Дональд Уэстлейк - Проклятый изумруд
— Если не будет подходящих условий, мы не будем браться за дело, — заверил Дортмундер.
— Никто из нас не жаждет оставаться в тюрьме больше одной или двух минут, — заявил Келп Марчу. — Если возникнет угроза, что наше пребывание затянется там на годы, — не беспокойся, мы бросим эту затею.
— Мне нужно быть очень осторожным, я единственный кормилец у матери.
— Разве она не водит такси? — спросил Дортмундер.
— Только не ради денег, — ответил Марч. — Она занимается этим, чтобы общаться с людьми, а не сидеть дома.
— А что за тюрьма? — поинтересовался Чефуик.
— Мы все еще посмотрим на нее, — пообещал Дортмундер.
— А пока у меня есть вот это.
И он начал раскладывать на столе содержимое трех конвертов.
На этот раз Келла провели в другую комнату, но он спохватился:
— Эй, погодите!
Чернокожий секретарь в дверях повернулся.
— Да, сэр?
— А где биллиардный стол?
— Что, сэр?
Келп выразительно повертел руками, словно совершая удар кием.
— Ну, биллиард… Зеленый стол с дырками.
— Да, сэр. В другой комнате, сэр.
— Вот та комната мне и нужна, — сказал Келп. — Проведите меня туда.
Секретарь нерешительно застыл, явно не зная, что делать.
— Ну же, — поторопил Келп, — мне охота погонять шары.
— Я не уверен…
— Я уверен, — успокоил его Келп. — Не сомневайтесь, действительно охота. Идем же!
— Да, сэр, — сдался секретарь. Он проводил Келла в комнату со столом и удалился.
Келп уложил двенадцать шаров, всего четыре раза промахнувшись, и уже метил в тринадцатый, когда вошел майор Айко.
— Салют, майор! — воскликнул Келп, отложив кий. — Я принес новый список.
— Давно пора, — буркнул майор и метнул хмурый взгляд на биллиардный стол. Айко, казалось, был чем-то недоволен.
— Как это «давно пора»? — запротестовал Келп. — Прошло меньше трех недель.
— В прошлый раз вам понадобилось две недели.
— Тюрьма охраняется не так, как музей.
— Все это я понимаю, — проворчал майор. — Но я выплатил вам три тысячи долларов, не считая того, что мне стоило материальное обеспечение, а до сих пор ничего не получил.
— Неужели так много? — Келп покачал головой. — Так или иначе, вот список.
— Спасибо.
Майор, насупившись, прочитал список, потом спросил:
— Грузовик?
— Причем не краденый, иначе я сам занялся бы этим, — ответил Келп.
— Но грузовик же очень дорогой.
— Да, но после выполнения работы вы сможете его продать.
— Это займет у меня некоторое время, — сказал майор, еще раз пробежав глазами список. — В остальном никаких проблем. Вы заберетесь по стене, да?
— Что поделаешь, у них там стены, — бросил Келп и подошел к столу. Он взял кий, закатил в лузу тринадцатый, а затем и девятый шар.
— Этот грузовик должен быть быстроходным?
— Мы не собираемся никого обгонять.
— Значит, годится и подержанный?
— Но с бумагами все должно быть в порядке, чтобы показывать в случае чего.
— А если взять на прокат?
— Валяйте. Но если все сорвется, чтоб до вас не добрались. Помните, для чего он нам нужен.
— Я буду помнить, — сказал майор. — Теперь, если вы закончили игру…
— А может, заделаем партию?
— Простите, — произнес майор с застывшей улыбкой, — я не играю.
Из окна своей камеры Алан Гринвуд мог видеть асфальтированный прогулочный дворик и наружную, побеленную известью стену тюрьмы. Он проводил у окна весь день, потому что не любил ни своей камеры, ни своего напарника по камере. Оба были серые, грубые, старые и грязные. Но камера, по крайней мере, не действовала на нервы, а компаньон проводил долгие часы" копаясь в пальцах ног, а потом нюхая руки. Гринвуд предпочитал смотреть на двор для прогулки, стену и небо. Он сидел здесь уже месяц, и его терпение истощилось..
Заскрипела дверь. Гринвуд повернулся. Он увидел сокамерника на верхних нарах, нюхающего пальцы, и увидел стоящего на пороге сторожа. Сторож был похож на старшего брата сокамерника, но, по крайней мере, был в ботинках.
— Гринвуд, к вам посетитель.
— Отличнненько!
Гринвуд вышел, и дверь снова заскрипела. Гринвуд и сторож прошли по металлическому коридору, спустились по металлической лестнице, прошли по другому металлическому коридору, через две двери, которые им открыли сторожа, и по коридору из пластика зеленого цвета попали в помещение светло-коричневого цвета. Эжен Эндрю Проскер сидел по другую сторону решетки, делившей комнату надвое. Он улыбнулся.
