь!
– А бухгалтерши Костька опять к Верке ходил, – вклинилась в разговор мелкая невзрачная старушонка. – Ох, выдерет Анна Романовна Верке весь перманент!
– А выдерет – так и надо, – одобрила продавщица. – Давно пора! Надо же, выдумала – чужих мужиков сманивать! Анатолий! – крикнула она в подсобку, вспомнив к слову. – Ты чего там делаешь? Я тебя за чипсами послала, а ты и пропал!
– Да щас я… – донесся из подсобки хриплый, придушенный мужской голос. – Тут эти чипсы в самом низу…
– Смотри у меня! – гаркнула продавщица и повернулась к своим собеседницам: – У меня не загуляешь!
Тут она заметила вошедшую в магазин Надежду Николаевну и поинтересовалась:
– А вам, женщина, чем могу помочь?
Надежда подумала, что такой вопрос тоже трудно себе представить лет двадцать назад, и начала перечислять:
– Туалетной бумаги пару рулонов… мыло, вот это, оливковое… порошок стиральный, какой получше… крем от загара, средство от комаров… шампунь у вас есть?
– Для сухих волос, для жирных? – деловито уточнила продавщица, разглядывая Надеждину прическу.
– Для окрашенных, – ответила Надежда и продолжила: – Сосисок молочных килограмм, соли пачку крупного помола… вдруг грибы пойдут?
– Не будет уже грибов, – вздохнула невзрачная старушонка. – Сушь такая стоит, откуда грибы?
– За Елизаветиным полем есть подосиновики! – авторитетно заявил сутулый мужчина, разглядывающий холодильник с пивом. – Много – не много, а корзинку наберете.
– А ты, дочка, у Аглаи, что ли, поселилась, на хуторе? – осведомилась старушонка, не обратив внимания на реплику мужчины.
– Да, – призналась Надежда, удивившись, как быстро в таких поселках распространяется информация.
– Ой, правда? – оживилась приземистая женщина средних лет с объемистой сумкой на ремне, которая выдавала в ней почтальона. – Не возьмете письмо для Горелова? А то мне туда идти – целый час тратить! Да через лес, такая страсть!
– Для Горелова? – переспросила Надежда Николаевна. – А кто такой Горелов?
– Дак кто? Известно кто! – снова подала голос всезнающая старушонка. – Бирюк-то этот, что рядом с Аглаей живет, Семен! Он и есть Семен Горелов!
– А! Вот кто! – Надежда замерла от неожиданной мысли. – Тогда, конечно, передам!
Выходит, этот нелюдимый сосед, которого она только что встретила в лесу, – отец того В.С. Горелова, которого убил Выборгский маньяк! Ну да, все сходится… инициалы жертвы маньяка – В.С., то есть Владимир Семенович… и Аглая говорила, что сына ее соседа убили несколько лет назад…
– Хорошо, я передам ему письмо! – ответила она почтальонше, и та радостно протянула голубой продолговатый конверт, на котором было написано: Ленинградская область, Выборгский район, поселок Васильки, Горелову С.С.
Надпись была сделана красным карандашом, торопливым, но разборчивым почерком поверх другой надписи, в которой Надежда с изумлением узнала английские буквы. Адрес был выписан правильно, Семен был назван мистером Горелофф.
– От кого это Семену письмо? – полюбопытствовала неугомонная старушонка.
– Да не знаю! – отмахнулась почтальонша. – Буквы заграничные, Катерина в райцентре вон написала по-нашему, а то бы я и вовсе не разобрала.
Надежда рассматривала обратный адрес: миссис Эвелина Грин, Мидл-Роуд, 117, Аделаида, Австралийский союз.
«Ничего себе, деду Семену аж из Австралии письма приходят!» – удивилась она, но, встретив горящий от любопытства взгляд старушонки, сделала непроницаемое лицо. Отчего-то ей казалось, что Семен Горелов не слишком обрадуется, если все в поселке будут обсуждать его корреспонденцию.
– А вы, наверное, всех в поселке знаете, – обратилась она к почтальонше, считая, что теперь имеет на это моральное право. – Не скажете, где мне Павла Ячменного найти, который в газету районную заметки пишет?
Почтальонша еще и рта не успела открыть, а всезнающая бабка уже зачастила:
– Эка, вспомнила прошлогодний снег! И зачем тебе только этот охламон понадобился? Пашка-то Ячменный, он же совсем спился, ни в какую газету его и близко не пускают! Торчит в «Васильке» день-деньской, там его и найдешь, коли понадобился, только приличной женщине с ним и разговаривать-то не о чем!
