Михаил Маковецкий - Белая женщина
— Браво, брависсимо, — принялись орать я Перельдик, — бис, требуем повторный выход на бис!
Присутствующие перенесли свои взоры с экрана на нас. Как обычно сопровождающий меня Кузьменко к мордобою относился исключительно тепло ещё со времён службы в дивизии имени Дзержинского. Он открыл окно, через которое мы должны были покинуть помещение при первых признаках появления милиции и, сидя за столом, с аппетитом пережёвывал солённые помидоры, которыми он всегда закусывал «Столичную». При этом солдатский ремень с утяжеленной свинцом пряжкой, который Кузьменко носил к любым брюкам, лежал возле его правой руки, непосредственно в тарелке с салатом.
Перельдик, в свободное от культуризма время, грешил айкидо и не выходил из дома без галстука, на внутренней стороне которого крепился элегантный металлический прут. Я был практически безоружен, если не считать металлических пластин вшитых в рукава моей куртки. Численное преимущество нашему противнику мало что давало, так как подойти к нам можно было только спереди из-за стоявших столов с выпивкой и закуской. Но, к разочарованию Кузьменко, драки не произошло. В нашу сторону направился только один из присутствующих, причём не самый крепкий, и, на приличном русском языке, сообщил, что ценит юмор, и пригласил нас к столу. Отказываться было неудобно. Кузьменко интеллигентно убрал из салата пряжку и предложил выпить в честь праздника.
Выяснилось, что наш новый знакомый родом из Саудовской Аравии и учиться на историческом факультете университета. Кузьменко проникся к нему большой симпатией, но осудил за непрактичность.
— Ну, зачем ты пошел на исторический факультет? — спросил оно своего нового друга, — ну, будешь работать учителем в школе и получать две копейки. Хорошо, если в парторги выберут. А если нет?
— Учусь ради знаний, — разъяснил ситуацию будущий историк, кладя в рот маринованный гриб — я нефтеналивной принц, в деньгах не нуждаюсь.
— Вот чудило, — удивился Кузьменко, — да были бы у меня деньги, я бы дальше первого класса ни в жизнь учиться бы не пошёл.
— Ну и чем бы ты занимался? — спросил нефтеналивной принц, не оставляя в покое маринованные грибы.
— Да отдыхал бы, — убеждённо заявил Кузьменко, — Купил бы тренажёры, штангу и качался бы себе с утра до вечера.
— А действительно, — доверительно, как иностранец иностранца, спросил Перельдик, — чему Вы собираетесь себя посвятить после окончания университета?
— Да хотелось бы заняться завоеванием мира, — ответил нефтебрызгающий принц, — ещё я мечтаю об обращении Руси в ислам. Хотя я отдаю себе отчёт в том, что сделать это будет не так просто.
Кузьменко это предложение очень понравилось.
— Ну, ты молоток, — давясь от смеха, сказал он, — самое главное не опускай руки на полпути, не теряй оптимизма. И тогда у тебя должно всё получиться.
— Я постараюсь следовать вашему совету, — пообещал их нефтяное величество, закрывая вопрос с маринованными грибами, — А вы что делаете в общежитии?
— Я женюсь на перуанке, — чистосердечно признался Перельдик, — а эти двое мои подельники.
— Я ещё недостаточно хорошо владею русским языком, — посетовал их нефтяное величество, — слово «женюсь» я знаю только в значении «создать семью, вступить в брак». Так что я не понял, что Вы собираетесь делать с перуанкой?
Слово «женюсь» не имеет другого значения, — с вызовом сообщил Перельдик, — я собираюсь с ней вступить в брак.
— У нас, в Саудовской Аравии, это иногда тоже встречается, — поведал принц, — обычно это происходит, когда пастухи, после длительного кочевья в пустыне, начинают заниматься скотоложством с подвластными им животными. Но у нас обычно этим занимаются с ишаками.
— Правда, Сань, — оживился Кузьменко, — Я всё понимаю, это сладкое слово «свобода»… Но как ты с ней трахаешься? Она же на внешность жуткая.
— Когда мы занимаемся любовью, я стараюсь как-то отвлечься, думать о чём-то приятном, — объяснил Перельдик, — обычно я стараюсь представить себе «химеры на соборе Парижской Бога матери». Свобода требует жертв. В истории описаны случаи, когда за свободу лучшие люди своей эпохи отправлялись в Сибирь, шли на костёр, ложились на плаху. Но Вы совки. Вам этого не понять.
— В Сибирь я бы ещё пошёл, — сознался Кузьменко, — но в постель с ней нет. Зверствовать над собой я никому не позволю.
