Оттавио Каппеллани - Кто такой Лу Шортино?
Дядя Сал вышел за дверь, бросил быстрый взгляд на улицу и, снова погладив Ника по щеке, заключил: – Надеюсь увидеть тебя на следующем барбекю, а, Ники?
– Mister Ceccaroli for you
– Mister Ceccaroli for you.
Мысли Фрэнка, размышлявшего о предстоящей встрече с Салом Скали, прервал пронзительный голосок Жасмин. Он все пытался понять, что имел в виду Джон Ла Бруна, когда сказал: «Он такой же пижон, как ты». Эта фраза вертелась у Фрэнка в мозгу, причиняя мучения. «Пижон, как ты». Что бы эта хреновина значила?
– Who's he? – рассеянно спросил он секретаршу.
– Вас мистер Чек-ка-ро-ли из Рима, – с некоторым раздражением повторила Жасмин.
Фрэнк еще не успел ответить «о'кей», как на другом конце трубки голос Чеккароли тявкнул на italglish:[13]
– Naise tu iear iu![14]
– Чеккаро, – сморщился Фрэнк, – давай по-итальянски, лады?
Марко Чеккароли владел частным телеканалом в Риме, покупал и крутил по нему почти все телефильмы «Эрра Продакшн» и каждую неделю доставал Фрэнка, вываливая на него очередные gret aidias[15] по поводу офигенных мини-сериалов для экспорта в Америку. Фрэнк, который в гробу видал мини-, а равно и макси-сериалы, слушал Чеккароли потому, что тот покупал его продукцию, но прежде всего потому, что не мог сказать ему: «Послушай, а я тут при чем? Я ведь только подставное лицо».
До сих пор Чеккароли всегда общался с Фрэнком по-английски, и просьба последнего перейти на итальянский оказалась для него неожиданной, едва не парализовав его. Как же мне с ним говорить, на ты или на вы? судорожно спрашивал себя Чеккароли.
– Как… как… как пожелаешь… Фрэнк, – пробормотал он в трубку, надеясь, что угадал с местоимением.
– Чеккаро, ты, случаем, не знаком с тем типом из Флоренции, что выклянчил для показа на итальянском рынке «Тенора» Леонарда Трента? – спросил Фрэнк.
– Встречал его несколько раз, Фрэнк, – ответил Чеккароли, хотя понятия не имел, о ком речь.
– Фильм – полное дерьмо, – сказал Фрэнк. – Там рассказывается об одном теноре, о котором никто никогда не слышал, но, по словам этого вонючего козла Трента, у него the highest singing voice,[16] каких до сих пор не существовало.
– Трент – режиссер с… причудами, – ответил Чеккароли, восторженный поклонник Трента и всего того, что тот делал в кино. Боже, какие фильмы! Когда их крутишь по ТВ, сразу видно, что они сняты для кино, потому что не занимают весь экран.
– По мне, так он тот еще засранец… Но я не об этом. Тебе известно, что фильм был произведен «Старшип-Мувиз», а, Чеккаро?
– Разумеется, известно, Фрэнк.
– И конечно же, ты знаешь, что теперь я занимаюсь делами «Старшип-Мувиз»?
– Конечно, кто же этого не знает!
– Ну так вот, Чеккаро, надо что-то сделать для этого чертова фильма в Италии!
– Разумеется, разумеется, Фрэнк, – согласился Чеккароли и задумчиво добавил: – А что говорят эти, из Флоренции?
– Чеккаро, – ответил Фрэнк с досадой, – эти, из Флоренции, заполучили фильм и не делают ни хера!
– Тогда, Фрэнк, – засуетился Чеккароли, – если вы мне пошлете рекламные ролики, я могу сразу же начать запускать их по два раза в день!
– It's о'кей, но нам понадобится это… как это будет по-итальянски?
– Может, многократный показ? – предложил Чеккароли.
– Во-во! – обрадовался Фрэнк. – В общем, Чеккаро, ты мне должен организовать сногсшибательную премьеру в Риме с кучей журналистов и критиков!
– Lu ken relax – расслабься, Фрэнк! – отозвался Чеккароли, и эти слова вполне можно было счесть оговоркой по Фрейду, поскольку его самого трясло от возбуждения. – Я арендую мультиплекс, притащу прессу, самую-самую… Организую классный ужин для тебя и Леонарда…
– Отлично, Чеккаро, – прервал его Фрэнк, – посмотрим, когда мы сможем провернуть это дело… – Он шумно листал свой ежедневник. – Твою мать, полно встреч, что за сраная жизнь… так… глядим дальше… Чеккароли затрясло еще сильнее.
– Та-ак… я мог бы прилететь в Италию… скажем, во вторник на следующей неделе.
– Вторник? Следующая неделя?
– Что, слишком рано?
– Нет! – вскрикнул Чеккароли, в руках у которого телефонная трубка уже ходила ходуном. – No problem! Наоборот, отличная идея! Предпремьерный показ – классный сюрприз! Журналисты просто тащатся от таких штучек!
– Ну и ладушки! – ответил Фрэнк. – Я распоряжусь, тебе позвонит синьорина Циммерман. Она, конечно, та еще сучка, но она единственная, кто понимает в этих долбаных рекламных роликах и тому подобном! Bye, Чеккаро!
