Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье - Эдигей Ежи

— Вас видели, когда вы сошли вниз и открыли дверь комнаты ювелира. Это было без десяти девять. Вы отрицаете?

— Вероятно, меня видел редактор Бурский. Я вспомнила, что, когда я вышла из комнаты, он поднимался по лестнице. Нет, этого я не отрицаю. Только это было чуть раньше. Не без десяти, а без пятнадцати девять. Я спустилась на второй этаж, постучала и открыла дверь в комнату ювелира. Там никого не было. Горел свет. Я закрыла дверь и вернулась. Тут я встретила пани профессора, и мы пошли ко мне. Она принесла мне «Монд», который я у нее попросила во время обеда. Пани Рогович может подтвердить, что ни молотка, ни драгоценностей у меня в руках не было. Вообще ничего не было. Я была одета в платье джерси, которое на мне и сейчас. Карманов нет. Тайник, которым женщины обычно пользуются, — бюстгалтер — тоже отпадает. При всех моих стараниях молоток там бы не поместился. Можем, если угодно пану поручику, произвести опыт. Согласны?

Полковник Лясота слегка усмехнулся. Пани Барбара Медяновская была худощавой брюнеткой (впрочем, возможно, она красилась: ведь в наше время ничему не приходится верить…), со стройной, спортивной фигурой. Бюст едва обрисовывался под облегающим шерстяным платьем. Не только молоток, но и горсточку драгоценностей спрятать там было невозможно. Видя, что его искусно сконструированное обвинение полностью развалилось, подпоручик пришел в замешательство. Полковник великодушно решил помочь младшему коллеге:

— Мы проверим правдивость ваших показаний. Буду рад, если подозрения в ваш адрес отпадут. Увы, следователь должен отработать каждую версию. Тем более, против вас есть серьезные улики. Вы — единственный человек (следствием это точно установлено), который после ужина выходил из «Карлтона». Вы имели возможность принести от «Соколика» лестницу и приставить к балкону.

— Уверяю вас, я этого не делала.

— Разберемся. А сейчас прошу ответить на несколько вопросов без всяких там обид или насмешек. Дело слишком серьезное. Тяжело ранен человек, украдены драгоценности стоимостью около миллиона злотых.

— Я вас слушаю, пан…

— Полковник Эдвард Лясота из Главного управления милиции.

— Постараюсь дать самый точный и подробный ответ на все вопросы. Спрашивайте, но предупреждаю: мне мало что известно.

— Когда вы были у «Кмицица»?

— Я вышла из дома около 19.30, на дорогу потратила минут пятнадцать, в кафе пробыла с полчаса. На возвращение — еще пятнадцать минут. Примерно в половине девятого, может, минут на пять позже, я уже вернулась обратно.

— Кого вы у «Кмицица» видели?

— Нескольких знакомых. Кто конкретно вас интересует, пан полковник?

— Генрика Шафляра видели?

— Проводника с маленькой головой? Его я хорошо помню. Он там сидел, когда я пришла, и оставался, когда я уходила. Я в этом уверена. У парня довольно своеобразная фигура.

— Возвращаясь, вы встретили кого-нибудь из знакомых?

Медяновская задумалась.

— На углу улицу «К Трамплину», у одного из перекрестков, стоял закадычный приятель проводника. Не знаю его фамилии, но он часто заходит в «Карлтон».

— К пани Зосе. Иногда даже по приставной лестнице.

— Этим я никогда не интересовалась. Ее дело. Каждый устраивается, как ему лучше.

— Был ли на диванчике молоток, когда вы вернулись в «Карлтон»? Подумайте хорошенько. Это очень важно.

— Был. Я проходила мимо, направляясь в столовую. Хотела убедиться, есть ли там кто-нибудь. Но была только пани Рузя. Я перекинулась с ней парой слов и поднялась в свою комнату. Тогда тоже видела молоток. Я это хорошо помню, потому что подумала, нельзя ли его использовать для починки моих туфель. В одной из них гвоздик торчит. Но тут я вспомнила: инженер Жарский говорил за обедом, что для этого требуется долото, и он сам все сделает. Поэтому к молотку я не прикоснулась.

— Вы знаете инженера Жарского?

Медяновская слегка нахмурилась, но тут же взяла себя в руки и спокойным, холодным тоном ответила:

— Да, я знаю его лет шесть или семь. Мы оба из Вроцлава. Вместе работали. Но он перешел в металлургию, а я сменила место работы и переехала в Варшаву. Потом не было повода возобновлять знакомство. В Закопане мы встретились случайно.