Прочувственная речь Перельдика в защиту идеалов свободы и меня не оставила равнодушным.
— Саша, сейчас ты мне напоминаешь Троцкого, — сообщил я жениху, — ты тоже ведёшь себя как политическая проститутка.
— Не скрою, моя невеста страшна, — с пафосом сказал Перельдик.
— Да как такое скроешь, — согласился с ним Кузьменко.
Но Перельдик продолжал говорить, не смотря ни на что:
— На пути к свободе меня не остановят никакие трудности. А Вы просто завидуете моему счастью.
— Особенно нефтеналивной принц, — съязвил я.
— Вы напрасно иронизируете, — отметил нефтедобывающее величество, — Я бы с удовольствием стал бы обладателем как перуанки, так и её соседки по комнате, Белой Женщины. Будущую супругу Перельдика я бы подарил своему младшему брату. Ребёнку только десять лет, а он уже собрал вполне приличный зоопарк, хотя отдел животного мира Анд у него пока бедноват. Сашина невеста могла бы занять подобающее ей место между пумой и ламой.
— Ну, а Белая женщина тебе зачем? — похотливо ухмыляясь, спросил Кузьменко.
— Украсила бы собой мой гарем, — объяснил Нефтеналивайкин. — В среде нефтеналивных принцев существует красивый обычай брать в качестве первой жены женщину красивую. В этом случае при подборе последующих супруг у тебя будет достойная точка отсчёта.
— С формированием гарема тебе придётся подождать, — сообщил я принцу, — в жёны её возьму я. Она украсит собой мою комнату в коммунальной квартире возле станции метро «Сокол».
Кузьменко хмыкнул и через десять минут привёл кипящую от возмущения Нину.
— Что за манеры? — спросила она, румяная от негодования, — вместо того, что бы подарить мне букет полевых цветов и отвести в кинотеатр «Витязь» на просмотр фильма «Чапаев», он посылает своего телохранителя, который сообщает, что мне придётся перебраться в комнату в коммунальной квартире возле станции метро «Сокол». При этом мне даётся пять минут на сборы.
— Тебе можно дарить только розы, — разъяснил я свою позицию, — но роз я решил не дарить, что бы ты случайно не уколола палец.
— Но вахтёр не выпустит нас из общежития среди ночи, тем более с чемоданом, который я не могу закрыть, — продолжала гнуть свою линию Нина.
На глазах Кузьменко выступили слёзы. Сама мысль о том, что кто-то осмелиться помешать ему пройти, тронула его до глубины души.
— А может быть всё-таки ко мне в гарем? — переспросил нефтяное величество, — комната в коммуналке возле метро Сокол… Это звучит ветрено.
— Опять? — переспросила Белая Женщина, — вот пожалуюсь Кузьменко, он тебе быстро «день земли» сделает.
— Не обращай на них внимания, — сказал расстроенному принцу Перельдик, — просто в Советском Союзе не любят иностранцев. Они нам просто проходу не дают, завистники.
— Тебе легко так говорить, — меланхолично заметил принц, — ты завтра женишься. А мне Белая Женщина третьи год сниться.
— Возьми себя в руки, — настаивал Перельдик, — это всё провокации КГБ. Мы, иностранцы, не должны терять бдительности.
— Все-таки очень хотелось бы взять в руки не себя, а её, — с грустью констатировал его нефтеналивное величество принц.
— Вы знаете, милейший князь Серебряный, — сказал Борщевский после окончания моего рассказа, — что цикл воспоминаний о Вашей криминальной юности подтолкнул Генфельбейна к созданию серии высокохудожественных произведений. В первую очередь мне бы хотелось отметить скульптурную композицию «Девушка с ворованным веслом». Заслуживает самых высоких похвал полная экспрессии картина «Рабочий тащит пулемёт». И, хотя сотрудники музея революции стремятся вырвать экспонат из рук явно выпившего рабочего, в целом это задорное полотно лучится оптимизмом. Большой творческой удачей художника, безусловно, является дышащая жизненной правдой графическая работа «Постановка диагноза «эпилепсия» призывнику». Хотелось бы пожелать замечательному Кабардино-Балкарскому живописцу новых творческих взлётов.
Во мне, матёром волчаре кинематографа, Ваши, милый князь Абрам, воспоминания так же задели сокровенные струны души. Остро захотелось снять что-то окрашенное в романтические тона и, непременно, с привкусом ностальгии. К примеру «Рыбка породы Эвенк» или, быть может, «Саудоаравийский принц сдаёт на отлично экзамен по диалектическому материализму». А потом, кто знает, замахнуться и на «La femme Blanche» (Белую женщину).
