Михаил Маковецкий - Белая женщина
Через два часа в кабинете главного врача раздался телефонный звонок. К главному врачу обратились с настоятельной просьбой избавить миссию Русской Православной Церкви на Святой земле от богохульника доктора Лапши и его сотоварищей, которые находятся во власти низменных страстей. При этом главного врача офакимской психиатрической больницы почему-то настойчиво называли хозяином публичного дома Экстаза и взывали к его благоразумию. Ещё через час главному врачу перезвонил лично министр по делам Иерусалима Натан Щаранский и в недопустимом тоне потребовал разъяснений, а так же обещал подключить для наведения должного порядка министра здравоохранения и, если потребуется, министра полиции.
После этого телефонного звонка главный врач решил не вызывать к себе доктора Лапшу, а посетить отделение судебно-психиатрической экспертизы лично. То, что решение это было опрометчивым, главный врач понял не сразу. Войдя в отделение он был встречен пребывающим там на излечении конструктором крыла-парашюта.
— Вы поп? — строго спросил дерзновенный покоритель воздушного океана оторопевшего от неожиданности главного врача. Руководитель офакимской психиатрической больницы в этот день уже не ждал ничего хорошего от контактов с Русской Православной Церковью и его можно понять.
— Я сразу понял, что вы поп, — констатировал конструктор крыла-парашюта, — и я желаю покаяться вам в грехах.
— Ну, если вы так настаиваете… — ответил главный врач, который предпочитал не спорить с пациентами вверенной ему психиатрической больницы.
Склонный к покаянию парашютист вкратце остановился на нескольких якобы совершённых им зверских убийствах, после чего смиренно выразил желание пожертвовать всё своё состояние синагоге при Офакимской психиатрической больнице.
— Может быть, вам стоило бы обратиться по этому поводу к больничному раввину, — преодолев испуг, предложил главный врач. — А я ведь, как вы метко подметили, поп. Служитель, так сказать, совершенно другой религии.
В этом месте главный врач икнул. Во-первых, ему почему-то стало неудобно из-за того, что он представляется попом, а во-вторых, рассказ воздухоплавателя о зверски зарубленной старухе-процентщице произвёл на главного врача очень тягостное впечатление. Да и юную Зою Космодемьянскую ему было жалко до слёз. Главный врач хотелось возмутиться и спросить: «Да как же у вас поднялась рука?» Но он этого не делал из-за обуявшего его страха.
— Ну, вот ещё, — возмутился грешный конструктор крыла-парашюта, — стану я звать больничного раввина в отделение больницы, где свирепствуют венерические заболевания!
— Какие венерические заболевания? — воскликнул главный врач, окончательно потерявший душевное равновесие.
— Тс-с-с — прижав палец к губам прошептал парашютист, призывая главного врача к молчанию. Главный врач застыл как ледяная глыба. Вскоре его глаза привыкли к полумраку, и он увидел медсестру Фортуну, которая подошла к пациенту, смотрящему телевизор.
— Больной, — строго произнесла медсестра, — хватит смотреть телевизор. Пора в кровать.
— А нас не застукают? — с надеждой в голосе спросил пациент.
— Об этом даже подумать страшно, — сказала Фортуна, но, судя по всему, храбро подумала, — представляю, что будет твориться с доктором Лапшой.
Героическая медсестра справедливо полагала, что за всё, что происходит в отделении судебной психиатрии, должен нести ответственность заведующий этого отделения.
— Ты должна попросить доктора Лапшу перевести меня в другую палату, — капризно произнёс пациент. Он уже примирился с перспективой отправится в кровать с медсестрой из народа, и теперь нагло требовал за свою маленькую любезность блага и привилегии.
— А чем тебя не устраивает твоя палата? — удивилась Фортуна.
— У моих соседей по палате мания величия, дорогая, — объяснил пациент, — Один называет себя Молотовым, другой Берией. Но разве товарища Сталина обманешь?
— С кем мне приходиться иметь дело, — с грустью подумала ищущая любовных утех медсестра, но вслух сказала, — Ладно, товарищ Сталин, почли в кровать. Сейчас я проверю, действительно ли ты лучший друг детей.
— У тебя все дороги ведут к кровати, — справедливо заметил пациент.
— Я то что, — ответила Фортуна, — вот у меня в школе была учительница, у которой на уроке еврейской литературы я спросила, как пишется слово «беременная».
— Милочка, не пиши сочинение на тему «Как я провела лето», — строго сказала мне она, — Лучше раскрой образ старика кибуцника.
Продолжая мило беседовать и, не замечая парашютиста и главного врача, вождь народов в сопровождении любящей его медсестры Фортуны направились к пустой палате.
