Олег Егоров - Девятый чин
— Отставить Максимова, — махнула блондинка сержанту. — И куда же вы от нас? В Голливуд, поди?
— Если бы, — усмехнулся Никита. — В Либерию. Я ведь нынче в Либерии проживаю. Вот так. Женился на победительнице конкурса «Мисс Африка».
— Завидую ей, — вздохнула блондинка.
— Напрасно. Я ее в черном теле держу, — тонко отшутился Брусникин.
Очередь недовольно зароптала.
— Джаст э момент! — строго прикрикнула таможенница.
Так Никита узнал еще одно английское выражение.
— Автограф на память не оставите?
— Обязательно. Как вас теперь называть?
— Анна Сергеевна, — зарделась блондинка.
"Анне Сергеевне, самой красивой девушке «Шереметьева-2» от «Хахаля-2», — начертал Брусникин казенной ручкой на оборотной стороне какой-то подсунутой декларации. И поставил размашистую подпись. После чего, подхватив чемодан, отправился, транзитом через паспортный контроль, на поиски продюсера.
А Капкан замешкался капитально. Слишком долго пришлось ему убеждать грузинского лорда, что чача, разливаемая в бутылки из-под шотландского виски, никак не укрепляет ни репутацию их совместного предприятия, ни дружбу между братскими народами Англии и России.
Примерно за полчаса до начала посадки — вылет самолета, согласно объявлению по громкой связи, задерживался из-за неблагоприятных погодных условий — Капкан и Брусникин сидели у стойки бара в «свободной зоне».
Небо давно прояснилось, но первыми стартовали авиалайнеры, застрявшие в порту часом ранее, когда над Москвой бушевала невиданная гроза.
— Говорю вам! Он! — убеждал Брусникин своего спутника. — Я его, как вас теперь, видел! Все лицо изрезано, точно бритвой! Очи совсем запавшие, словно у шахтера после голодовки! И еще тут, знаете, на переносице… Но не это главное!
Капкан с возрастающим интересом слушал рассказ Никиты.
— Что же тогда главное?
— Главное? — Никита оглянулся. — Главное, что он вдруг взял и исчез!
— Один или с вещами? — нахмурился «продюсер».
— Какое с вещами! С ним вещей-то было — плащ да книга для заметок по медицине!
— А с тобой?
— Нет. — Брусникин поморщился. — Ничего он, представьте, не украл. Разве что мое душевное равновесие.
— Это мы вернем. — Капкан жестом подозвал бармена с развязанной бабочкой на шее. — Почему бабочка сдохла?
— Меняюсь, — весело пояснил румяный парень за стойкой.
— Тогда две текилы по сто пятьдесят.
Самогонка из кактуса и блюдце с нарезанными дольками лимона были немедленно придвинуты к Брусникину.
— Ты, артист, не дергайся. — Капкан высыпал на язык щепотку соли и залпом выпил текилу. — Я Дрозденко лично спать укладывал. Привиделось тебе.
Сам он Дрозденко, естественно, спать не укладывал. В форму с жидким бетоном Дрозденко натурально укладывали Жало и Хариус.
Застывшие бетонные блоки с наказанными Малютой гражданами затем использовались как строительный материал на дачном участке кровожадного гангстера. А поскольку такой сицилийский способ защиты своих интересов Малюта применял регулярно, строительные работы в его усадьбе шли без перебоев. У Малюты вообще наблюдалась ностальгическая тяга к зодчеству, ибо в первый свой рейд по исправительно-трудовым учреждениям он ушел с должности бригадира штукатуров.
Усадьба Малюты в Опалихе напоминала укрепрайон после ковровой бомбардировки: фундаменты уже заложенные перемежались со свежими воронками котлованов. Возведение гаража, кегельбана, часовни, бассейна и замка с флигелями, а также зимнего сада, родовой усыпальницы, домика для охраны, двух гротов, трех беседок и тира Малюта мечтал завершить одновременно. Для осуществления этого дерзкого замысла он нанял иностранного специалиста по фамилии Гибарян.
Сначала Гибарян рекомендовал хозяину использовать для возведения построек розовый туф.
— Розовая колоратурная гамма, — объяснял архитектор заказчику, разложив перед ним чертежи, — придаст всему ансамблю единый григорианский стиль и войдет в сокровищницу мирового градостроительства наравне с Версалем, юсуповским дворцом и венецианским комплексом.
— Это где на гондонах плавают? — уточнял Малюта, чиркая серебряной зажигалкой.
— Да, — с прискорбием соглашался Гибарян, наблюдая, как обращаются в пепел его творческие замыслы.