Гринвуд сел напротив него.
— Как дела в мире?
— Он вертится, — заверил его Проскер.
— А как мое прошение?
Гринвуд говорил не о прошении к правосудию, а о том, которое он адресовал своим бывшим партнерам.
— Недурно, — порадовал его Проскер. — Я не удивлюсь, если завтра утром вы узнаете что-то новенькое.
Теперь улыбнулся Гринвуд.
— Хорошая новость. И поверьте, я очень нуждаюсь в хороших новостях. Думаю, вы не уточняли детали с моими друзьями?
— Нет, — ответил Проскер. — Мы решили подождать, когда вы будете на свободе. — Он поднялся и взял свой портфель.
— Надеюсь, мы скоро вытащим вас отсюда.
— Я тоже на это надеюсь, — расчувствовался Гринвуд.
В два часа двадцать пять минут ночи на следующий день после визита Проскера автострада вблизи тюрьмы была почти пуста. Не считая лишь одного грузовика — большого пыльного фургона с синей кабиной и серым кузовом с надписью: «Грузовики проката Паркера» белыми буквами на обеих дверцах кабины.
Айко через посредника нанял его на весьма скромных условиях, а Келп был за рулем. Когда он замедлил скорость, чтобы выехать с автострады, Дортмундер, сидящий рядом, наклонился вперед и, посмотрев на часы в свете приборной панели, сказал:
— У нас пять минут лишних.
— Я поеду медленнее по узким улицам — с таким-то грузом сзади, — ответил Келп.
— Нам нельзя приезжать раньше времени, — напомнил Дортмундер.
— Я знаю. Знаю.
В тюрьме в этот момент Гринвуд тоже смотрев на часы, стрелки которых сказали ему, что надо подождать еще полчаса.
Через двадцать пять минут грузовик с погашенными фарами остановился на стоянке у большого магазина, в трех кварталах от тюрьмы. В округе светились лишь уличные фонари, а покрытое тучами небо делало ночь еще темней. С трудом можно было различить собственную руку у лица.
Келп и Дортмундер вышли из кабины и осторожно обошли грузовик, чтобы открыть заднюю дверь. Внутри фургона стояла чернильная тьма. Пока Дортмундер помогал Чефуику спрыгнуть на асфальт, Марч передал Келпу лестницу трехметровой длины. Келп и Дортмундер прислонили лестницу к фургону, а Марч протянул Чефуику моток серой веревки и его маленькую черную сумку. Все они были одеты в темное и переговаривались только шепотом.
Дортмундер взял веревку и первым поднялся по лестнице, за ним последовал Чефуик; Келп придерживал лестницу. Когда они очутились на крыше фургона, Келп передал им лестницу. Дортмундер положил ее на крыше вдоль грузовика, потом он и Чефуик улеглись по обе ее стороны. Келп сел в кабину и, не зажигая фар, медленно объехал большой магазин, чтобы выехать на улицу.
В тюрьме Гринвуд взглянул на часы: без пяти три. Момент настал. Он откинул одеяло и вперил взгляд в человека, который спал на верхней койке. Старик храпел с открытым ртом, и Гринвуд ударил его кулаком по носу.
Глаза старика открылись; он и Гринвуд в течение секунды смотрели друг на друга. Потом старик заморгал, вытащил руку из-под одеяла и пощупал болевший нос.
— Ой…
— Перестань копаться в пальцах ног!
Старик выпрямился, глаза его округлились.
— Что-что? — зашептал он.
По-прежнему во весь голос Гринвуд завопил:
— И перестань нюхать свои руки!
Старик все еще держал пальцы прижатыми к носу. Затем отвел их — они оказались в крови.
— На помощь, — сказал он тихо, будто сомневаясь, правильно ли выбрал слово.
Потом, видимо перестав сомневаться, закрыл глаза и визгливо заверещал:
— На помощьпомощьпомощь…
— Ну все! — что было мочи взревел Гринвуд. — Я тебя убью!
Зажегся свет. Закричали сторожа. Гринвуд начал ругаться, топать ногами, размахивать над головой кулаками. Он сорвал со старика одеяло, скомкал его и швырнул на нары. Потом схватил старика за лодыжку и стал изо всех сил ее сжимать, как бы считая это его горлом.
Послышался скрежет металла, лязг запоров. Гринвуд оторвал старика от нар, держа его за лодыжку, но стараясь не причинить вреда, затем поймал одной рукой его за шею, а другую занес над лицом. При этом он непрерывно вопил. Открылась дверь, вбежали три сторожа.
Гринвуд не облегчил им задачу. Он не ударил ни одного из них, так как не хотел, чтобы его оглушили дубинкой, но держал ставка перед собой, не давая зайти себе за спину.
Потом он внезапно стих. Он выпустил старика, который сразу же сел на пол и схватился двумя руками за горло, и бессильно поник с пустым взглядом.