На этом конструктор крыла-парашюта счёл свою миссию по спасению доктора Лапши выполненной и, оставив главного врача самостоятельно восстанавливать трудовую дисциплину, направился в палату работницы Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги. Свободно раскинувшись в её кровати, он спросил, каковы сегодня будут её пожелания в плане поэзии.
— Желаю выслушать посвященную мне японскую танку, — просто сказала работница офакимской фабрики по производству туалетной бумаги.
Легко, — ответил покоритель воздушного океана, — и с пафосом продекламировал:
Когда я косу твою распустил — ты перестала мне улыбаться.
Да и разрез глаз твоих стал чужим — европейским.
Кто тебе, милая, косу так сильно заплёл?
Работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги грустно улыбнулась. Когда наше отделение последний раз посещала главная проверяющая, было принято решение уделить особое внимание внешнему виду пациентов. Тогда медсестра Фортуна и заплела мне эту косу, а так же велела всё время улыбаться.
— Несколько минут назад ты была отомщена, — поведал воздухоплаватель своей возлюбленной.
— И, тем не менее, японская танка мне не понравилась. Она полна ненужных намёков. Расскажи мне лучше русскую народную сказку.
— Сел Иванушка-дурачок на коня-идиота, — неспешно начал свой сказ конструктор крыла-парашюта, — И помчался к чащобе с Василисой Прекрасной, красой неписаной. На опушке чащобы попросила Василиса остановить коня-идиота, зашла в лес, и вернулась с красотой писаной…
— Большое спасибо, — вежливо молвила специалистка по производству туалетной бумаги. — Достаточно народных сказок. Попробую послушать детские стихи в твоём исполнении. Если можно невинные.
— Легко и не меняя тематики, — с достоинством сказал покоритель воздушного океана, привольно раскинувшись в кровати.
Маленький ёжик бежит и хохочет,
Мокрая травка писку щекочет.
— Тематику ты действительно не сменил, — с грустью констатировала работница офакимской фабрики по производству туалетной бумаги. — Скажи, а может быть тебе близко что-то из классики.
— Толстой — с нажимом ответил парашютист, — Лев Николаевич и ещё раз Лев Николаевич. Помнится я ярко освещал его творчество в школьных сочинениях. Невольно приходит на ум: «Когда бомбы стали разрываться в гуще солдат, Пьеру неожиданно открылся внутренний мир просто русского человека», или «В жизни Наташи Ростовой был только один мужчина, который мог делать с ней всё, что захочет. Звали его Лев Толстой».
— Стоит тихая Варфоломеевская ночь, — прокомментировала специалистка по производству туалетной бумаги очередной экскурс конструктора крыла-парашюта в русскую словесность, — Опять по дачному посёлку Переделкино бегают евреи, пугая всех своими обрезами.
Так было не всегда, — утешил её парашютист, — В древности обитатели Переделкино не знали о существовании евреев и все происходящие с ними беды пытались объяснить природными катаклизмами.
— Я поражаюсь, откуда у простого покорителя воздушного океана столько ума, столько глубоких знаний?
— Ты напрасно иронизируешь. Однажды медсестра Фортуна, выслушав мои рассуждения о русской литературе, заявила следующее: «Пушкин и Лермонтов были заклёваны и убиты такими же моральными уродами, как ты!» Живым свидетелем нашей беседы был офицер безопасности нашей психиатрической больницы. И теперь я готовлюсь ответить на вопросы следствия.
Узнав о готовящейся судебной расправе над конструктором крыла-парашюта, специалистка по производству туалетной бумаги прониклась к нему сочувствием. Это обстоятельство возбудило парашютиста на очередное душераздирающее повествование. Обняв свою доверчивую подругу, он поведал ей следующее.
История, которую я расскажу тебе, произошла с ярким украинским политиком в изгнании, которого зовут Борис Эйдлин, но в кругах близких к медбратьям Офакимской психиатрической больницы он известен по прозвищу «Жидохохол».
Десять тысяч километров на унитазе — таков новый рекорд, который установил владелец кондитерского дома «Южная Вишня», съев перед вылетом в Нью-Йорк дыньку, преподнесённую ему Вениамином Леваевым. Эйдлин дважды откладывал вылет на неделю, и всё это время дынька терпеливо ждала его на чердаке дома Леваева. Но на установлении нового рекорда злоключения Бориса Эйдлина не закончились. В Нью-Йоркском аэропорту la Guardia он посетил туалет. Там видный деятель украинского национально-освободительного движения снял брюки и решительно сел на унитаз. Неожиданно он услышал голос, который сказал ему:
