Валентина Андреева - Платный сыр в мышеловке
Обзор книги Валентина Андреева - Платный сыр в мышеловке
Валентина Андреева
Платный сыр в мышеловке
Часть первая
Любовь с отягчающими обстоятельствами
В ночь с четверга на пятницу к Наталье вернулась первая любовь, причем в полном соответствии со словами когда-то очень популярной песни: она «нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь». Вот только ничего удивительно хорошего с собой не принесла. Нагрянула любовь не по инициативе подруги. Наталья и в самом деле не рассчитывала увидеть во сне Володьку Кириллова. Прошло слишком много лет после их нелепой размолвки, положившей конец трепетно зарождающимся отношениям взаимной любви и начало долгим мучительным переживаниям. Неоднократные аудиторские проверки временем показали: всему виной Наташкина гипертрофированная застенчивость, на деле выглядевшая махровым легкомыслием, и гордость Кириллова, искусственно возведенная им в степень гордыни. Володька про Наташкину застенчивость ничего не знал, зато она слишком хорошо знала о его гордыне. Именно поэтому девица упорно задирала нос и демонстрировала показное безразличие к пареньку, в которого была влюблена основная часть школьниц, независимо от возраста. Разумеется, Наташка не только входила в их число, но и лидировала. Как отмечалось, слишком гордый по натуре Кириллов поставил перед собой цель покорить крепость, именуемую одноклассницей Натальей, не ведая того, что твердыня мысленно давно готова пасть. Едва ли не с первого дня знакомства в школе. И в конце концов почти пала на деле, благосклонно согласившись прийти на первое свидание.
Свое обещание Наташка выполнила, только с перепуга заявилась с приятельницей, выразившей решительную готовность ее поддержать. На беду девушка имела имидж первой классной сплетницы. Володька расценил сей факт в качестве гнусного над ним издевательства. Свидание не состоялось. Борясь со слезами, Наталья приняла легкомысленно-наплевательский вид и, считая себя глубоко обиженной, по совету все той же приятельницы и в тот же вечер не один раз продефилировала под ручку с молодым человеком старше ее лет на десять, мимо спортплощадки, где Кириллов с приятелями гонял мяч. «Подручный» юноша ровно ничего для нее не значил, но реакция любимого была ошеломляющей. Ни в этот, ни в последующие дни Володька не пал перед ней на колени, не укорял в измене, не проявлял повышенное внимание. Хотя бы простыми издевательскими замечаниями. Просто отделался свернутой треугольником запиской, опущенной в почтовый ящик, в которой сообщал, что он Наталью очень любил, но чувства его остыли и он хочет как можно скорее ее забыть.
В Наташкиной душе царило полное смятение. С одной стороны, она боялась навсегда потерять любимого, с другой — ни за что бы в этом ему не призналась. Более того, отчаянно вредила самой себе, усиленно делая вид, что Кириллова на свете не существует. А он твердо выполнял свое обещание. Оба мучились назло друг другу и себе. И оба признались в былой любви уже достаточно поздно. Прошло много лет, у каждого имелась семья. Юношеское чувство казалось эфемерным, слишком светлым и чистым, а посему неповторимым в реалиях взрослой жизни.
Володькин телефонный звонок через годы имел причину — «случайно» вспомнил, что 8 марта у Натальи тоже праздничный день. Этот полушутливый, но с отчетливыми нотками ностальгии по школьной юности и влюбленности разговор разбередил «старые раны». Кириллов предложил Наталье встретиться, на что она ответила — лучше оставить прошлое прошлому, пусть все хорошее сохранится в памяти, в том числе и их юные лица. Ни к чему отмечать при встрече возрастные изменения и жаловаться на коварство времени. Уже ничего нельзя изменить. Он грустно, но несколько напряженно согласился. С тех пор они обменивались только короткими поздравлениями в дни рождения — по одному звонку в год. И этот звонок каждый раз выбивал Наталью из накатанной жизненной колеи не меньше, чем на пару часов.
Приснившийся сон весь день не давал подруге покоя. Как следствие, она пыталась лишить его и меня. Последняя ее попытка достала окончательно. Я разозлилась и в очень сжатой форме доказала, что она не права. Чего волноваться? Мужу не изменяла, да и сам Володька этого не требовал, вел себя во сне вполне прилично, выглядел достаточно счастливым и даже трезвым. В последнее время до Натальи окольными путями доходили слухи, что он начал выпивать. Кто-то из знакомых встречал его несколько раз в весьма непотребном состоянии. А если Володька, ласково и грустно улыбаясь Наташке, просил выбрать время его навестить, то не силком же тащил? К тому же к утру он вообще растаял.
Несмотря на мою словотерапию, Наташка весь вечер виновато мозолила глаза мужу, каждые пять минут интересуясь, не проголодался ли он? Борису это изрядно надоело. Оторвавшись от компьютера, он задумался. Результатом «задумки» был прямой вопрос в лоб: на что Наталья спустила всю денежную заначку? Этот меркантильный интерес очистил Наташкину душу от надуманного чувства вины, как нож очищает луковицу от шелухи. Подруга изошла горючими слезами, после чего ей моментально полегчало. Просто она попутно переложила свою надуманную вину на черствого Бориса. Благо история напичкана прецедентами. Сам виноват. От добра добра не ищут.