— Я хотел бы задать вопрос сугубо личного характера. На отдыхе обычно возникают разные компании, симпатии и романы. Это вполне понятно. У вас с инженером не было чего-нибудь в этом роде?

— Нет, — решительно запротестовала пани Барбара. — В прошлом это могло случиться, но мне довелось слишком хорошо его узнать. Он, как говорится, «порхает с цветка на цветок» без всякого разбора. Да если бы я и захотела, ничего бы не вышло. Пан Адам присмотрел красивую девицу, которая живет в «Граните». Но похоже, с ней он уже порвал или намеревается это сделать, потому что завязал новое знакомство. Пару дней назад подцепил какую-то красотку из кафе «Америка». Когда девушка из «Гранита» вчера ему позвонила, он велел горничной сказать, что его нет. Я как раз была в холле и случайно все слышала.

— Что вы делали, вернувшись в «Карлтон»?

— Ничего. Просто пошла к себе.

— А что вам понадобилось у ювелира?

— У меня возникла одна идея. Вы знаете, что в следующем месяце я еду за границу, в Италию, где находится европейский филиал нашей фирмы. В программе пребывания — изучение производства и поездка по Италии. Американцы любят подарки — и дарить и получать. Когда представители нашей фирмы появляются в Польше, всегда что-нибудь мне привозят. Это даже играет роль в моем бюджете. Уже несколько лет я не покупаю чулок, белья и обуви. Я не могу конкурировать с американцами в стоимости сувениров, но неудобно явиться в Италию с пустыми руками. Изделия пана Доб-розлоцкого, из серебра, разумеется, — оригинальный подарок.

— Но не дешевый. Пан Доброзлоцкий брал по двести злотых за колечко. Это не так уж мало за кусочек серебра и цветной камешек.

— Такая мелочь стоит за границей раза в четыре дороже. Согласно нашим таможенным правилам, я могу провезти пять колечек. Это было бы выгодно. Мои американские друзья очень обрадуются подарку и преподнесут взамен вещи гораздо более ценные. Для меня важно и завоевать благосклонность руководства фирмы, так как я хочу просить их заплатить мне жалованье вперед. Деньги мне очень нужны.

— Целых шестьдесят тысяч злотых? Сколько вы получаете?

— Три тысячи пятьсот чистыми. Фирма оплачивает страховку, хотя, как иностранное предприятие, она этого делать не обязана.

— Неужели?

— Представьте себе. Инструкции мне хорошо известны. Только отечественные работодатели перечисляют страховые взносы в обязательном порядке, а иностранные— лишь добровольно. Если не хотят, могут не платить. Тогда работник не пользуется социальным страхованием, а период службы в иностранной фирме не включается в его трудовой стаж. Моя фирма настолько солидна, что платит страховку.

— Для них это не очень большие расходы.

— Разумеется. Для бюджета крупного концерна эта статья не обременительна, но все-таки связана с какими-то долларовыми затратами. Ведь жалованье и страховка оплачиваются через Торговый банк из расчета двадцать четыре злотых за доллар. Если бы фирма согласилась заплатить мне в Италии за полгода вперед, я могла бы привезти эти деньги в Польшу и обменять в Сбербанке. А там курс доллара в три раза выше.

— Но это же валютное преступление.

— Не думаю. Ведь государство валюту получит полностью. К тому же я собиралась посоветоваться с юридическим консультантом концерна. Кроме меня, фирма держит на службе в Польше еще двух человек и адвоката в качестве постоянного юридического советника.

— Эти вопросы к следствию не относятся.

— Я говорю об этом, чтобы объяснить вам, пан поручик, что раздобыть деньги я могла, не хватаясь за молоток. Вы, конечно, скажете, что шестьдесят тысяч злотых я должна внести до конца октября, а за границу выезжаю лишь в ноябре. Так ведь я собиралась одолжить эту сумму у нескольких друзей. Разумеется, никто из них не мог бы или не рискнул дать мне взаймы всю сумму, но по пятнадцать-двадцать тысяч они сумели бы найти. На худой конец, у меня есть немного ценного фарфора и серебра. Я готова их продать. Жилье для меня гораздо важнее. Потому что уже пять лет я переезжаю с места на место: то живу у родственников, то снимаю комнату. Я сыта этим по горло. Если не приобрету квартиры, снова вернусь в Силезию.