— Железный бетон! — Малюта был категоричен. — И покрасить в серый цвет! Кум так строился: снаружи — полное дерьмо, внутри — сплошная роскошь. Мне крепость нужна, а не домик тыквы. Строго тюремный стиль.
Перебрав в памяти всех известных ему архитекто-ров прошлого и не обнаружив в их компании Кума, интеллигентный Гибарян задумался. Терять заказ было глупо, а не угодить заказчику — чревато последствиями. На тюркском наречии «кумом» назывался песок, но здания и тем более фундаменты из песка — дело недолговечное. Опять же, при чем тут бетон? Если, допустим, клиент ошибся с ударением и если тогда истолковать определение «тюремный» как «теремной», то ближе всех к таинственному Куму стоит Федор Конь, строитель стен и башен Белого города в Москве.
— Конь? — мягко переспросил он у Малюты.
— Я сказал «конь»? — Глеб Анатольевич подозрительно уставился на специалиста.
— А разве нет? — загрустил армянин.
«Конь, — отвернувшись, пометил Малюта в своем „ежедневнике“, с которым никогда не расставался. — Возможно, хотел конюшню».
— Конюшню будем ставить ближе к забору, — устным распоряжением добавил он объект, не учтенный в плане.
— За каким тебе конюшня?! — удивился Капкан, присутствовавший на обсуждении строительных мероприятий.
— Лох ты. — Малюта захлопнул «ежедневник». — Деревня. Серое вещество. В гольф будем играть, как нормальные…
«Да, мозги у Малюты, конечно, всмятку. — Вспоминая события годичной давности, Капкан дремал в кресле авиалайнера. — Ему что гольф, что поло — одинаково. Зато изворотливости не занимать, это — факт. С ним не расслабишься».
Рядом, уложив на плечо Капкана буйную голову, спал Никита Брусникин. Шокированный встречей с призраком, он как-то быстро нарезался еще до посадки в самолет. Стресс он, конечно, снял, но хлопот своему спутнику добавил. Направившись после третьей порции «текилы» в туалет, Брусникин по пути обзавелся в газетном киоске набором фломастеров. И затем начал раздавать автографы всем желающим. Первый автограф достался сливному бачку, второй — зеркалу над раковиной, а третий он уже нацелился вывести на белоснежной сорочке японского гражданина, но «продюсер» успел его перехватить. Заподозрив после длительного отсутствия Никиты что-то неладное, Капкан успел вовремя. Японец сушил под феном руки и потому ничего не заметил.
— Вам автограф?! — оживился Брусникин в объятиях Капкана.
Аккуратный господин из Японии, досушив руки, обернулся.
— Куросава! — радостно заорал Никита.
Чтоб японец не уличил его в ложной ориентации, Капкан разомкнул объятия. Сделал он это, повинуясь исключительно условному рефлексу. В его обществе геи почитались грязными отщепенцами. Никита взмахнул пучком фломастеров и опрокинулся на пол.
— Вот из зис? — испуганно прошептал японец.
— Шутинг стар, — вежливо пояснил Капкан, свободно владевший английским. — Падающая звезда. Можете желание загадать.
— Джаст э момент! — загребая воздух руками, вступил в беседу Брусникин. — Фак! Шит! Ай вонт ю!
Выплеснув на присутствующих весь свой словарный запас, Никита пополз к японцу.
Похоже, единственным желанием островитянина было поскорее слинять, и это его желание исполнилось.
— «Шереметьеву-3 от Брусникина», — вслух прочитал Капкан ядовито-зеленую надпись на зеркале.
— От Никиты, — добавил Брусникин, все четыре конечности которого подламывались, будто ножки игрушечного козлика, пропущенные сквозь леску.
— Где ты еще свои автографы оставил, урод?! — прорычал Капкан, яростно оттирая туалетной бумагой наводящую на ненужный след надпись.
— Три, три, три! — сказал Брусникин весело. — Жопу подотри!
И тут же его стошнило на кафель.
— Где ты еще свои автографы оставил?! — продолжил допрос Капкан, оттащив Никиту на скамью в зал ожидания.
— У нее, — пробормотал бледный Никита, судорожно сжимая фломастеры. — На таможне. В белом, что слева.
— Тихо сиди! — наказал подопечному Капкан. — Дернешься — убью!
Он отошел в сторонку и, не выпуская Никиту из поля зрения, набрал на мобильном номер самого толкового из бандитов. Соломон отозвался сразу.
— Ты где? — спросил, закуривая, «продюсер».
— На Вернадского, — отчитался сподвижник. — Мотор барахлит. Сын училку по химии обрюхатил. Теща в постель мочится. У тебя что хорошего?
— Фраерок наш поганку завернул, — перешел Капкан непосредственно к проблеме. — Значит, так.