Субботнюю и воскресную ночь Наташка провела в полной безмятежности — без каких-либо сновидений. Наверное, у Кириллова выходные ночи по графику были нерабочими. Но с понедельника начался форменный кошмар. Володька являлся подруге во сне с завидным постоянством и вел себя одинаково: все так же улыбался на расстоянии и молча манил ее к себе рукой. Не помогало даже снотворное.
До дня рождения Кириллова было далековато, до Наташкиного — тем более, но она, найдя в моем лице поддержку, надумала ему позвонить. С этим твердым решением и заявилась: дома торчал Борис, которому следовало быть в неведении. Для его же пользы. А тут еще подруга детства Ольга, астролог по совместительству с основной профессией бухгалтера, дала понять — у Кириллова явно что-то случилось. Не верить Ольге мы не могли. Составленный ею гороскоп на Серафиму Игнатьевну Лопухову очень точно отразил все существенные черты ее личности и трагической судьбы[1].
Володькин домашний телефон молчал, мобильного номера у Натальи за ненадобностью не имелось. Тем временем опять наступили выходные дни, и подруга наконец выспалась. С понедельника Кириллов снова «вышел» в ночную смену. Немного поколебавшись, Наташка прозвонилась Володькиной жене, Тамарке. Номер телефона удалось отыскать через Ольгу. Еще до формального развода (просто разбежались, не утруждая себя юридическими заморочками) Тамара Васильевна пожаловалась кому-то из бывших Наташкиных одноклассниц, что зря попыталась связать свою судьбу с Кирилловым. Он ведь откровенно признавался, что однолюб и в его жизни любовь уже была. Жестокие слова, тем более когда тебе предлагают замужество. Странное предложение — руки, но без сердца. И все же Тамарка его приняла, решив, что любовь со временем все равно проходит, а ей хватит и привязанности человека, которого сама она любила. Не хватило…
Наташкин звонок вызвал у женщины бурную истерику. Встречаться она категорически отказалась, силы посочувствовать Наталье в себе не нашла и потребовала никогда ее больше не беспокоить.
Подруга долгое время сидела с вытянутым лицом. Я поерзала в кресле, не зная, стоит ли отрывать Наташку от раздумий, хотя вид ее меня пугал. Она совершенно перестала походить на саму себя. В душу даже закралась мысль: если бы Кириллов ее сейчас видел, вне сомнения, перестал бы домогаться по ночам.
Наташка начала откровения с «О-о-о-о…». Потом был небольшой технический перерыв, во время которого она пальцами пересчитывала на толстовке отсутствующие пуговицы, забыв про «молниеносную» застежку и одновременно стучала зубами. Я попробовала отвлечь ее, предложив кофе. Подруга выдала непонятное «Все!» и вдруг разразилась слезами.
Когда до меня дошел ужасный смысл слова «Все!», стало ясно — надобность в поздравлениях Кириллова с днем рождения отпала. Прошлое окончательно ушло в прошлое, без всяких надежд, пусть даже только мысленных, на будущее. Надо же, какое ужасное слово…
— А скептики еще утверждают, что нет жизни после смерти, — осторожно попробовала я начать утешение с критики сомневающихся в бессмертии человеческой души. — Надо сходить в церковь и помянуть раба Божьего Владимира. Теперь понятно, почему он постоянно тебе снится. Просит тебя прийти к нему на могилу, чтобы окончательно проститься.
Щеки Натальи начали медленно розоветь. Отметив этот момент как положительный, я мигом притащила ей пачку бумажных платков и снова предложила кофейку.
— Какой кофеек! — слабо, но осознанно возмутилась подруга. — В прихлеб с этими мокрыми последствиями? — Вытянув все бумажные платки сразу, она принялась рьяно сморкаться и промокать ручейки слез. — В церковь мы, конечно, сходим. Может быть, этого будет достаточно? Свинство, наверное, но я боюсь идти к Вовке на могилу… Господи, упокой его грешную душеньку. — Наталья истово перекрестилась, я в знак одобрения кивнула головой и осенила крестным знамением и себя. — То ли я плохо поняла, — шмыгнула носом подруга, — то ли Тамарка от горя умом тронулась… Нет, наверное, все-таки я плохо поняла. Она мне пожаловалась, что Володька постоянно по ночам ей названивает и требует что-то вернуть. Только сейчас дошло: этот кошмар ей тоже снится. Наяву же такого быть не может? Если только его голос, а Тамарка уверяет, что его, не записан на диск при жизни. Как в истории графини Милки Дашковской-Винтер-Келлер[2]. Представляешь? Тамарка стала отключать на ночь телефоны, так Володька сменил график, стал названивать днем и вечером. Кириллов всегда отличался не только гордым нравом, но и упертостью в достижении поставленных целей. Ему коммунизм бы строить… Ир, он так и стоит у меня перед глазами. Все такой же умопомрачительный мальчишка. Ну почему я раньше не согласилась на встречу? Она же меня ни к чему не обязывала. Теперь уже никогда не увидимся. Никогда! Понимаешь?