Тут Надежду Николаевну отодвинула от прилавка дородная дачница в фиолетовой соломенной шляпе с огромными полями, которая принялась выяснять у продавщицы, почему в магазине нет диетических макарон и обезжиренного масла. Продавщица включилась в бурную дискуссию, бывает ли масло обезжиренным, а макароны диетическими, а Надежда покинула магазин.
Кудлатая собачонка все еще маялась перед входом. Она взглянула на Надежду умными блестящими глазами в поисках сочувствия и тихонько взлаяла.
– Ну потерпи еще немножко! – проговорила Надежда Николаевна, потрепав четвероногую страдалицу по лохматому загривку. – Видно, твоя хозяйка все еще не наговорилась! Дома-то ей, кроме как с тобой, и поговорить не с кем!
Она решила отложить встречу с бывшим корреспондентом Ячменным до следующего раза, потому что сумка с покупками оказалась неожиданно тяжелой.
Путь обратно занял гораздо больше времени из-за набитой сумки, зато Надежда вдоволь наелась поздней земляники и видела двух ящериц, греющихся на солнышке.
Люська сидела на своей половине и не показалась, потому что третьего дня Николай Иванович провел с Надеждой воспитательную работу и строго-настрого запретил покупать для Люськи спиртное – ни водку, ни даже пиво, ни самое дешевое пойло под названием «Плодово-ягодная настойка».
Увидев эту настойку в магазине, Надежда едва не прослезилась и поразилась, до чего бывают вечными и неизменными некоторые вещи, поскольку именно это вино они с ребятами, будучи в студенческом строительном отряде лет тридцать назад, покупали в деревенском магазине и называли его «Плодово-выгодное», поскольку стоило оно по тем временам баснословно дешево, а именно 87 копеек бутылка.
Надежда разобрала сумку и наткнулась на письмо. Идти к Семену было боязно – вдруг и вправду собаку спустит, однако победу одержало чувство долга, и она отправилась.
– Ты, главное, не бойся, – неожиданно сказала ей вслед Аглая Васильевна, эту фразу следовало трактовать так, что у нее опять наступило временное просветление.
Надежда помахала старухе рукой и подошла к мрачному дому. Непонятные густые кусты так разрослись, что не видно было, что творится на участке. Надежда приблизилась к ободранной калитке, когда-то выкрашенной зеленой краской, и взялась за ручку.
– Семен Степанович! – крикнула она. – Я вам письмо принесла, почтальонша просила передать!
Ответом ей было зловещее молчание, даже сорока, сидевшая неподалеку на елке, перестала трещать.
«Что делать? – думала Надежда. – Хоть бы ящик почтовый на калитку повесил… Может, заложить письмо между калиткой и засовом? Помнется, порвется, вообще потеряется, а там, может, документ какой важный… Бросить через забор и уйти? А вдруг письмо затеряется в таком бурьяне? Или дождь пойдет… Брать-то тут некому, вроде бы сороки писем не воруют…»
Тут сорока опять застрекотала, да так бойко, что Надежда засомневалась насчет писем. Она подумала немного, оглянулась на сороку и тронула калитку.
Против ожидания двор у Семена оказался не такой запущенный, дорожка к дому была чисто выметена и присыпана кирпичной крошкой, на крыльце ничего не валялось. Надежда снова позвала хозяина, и тогда откуда-то из-за кустов вышла на дорожку большая темно-серая собака. Собака явственно хромала на левую переднюю лапу, но посмотрела на Надежду очень сурово.
– Я хозяину письмо принесла, – проговорила Надежда, потому что жутко было стоять наедине с опасной зверюгой.
Она показала письмо, а когда неосторожно махнула рукой, собака угрожающе зарычала и сделала движение в ее сторону. Надежда слегка запаниковала и попятилась, собака в ответ шагнула ближе, при этом наступив на больную лапу. Очевидно, ей было очень больно, потому что собака громко взвизгнула и посмотрела на Надежду с ненавистью. Надежда с трудом оторвала взгляд от желтых собачьих глаз и увидела, что в окне, выходившем прямо на калитку, слегка шевельнулась вылинявшая занавеска.
«И правда чокнутый! – раздраженно подумала она. – Я же к нему не лезу, по делу пришла!»
