Дарья Донцова - Муха в самолете
Неожиданно слезы высохли, на смену им пришла злость. Значит, Олег променял меня на эту кудлатую крысу. Ладно, еще посмотрим, кто окажется на вершине горы! Пусть Куприн пока радуется жизни с этой дешевой девицей. Скоро домой вернется Томочка, а при ней майор не посмеет даже заикнуться о том, чтобы оставить у нас сию, с позволения сказать, Лену. Впрочем, и Семен, и Кристина тоже будут исключительно на моей стороне, значит, Олегу и крысе придется встречаться где угодно, но не в нашей супружеской спальне. Хорошо, я позвоню Томочке и успокою подругу, расскажу ей все в деталях и объясню:
– Пожалуйста, не беспокойся, я живу в комфортных условиях, но домой пока возвращаться не стану, появлюсь лишь после того, как напишу и опубликую новый роман, замечательный бестселлер. Войду в квартиру, осыпанная цветами поклонников. Вот когда руководство «Марко» сгрызет от злости все письменные столы в новом здании издательства! Поймут, какого автора турнули, да поздно будет. Да и Олег…
На глаза снова накатили слезы, я сердито потрясла головой: хватит! Трудности надо решать по мере их поступления и радоваться самым маленьким удачам! Однако, я молодец! Несмотря на шок, прихватила из квартиры обезболивающие полоски, приду к Линде, наклею одну на десну и попробую составить план действий.
Тут я призадумалась. Нет, Куприн решил со мной развестись. Последнее время мы очень часто с ним выясняли отношения на повышенных тонах. Я-то, наивная Чебурашка, никак не могла понять, отчего муж столь переменился, ну почему он вдруг трансформировался в раздраженного, злого, нетерпимого субъекта, а, оказывается, дело-то простое. У Куприна появилась новая любовь, и, естественно, жена стала ему не нужна, я столько раз писала об этой более чем банальной коллизии в книгах и теперь внезапно стала героиней одной из таких историй.
Надо же, я так доверяла мужу, мне и в голову не могли прийти мысли о его измене. Нет, с Олегом общаться нельзя, домой возвращаться противно, местные кумушки, бабушки, обожающие прогуливаться перед подъездом в любую погоду, уже вовсю обсуждают животрепещущую новость. И я совершенно не способна лечь спать на кровать, где ночевала Лена. И что мне делать? Позвонить в «Марко»? Но меня выгнали из издательства, никто не собирается искать Арину Виолову и уж тем более помогать ей. В этом мире, знаете ли, каждый за себя.
К глазам подступили слезы, в горле заворочался комок. Я моргнула, тяжелая капля поползла по щеке, вслед за ней покатилась вторая, третья. Боже, какая я несчастная, одинокая, никому меня не жаль.
Внезапно из глубины души поднялась волна злости. Я встряхнулась. А ну, приди в себя, Вилка, и прекращай нюнить. На этом свете не бывает безвыходных положений и доводят себя до слез только истерички, а я никогда не испытывала уважения к плаксивым, слабым личностям. С обстоятельствами следует бороться, и надо стать назло всем счастливой.
Слезы мгновенно высохли. Значит, так, Олег нашел себе любовницу и решил уйти от меня? Семь футов ему под килем, трусу. Настоящий мужчина честно скажет супруге: «Прости, дорогая, я разлюбил тебя».
Только, похоже, истинных представителей мужского пола можно по пальцам пересчитать. Впрочем, я и раньше об этом знала, но наивно полагала, будто обладаю одним из раритетов. Что ж, иллюзия лопнула, но это не повод для соплей.
Издательство «Марко» надумало выбросить Арину Виолову? Его сотрудники тоже поступили не лучшим образом, но я не стану рыдать у них на пороге.
Я сильная, смелая, умная, выплыву. Сначала отыщу того, кто убил Асю, потом напишу об этом расследовании книгу и отнесу ее… нет, не в «Марко», а в другое издательство. Роман обязательно напечатают, я получу за него престижную премию, супергонорар, и тогда посмотрим, кто в конце концов станет рвать на себе волосы от горя! Давай, Вилка, действуй, да поторопись, чтобы поскорей утереть нос изменщику! Олег еще зарыдает от злости, когда увидит на всех лотках мое новое произведение и поймет, что я не переживаю, а работаю. Я еще докажу им всем! Увидят, на что я способна.
Глава 7
Около пяти вечера я, плотно надвинув на голову капюшон куртки, звонила в дверь квартиры, где еще недавно жила Ася. Палец давил на пупочку, за створкой заливалась веселая трель, чем дольше я стояла на лестнице, тем яснее понимала: Бирюковы опять спят. Может, постучать в дверь ногой? Не успела эта мысль прийти в голову, как послышался тоненький голосок:
– Иди, иду, нечего нервничать.
Замок щелкнул, на пороге появилась белокурая, худая до прозрачности девушка.