– Bye, Фрэнк… Спасибо! – выдохнул Чеккароли. Фрэнк положил трубку, взял лист бумаги, что-то записал и по интерфону позвал Жасмин.
Жасмин Артнако – крашеная блондинка с вислой задницей, которую Фрэнк терпел только потому, что она приходилась дочерью Энтони Артнако, – запыхавшись, влетела в кабинет.
– Позвонишь по этому номеру, – сказал Фрэнк, – и договоришься о нашей поездке в Италию…
– Вы летите в Италию?!
Фрэнк смерил ее холодным взглядом. Жасмин опустила глаза и принялась что-то черкать в блокноте.
– Здесь уже все написано, – сухо бросил Фрэнк. – Куда, когда, расписание. Кроме количества билетов, но это я тебе сообщу через пару часов. А сейчас дозвонись до Леонарда и соедини меня с ним.
– Какого Леонарда?
– Что значит – какого Леонарда?! – рассвирепел Фрэнк.
– ^Ах, Леонард Трент? – дошло до Жасмин. – Который снял «Тенора» и «Пластиковую любовь?
– Чаз! – проревел Фрэнк.
Жасмин вздрогнула. В комнату вошел Чаз.
– Ты теряешь время, – сурово бросил Фрэнк секретарше.
Чаз, который трахал Жасмин с первых дней прихода в «Старшип-Мувиз», не ставя Фрэнка в известность, смотрел на нее, будто говоря: «Что тут поделаешь!»
Явно обозленная, Жасмин вышла, волоча ноги.
– К тебе приходил дядя Сал?!
– К тебе приходил дядя Сал?! Когда?
– Четверть час назад, Тони… Я же тебе говорил! Тони разговаривал с Ником, который заявился к нему сразу же после ухода дяди Сала. Он тоже провел бессонную ночь – смотрел по телевизору программу, в которой какой-то тип, трясясь от возбуждения, расхваливал картины Кашеллы и Пурификато. Подумаешь, в гостиной у Тони висели и Кашелла, и Пурификато, и даже Карузо – последнего они с Ником повесили над самым диваном оранжевой кожи. Их вид абсолютно не заводил Тони: ему было отлично известно, что они сегодня уже не trendy.
– Четтина, – закричал Тони, – Четтина, иди сюда! – Четтина вышла из спальни всклокоченная, кутаясь в халат а-ля тетя Кармела. Твою матъ, подумал Тони, и на этой лахудре я женился!
– Ты слышала? – спросил Тони жену, пытаясь прогнать из головы горькую мысль. – К Нику приходил дядя Сал!
– Когда? – потягиваясь, спросила Четтина.
– Сегодня утром, мать твою! – с полоборота завелся Тони. – И чего хотел дядя Сал? – повернулся он к Нику.
– Не знаю, Тони, – ответил Ник. – Правда не знаю… Он мне сказал, что вчера вечером было совершено ограбление… Здесь, в нашем квартале.
– Ограбление?! В нашем квартале?!
– Ну да, ограбление, – подтвердил Ник. – Дядя Сал сказал, что кто-то из местных зашел в лавку дяди Миммо, ограбил его и… застрелил полицейского бригадира.
– Кто-то из местных?! – ахнул Тони и выпучил глаза.
– Да, – кивнул Ник.
– Это невозможно! – затряс головой Тони.
– Приготовить кофе, Тони? – спросила Четтина.
– Валяй! – ответил Тони. – Приготовь кофе и пойди причешись. И вообще приведи себя в порядок, умоляю тебя!
Четтина с испугом посмотрела на него, потом на Ника и с выражением покорности судьбе на лице направилась на кухню.
– Нет, ты посмотри, что творится! – сказал Тони. Ник отрешенно глядел в окно, выходящее в сад.
– А известно ли тебе, Ник, – заговорил Тони, задирая ногу на ногу и демонстрируя при этом пурпурно-красные носки, торчавшие из-под оранжевых брюк, – известно ли тебе, Ники, что случится с тем из жителей нашего квартала, кто ограбит человека и убьет полицейского, да еще бригадира? Может, ты думаешь, что это так, ерунда, ну вроде как по телевизору показывают, в фильмах Баретты, знаешь, когда чувак просыпается утром, напяливает комбинезон, открывает ящик с пистолетами… Блин, Тони, что ты несешь! Этот хренов ящик с пистолетами никогда не держат закрытым! В нем обычно лежат пистолеты, браслеты, золотые ожерелья, толстенные пачки долларов в золотых зажимах… Кто-нибудь даже скажет: если у такого крутого парня в этом долбаном ящике так много денег и золотых побрякушек, на кой черт ему идти и кого-то грабить! А он, козел, наоборот, выходит, делает круг по кварталу, останавливается у винного магазина, входит, гробит парочку полицейских, затем торговца, такого же негра, как сам, выгребает деньги из кассы и уходит, напевая, словно он Майкл Джексон! Твою мать, да такой у нас в Катании из дома выйти не успел бы – его бы пристрелили! Ник продолжал глядеть в окно.
