Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши
— А потом наступило насилие? — еще раз уточнил Миндия.
— Да!
— И мы теперь выясняем, как же насильник дошел до насилия?
— Вот именно!
— Надо подумать.
Федорчук облегченно вздохнул: в первый раз в жизни его помощник хоть что-то понял.
Тем временем Гегемоншвили зачерпнул чайной ложкой моток макарон и засунул его себе в рот.
— Сложная задачка, — произнес он, прожевав. — Нада правэсты слэдствэнный эксперымэнт.
— Это как? — не совсем понял Федорчук.
— Ну вот смотрытэ, шэф! Вы, напрымэр, насыльник, я, стала быть, жэртва. Я прихажу к вам в дом… — Тут Миндия протопал по комнате, не выпуская из рук кружки и ложки. — А вы начинаэтэ скланять мэня к палавому акту…
— Как именно я должен тебя склонять?! — выкрикнул Иван, теряя терпение. — В этом-то вся задача и состоит!
Миндия озабоченно поставил кружку на стол и заглянул шефу в глаза.
— А вы что, никагда никаво нэ скланялы?
— Ну, склонял, конечно… — буркнул Федорчук. — Только здесь совсем другой случай! Здесь надо так склонить, чтобы все было… Ну, красиво, что ли!
Гегемоншвили обхватил рукой колючий подбородок и забегал вокруг стола.
— Так-так-так… Значит, палавой акт, насылые… Но сначала все далжно быт красыва и аккуратна… Во! — воскликнул он. — Прыдумал!
Федорчук пытливо придвинулся к нему.
— Ну?!
— Значыт, вы — насыльник, я жэртва. Я сыжу, бэсэдую с вамы о пагодэ в Цэнтральном Нэчэрнозэмье и нычего нэ падазрэваю. — Миндия сел на стул и закатил глаза. — Тут вы ка мнэ падходытэ… Падхадытэ, падхадытэ! — скомандовал он. — Кладэтэ мнэ рукы на плэчи… Нагибаэтэсь к самаму маему ушку и нэжно шэпчитэ: «Любымая, я падарю тэбэ всэ звезды мыра!»
Неизъяснимо мучаясь, Федорчук проделал все, что требовалось.
— Я подарю тебе все звезды… — пробасил он.
И в этот момент в комнату вошла уборщица Михайловна. Ведро и швабра вывалились у нее из рук…
* * *Федорчук жил в старой части города в деревянном двухэтажном доме. В квартире у него имелось несколько предметов мебели, плита и холодильник. Все это было больших размеров и не подходило друг к другу по стилю. И не известно, как бы отважный следователь справлялся со своим хозяйством, если бы не его «Комитет помощи Федорчуку»…
Дело в том, что в каждой из трех соседских квартир проживало по замечательной старушке: баба Нюра и Софья Степановна — на первом этаже, а тетя Капа — на одной площадке с Иваном. Все три убеленные сединами женщины страстно любили Федорчука и всячески за ним присматривали. А он был им страшно благодарен и постоянно чинил в доме проводку, ввертывал лампочки и делал всю другую тяжелую мужскую работу.
Каждая старушка не могла нахвалиться на Ивана и постоянно ставила его в пример окружающим: тетя Капа — пролетариату, которому она продавала у проходной водку в разлив, баба Нюра — соратникам по Коммунистической партии, а Софья Степановна — окрестным детям (ибо в прошлом она была учительницей начальных классов).
… В квартире Федорчука пахло свежевымытыми полами и геранью. Баба Нюра только что закончила уборку и теперь с удовольствием смотрела на дело рук своих. Вообще-то Иван просил ее только накормить своего толстого рыжего кота Фису, но баба Нюра опять невольно исполнила роль Тимура и его команды: все пухлые юридические книжки были расставлены по полкам, герань и витиеватый кактус на подоконнике политы, а разбросанные по всем углам предметы гардероба водворились на место.
Тут бабин Нюрин взгляд застыл на барочном письменном столе, на котором возлежал Фиса и с интересом рассматривал свой живот и другие интимные места.
— Что, Фисонька, накушался? — спросила старушка кота. — Опять Ванюше волос своих насыпал? Э-э!
Котяра повел ухом, но от важного занятия не отвлекся.
В это время послышался скрежет ключа в замке, дверь решительно распахнулась, и взмыленный Федорчук вбежал в свои покои. Фиса тут же лениво спрыгнул и от греха подальше прошествовал к окну. Это было вовремя, потому что хозяин тут же грохнул по столу папкой с надписью «Дело».
— Здравствуйте, баба Нюра! — пророкотал он почтительно.
Внутренним чутьем соседка поняла, что Иван остро нуждается в уединении, и начала медленно и успокоительно передвигаться к выходу.