– Вы к кому? – без тени страха или волнения спросила она.
Я приветливо заулыбалась.
– Я Асю ищу.
– Локтеву? – попятилась девушка.
– Вы, наверное, ее соседка? – пошла я в атаку.
Худышка кивнула и молча уставилась на меня.
– Можно войти?
– Э… да… пожалуйста!
Я осторожно ступила в прихожую и, подавив неприятные воспоминания, прощебетала:
– Ася где?
– Вы ей кто? – отмерла девица.
Я махнула рукой:
– Объяснить трудно, родня, одним словом. Только мы сто лет не встречались. Ася в Москве живет, а я в… в… Брумбейске![1] Это город такой… в… в… Молдавии. У нас с работой плохо, ну я и решила в Москву податься, у Аси временно остановиться.
– Бабуля, – заорала девица, – выгляни!
Послышалось шарканье, и в коридор выползла старуха, на этот раз, похоже, трезвая. Я совершенно не опасалась быть узнанной. В тот день, когда убили Асю, милая старушка лежала пьяной, а на мне был костюм Снегурочки и парик с большой челкой, прикрывавшей лоб. Накладные волосы сильно изменяют внешность, если не верите, купите себе белокурые косы, померяйте и посмотрите в зеркало, ей-богу, воскликнете: «Это кто же такая?»
– Ба, – забубнила девица, – а ну, разберись с ней, она Асю ищет!
Старушка уставилась на меня выцветшими глазами и очень ласково осведомилась:
– А ты кто, деточка?
Я бойко изложила только что придуманную версию про гастарбайтершу из Брумбейска. Бабушка широко улыбнулась.
– Звать тебя как?
– Ольга, – быстро представилась я, – Тарасова!
– А я Вера Ивановна, ты на кухню проходи, – предложила пожилая женщина.
Усадив меня на колченогую табуретку, Вера Ивановна вдруг сказала:
– Нехорошо людей обманывать.
Я заморгала.
– Вы о чем?
– Да о тебе, милая. Вот уж придумала! Из Молдавии она, – тихо зажурчала бабушка, – куртка на тебе с рынка, в таких полстолицы ходит, и сапожки, как у моей Катьки, она их у метро в магазине распродаж взяла.
Наверное, следовало начать выкручиваться и сказать Вере Ивановне: «Верхнюю одежду шили в Китае, а обувь в Италии, с чего вы взяли, что только москвичи такую купить могут». Но я, пораженная наблюдательностью старухи, не нашла сразу нужных слов.
– И еще в одном ты ошиблась, – мирно журчала Вера Ивановна, – мы с Асиной матерью целую жизнь в одной квартире обретались, я все про нее знаю, никаких родственников у Ники не имелось, ни о ком она не рассказывала! Так зачем ты ищешь Асю?
В моей голове лихорадочно завертелись мысли, по большей части глупые: прикинуться социальным работником, агитатором от какой-нибудь партии, школьной подругой Аси…
– Да знаю я, кто ты! – неожиданно заявила Вера Ивановна.
– Кто?!
– Решила удостовериться, правда ли разлучница умерла?
– Кто?!!
Старуха выдвинула ящик стола, вытащила из него пачку дешевых сигарет, чиркнула зажигалкой, с видимым удовольствием затянулась и шлепнула ладонью по столу.
– Хорош кривляться. Ты – Роза Башметова, жена Ильяса, в одном садике с Асей работаешь, так?
Я молчала, не зная, как реагировать, но старуха приняла мою растерянность за подтверждение своих слов и кивнула.
– Ага, сказать-то и нечего. Я, между прочим, на твоей стороне была. Когда Ася про Ильяса заговорила, сразу ей сказала: «Не лезь в чужую семью, дети у них, не уводи мужика, счастья тебе это не принесет. Ищи холостого». Понимаешь?
Я кивнула.
Вера Ивановна сделала пару затяжек и продолжила:
– А она только смеялась!
Старуха сердито раздавила окурок в пустой консервной банке, служащей тут, видимо, пепельницей, потом встала, подошла к двери, выглянула в коридор, поплотнее прикрыла створку, приблизилась ко мне, задрала рукав халата и показала шрам на предплечье, неровный, уродливый.
– Всем говорила до сих пор, что в юности обожглась, – заявила бабка, – вот след и остался!
– Случается подобное, – кивнула я, плохо понимая, куда клонит Вера Ивановна.
– Так ведь я и правда обожглась, – вздохнула старуха, – татуировку сводила. Наколка у меня была, это сейчас татушка у каждого второго, а в мою юность рисунок на теле позором считался: раз у человека тату имеется, значит, на зоне сидел. Мужики, правда, в армии себе отметины делали, а бабы только по уголовке получали. Так-то.
– Вы отбывали срок? – уточнила я.
Вера Ивановна кивнула:
