Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. Книга 1
— Для адаптации, мадам, для адаптации…
9
Ближнее Подмосковье. Дача Ю. В. Андропова
26 ноября 1977 года
Разбудило меня пронзительное верещание телефона. На шестом звонке, так и не сумев разлепить веки, я нащупала и рванула трубку:
— Чтоб вы сдохли!
— И вам доброе утро, Валентина Васильевна!
— Простите… — я откашлялась. — Кто это?
— Ксения Николаевна…
— Какая еще?.. Ой, простите! Слушаю вас.
— Немного изменились планы, и я заеду за вами через тридцать минут. Если, конечно, вы не возражаете. Успеете собраться?..
Через полчаса я спустилась вниз и увидела у подъезда старенький «москвич» с работающим мотором. За рулем сидела женщина примерно моих лет, очень стильно одетая, с тонкой сигаретой, дымившейся в уголке чувственного рта. Она так же мало напоминала сотрудницу КГБ, как наша вахтерша тетя Нюся — главного редактора.
— Добрый день! — я открыла дверцу машины. — Ксения Николаевна?
— Здравствуйте. Садитесь…
Пока мы не выбрались на Рублевку, моя Мата Хари молчала, небрежно стряхивая пепел сигареты на пол. На шоссе она увеличила скорость и, чуть скосив сильно подведенные глаза, спросила:
— Вас не интересует, куда мы едем?
— А должно интересовать?
— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?
— К сожалению. Дурная привычка, простите. Говорят, с ней я бы никогда не прижилась в Штатах.
— А вы хотели бы прижиться в этой стране?
— А как вам кажется?
Мата Хари засмеялась.
— Браво! Вы умеете вести беседу. Впрочем, так вас и характеризовали.
— Кто?
— А кто вас мог так характеризовать?
Теперь засмеялась я.
— Один-один, ничья.
— Ну и слава Богу! Тем более что мы уже на месте…
Вокруг простирался зеленый дачный массив. Металлические, стального цвета ворота, у которых притормозил «Москвич», раздались в стороны, и мы вползли на ровно заасфальтированную площадку, плотно охваченную рядами высоченных пихт. Трехэтажный бревенчатый дом с башенками в псевдорусском стиле занимал центральную часть сравнительно небольшого участка.
— Приехали, — повторила Мата Хари и вынула ключ зажигания из замка. — Идемте!
По всему чувствовалось, что Ксения Николаевна здесь частый гость, если не хозяйка. Она ввела меня в невысокий, но просторный холл, уставленный мягкими диванами, креслами, пуфиками, и тут же исчезла. В одном из кресел сидел, положив ногу на ногу, сам Юрий Владимирович в домашнем халате с кистями. Когда мы вошли, он как раз брал из огромной хрустальной вазы гроздь черного винограда.
— Ну как, выспались? — в голосе Андропова звучала искренняя сердечность.
— Спасибо.
— Что ж, Валентина Васильевна, не будем затягивать увертюру, — Андропов отщипнул от кисти крупную ягоду и аккуратно положил ее в рот. — Теперь мы знаем все.
Я похолодела.
— Ваш редактор, человек неглупый и достаточно близкий вам, но, увы, безнадежно болтливый, рассказал вам… э-э-э… в дружеской обстановке о некой книге, изданной в Соединенных Штатах. И тогда в вас взыграли сразу два чувства: оскорбленное интеллектуальное достоинство и профессиональное любопытство. Характерно, что второе возобладало, и вы не придумали ничего лучшего, как шантажировать по телефону известного человека, утверждая, что санкционировал этот разговор не кто иной, как председатель КГБ СССР.
— Да, но…
— Я не закончил, Валентина Васильевна… У вас, естественно, может возникнуть, если уже не возник, вопрос: почему, собственно, столь незначительным эпизодом занимается сам председатель КГБ? Вы, надеюсь, понимаете, что я весьма далек от переоценки собственной личности, речь идет об уровне, и только… Так вот, еще позавчера я бы этим делом не занимался и, значит, не было бы самого вопроса, а сегодня — извольте. Сами того не подозревая, вы угодили в довольно скверную историю. Случайное совпадение, просто невероятное, но угодили, Валентина Васильевна, и я, право, не знаю, что с вами делать…
— Юрий Владимирович, простите Бога ради, но я решительно не понимаю, о чем идет речь!
— Попытаюсь объяснить. Как по-вашему, что такое КГБ?