— Чайничек там у тебя, Ванюша, вскипячен, — как бы извиняясь, произнесла она.
— Спасибо! — благодарно отозвался Федорчук и распахнул створки шкафа, дабы разыскать в его недрах что-нибудь приличное из одежды.
— Хлеб там, в пакетике: Софья Степановна свеженький купила. А сдача на полочке.
— Большое спасибо! Даже не знаю, как благодарить…
— Да чего там! — скромно махнула рукой баба Нюра. — До свидания!
Как только дверь за ней закрылась, Федорчук в панике осмотрел свою квартиру, поморщился, повесил на гвоздик куртку и принялся беспокойно ходить из угла в угол. Паразит-Миндия ничем ему не помог, Машуня должна была прийти с минуты на минуту, а Иван ну совершенно не знал, что ему делать и как быть. В принципе, можно было бы позвонить ее маме и спросить дельного совета… Но вероятность того, что она вновь насоветует фиг знает что, была слишком велика.
— Теть Кап! — закричал Иван в сторону правой стены…
— Ой! — раздался в ответ низкий старушачий голос.
— Вы не видели мою белую рубашку?
— Да вон во дворе сохнет. Я стирала тут, и заодно твою прихватила.
— Как же? — почти простонал Федорчук. Ситуация теперь казалась ему просто неразрешимой. К нему должна была прийти девушка его мечты, а у него даже нет белой рубашки!
— А ты одень с голубыми полосками! — прогудела тетя Капа. — Тебе очень идет!
Но что голубые полоски по сравнению со свежей белизной?
* * *Машуня с превеликим трудом нашла нужный ей дом. Фонарей в этом районе города не наблюдалось, дороги были вымощены историческими булыжниками, что крайне критически сказывалось на обуви, и Машуня уже прокляла свое намерение именно сегодня прочитать дело Маевской.
Вдыхая особые запахи, которыми пахнут только старинные деревянные дома, она поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж и, обнаружив клеенчатую дверь с цифрой «4», нажала на кнопку звонка.
Федорчук открыл практически сразу, как будто стоял на стреме и ждал ее появления.
— Добрый вечер! — произнес он как-то сдавлено. — Милости прошу!
Машуня сухо поздоровалась, вошла в полутемную прихожую и только тут посмотрела на следователя. Он казался совсем огромным — выше ее на полторы головы, — что, впрочем, не мешало выглядеть ему несколько напуганным: по всей видимости, его внезапные чувства к ней нисколько не остыли. Все это было крайне мило и несказанно льстило самолюбию, а посему Машуня решила и в дальнейшем придерживаться выбранной тактики: быть неприступной, деловой и не переходить никаких границ. Пусть мама знает!
— Где можно ознакомиться с документами? — чопорно осведомилась она.
— В зале, — отозвался Федорчук и как-то весь поник, чем окончательно развеселил Машуню: она почувствовала над ним власть, и она ей понравилась.
Коричневая папка уголовного дела лежала на барочном столе. Иван молча отодвинул для Машуни стул. Она села и, достав из сумки тетрадочку с изображением Леонардо ди Каприо на обложке, принялась за труды.
Знакомиться с обширными материалами следствия пришлось долго: за несколько дней расследования Федорчук уже успел собрать целую коллекцию протоколов допросов свидетелей, протоколов осмотра места происшествия и заключений экспертов… Правда, непосредственно к Маевской все это не относилось, и единственной причиной ее ареста были зловещие пророчества, сделанные ею перед самой свадьбой. В своих показаниях Колька привел их содержание: мол, Нонна рассказала ему свой сон, в котором Шорохова убивают сразу после бракосочетания. Правда жена Стаса интерпретировала ситуацию несколько по-другому: она заявила, что Маевская зашла к ней на девичник и там, отозвав ее в другую комнату, стала отговаривать выходить замуж. Когда же Бурцева отказалась, Нонна начала угрожать ее жениху.
Да, картина была в общем-то ясная: как и предсказывала Маевская, у Ивана не было никаких шансов на полноценное обвинение. Что, разве где-нибудь в законе сказано, что гражданам Российской Федерации запрещено видеть вещие сны и всем о них рассказывать? Единственной зацепкой Федорчука была жена Стаса: она утверждала, что это были именно угрозы, а не пророчества. Но Машуня была уверена в обратном. В любом случае с Бурцевой стоило поговорить и выяснить все до конца. И если выясниться, что ее всего лишь предупреждали о гибели мужа, то Нонна окажется на свободе еще раньше, чем через неделю.
* * *Федорчук молча сидел на краешке дивана и изобретал, как ему быть. При виде склоненной над работой Машуни у него в голове помещалась только одна мысль: «Пропал! Я пропал!»