— Ну… — я помялась, подыскивая наиболее мягкие слова, — это…
— Не мучайтесь. В глазах мирового общественного мнения — это символ зла, вероломства, насилия и полной безнравственности. Во многих странах нашей организацией пугают, как инфекцией, чумой. Ну а теперь вообразите, Валентина Васильевна, что нам действительно необходимо выполнить весьма деликатную миссию, например, провести встречу с известным на Западе деятелем культуры, науки или религии. Понятно, что на прямой контакт он не пойдет…
— Для этого существуют посольства, атташе по культуре…
— Они тоже значатся в той книге, которую цитировал ваш редактор.
— Но тогда…
— Не ломайте себе голову — это проблему уже прокачали умные люди. Тогда и возникает необходимость в личностях популярных, известных, не запятнавших себя ортодоксальными высказываниями и не числящихся в штате «кремлевских прихлебателей».
— А если те, о ком вы говорите, откажутся выполнять ваши поручения, что тогда?
— Не откажутся.
— Почему? Разве тот же Юлиан Семенов или Всеволод Овчинников не могут себе такого позволить? Их хорошо знают на Западе, они достаточно популярны, чтобы даже КГБ не мог оказать на них нажим и вынудить делать то, что они считают невозможным для себя.
— А зачем вынуждать?.. — Андропов вытер пальцы салфеткой, снял очки, отчего глаза его стали совсем маленькими и какими-то бесцветными, и в упор посмотрел на меня. — Своим успехом у читателей и свободой передвижения по всему свету эти люди целиком и полностью обязаны нам. Так что, уважаемая Валентина Васильевна, с ними ясно. А вот что мы будем делать с вами, так неосторожно вломившейся в сферу одной из важнейших государственных тайн?..
Я почти физически ощущала, как вся моя воля, интеллект и жалкие остатки логики, все мои возвышенные и не лишенные девичьего романтизма представления бывшей комсомольской активистки о свободе личности и силе слова, — все это осыпалось с меня, как шелуха, оставляя после себя какой-то первобытный, животный страх. От этого страха я оцепенела, слова первого кагэбэшника страны доносились до меня, как через ватную подушку, приглушенно и тупо. В этот момент меня можно было запросто размазать по стене черенком алюминиевой ложки. Господи, за что?..
— Я жду, Валентина Васильевна, — тактично напомнил о своем присутствии Андропов.
— Юрий Владимирович, — я глубоко вздохнула, набираясь мужества и нахальства, на какие только была способна. — Я по-прежнему не могу осознать всю глубину совершенной мною глупости, а потому прошу прикончить меня прямо здесь, на даче, и, если можно, из вашего личного оружия, но только сразу и в голову, чтобы я не мучилась в агонии…
На лице моего собеседника не дрогнул ни один мускул. Несколько секунд он рассматривал меня в упор, но я выдержала этот взгляд. Когда находишься в полуобморочном, подводном, я бы сказала, состоянии, то видишь только мутно-стальные, похожие на пуговицы глаза акулы, даже не вдумываясь, чьи они. Впрочем, спустя какое-то время взор председателя вдруг потеплел, словно в разгар тяжкой работы по искоренению скверны в родном отечестве он вспомнил о своей малолетней внучке, пускающей на радостях радужные пузыри соплей.
— Вы подходите нам, Валентина Васильевна.
— В каком смысле?
— А в каком смысле вы бы хотели нам подходить?
— Нам — КГБ СССР, или нам — Юрию Владимировичу Андропову?
— Ваши коллеги отзывались о вас как о женщине с весьма своеобразным чувством юмора…
— Вы не ответили на мой вопрос.
— А вы — на мой.
— Но…
— Хватит! — Андропов легонько хлопнул по столу своей ухоженной белой рукой и поднялся с кресла. — Скажите, Валентина Васильевна, вы бывали когда-нибудь в Аргентине?
— Естественно, не бывала.
— Хотели бы?
— А вы как думаете?
— Вам что-нибудь говорит такое имя — Хулио Кортасар?
— Юрий Владимирович, Бога ради! Если вы скажете сейчас, что и он работает на КГБ, я застрелюсь без вашей помощи!
— По всей видимости, вы чрезмерно увлекаетесь кофе. С такими нервами просто необходимо пить на ночь настой шиповника…
Андропов медленно (он все делал подчеркнуто медленно) подошел к настенному календарю, какое-то время молча его разглядывал, после чего повернулся ко мне. По губам председателя скользила тонкая улыбка:
— Сегодня двадцать шестое ноября. Третьего декабря в Буэнос-Айресе начинается международный симпозиум по творчеству Кортасара…
— Его надо убрать?
— Не злоупотребляйте моим терпением, Валентина Васильевна, — Андропов снова снял свои тонкие, в золоченой оправе, стекла и, как все очкарики, начал массировать переносицу большим и указательным пальцами. — Я ничего не имею против подобной реакции на деловой разговор. Однако мне бы не хотелось думать, что вы не до конца осознаете важность происходящего…
