Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз

— Они дрались на саблях? — спросил я, вспомнив рассказ миссис Белфлауэр, неожиданно получивший подтверждение.

— Сейчас все расскажу. Я выглянула в окно часовни и увидела, как Джон выбегает из двери, а потом останавливается посреди группы деревьев, находившейся между Старым Холлом и возвышенностью.

— Знаю! — вскричал я. — Там четыре вяза, посаженные по углам воображаемого квадрата.

— Нет, пять, — поправила меня мисс Лидия. — Много лет назад Джеффри посадил деревья таким манером, чтобы они образовывали квинканкс. Перед каждым из них стоит статуя. И это дубы.

— Мы наверняка говорим об одном и том же месте, — настойчиво сказал я. — Прямо под Пантеоном!

— Пантеоном? Ты имеешь в виду здание в греческом стиле, расположенное на холме напротив Старого Холла?

— Где мы с вами встретились в тот день, Джон, — сказала Генриетта.

— Я знаю, о чем ты говоришь, — сказала старая леди, но следующие ее слова снова заставили меня усомниться в том, что мы ведем речь об одном и том же месте. — Только это мавзолей. Его построил Джеффри с целью украсить вид из окон Старого Холла, прежде чем решил вообще покинуть старый дом и построить новый. Он похоронен там.

— Так вот почему на мелторпском кладбище нет его могилы! — воскликнул я.

— Рассказывай дальше, бабушка, — настойчиво попросила Генриетта.

— Я не сразу поняла, что Джон делает. Казалось, он смотрел на статую, стоявшую перед центральным деревом. Следует заметить, что статуи были превосходные, ибо хотя изваял их местный рабочий — очень одаренный каменотес по имени Фиверфью, — они, по единодушному мнению, не уступали лучшим образцам итальянской скульптуры. Потом я различила за статуей еще одну фигуру. Складывалось впечатление, будто статуй не пять, а шесть, что нарушало общую композицию. Потом, к великому моему изумлению, фигура пошевелилась, и я поняла, что это человек. Я отчетливо разглядела лицо мужчины в лунном свете, но оно оказалось незнакомым. Я уверена, что узнала бы его, если бы хоть раз видела прежде. Такие необычные черты: крупный нос картошкой и глубоко посаженные глаза. Но главным образом меня поразило выражение. Я навсегда его запомнила: столь ужасная маска страдания на столь молодом лице.

Она умолкла, а я заметил:

— Думаю, эта самая статуя теперь лежит в саду за домом моей матери в Мелторпе, ибо она говорила мне, что мать Мартина Фортисквинса привезла ее с собой, когда переехала туда после того, как овдовела.

— Она не овдовела, — сказала мисс Лидия. — Они с мужем разошлись через несколько месяцев после Событий, о которых я веду речь, и именно тогда она перебралась в Мелторп. Подозревали, что она знала этого незнакомца. Ну, в общем… И она считала, что статуя спасла ему жизнь. Впрочем, неважно. Она умерла родами несколько месяцев спустя, и новорожденный младенец, Мартин, вернулся к своему отцу — добрейшему, благороднейшему человеку, — который вырастил его в Старом Холле.

Наступила пауза. Как все запутано! Услышанное навело меня на новые предположения, и я задался вопросом, узнаю ли я когда-нибудь правду. Каждый раз, когда я подступал к ней совсем близко, она опять ускользала от меня.

— Но я прервал ваш рассказ, — сказал я. — Что случилось, когда незнакомец выступил вперед?

— Он извлек из ножен свою саблю, — дрожащим голосом продолжила старая леди. — Джон сделал то же самое, и они начали биться. Внезапно из другой двери Старого Холла выбежала женщина. В длинном белом платье. Я до сих пор помню, как оно сияло в лунном свете. Потом я поняла, что это моя тетя, бедная безумная Анна. Я уже много лет не виделась с ней, и мне не говорили, что она живет здесь, на попечении мистера и миссис Фортисквинс. Она подбежала сзади к другому мужчине, и они оба обернулись к ней, поскольку она прокричала несколько слов. Чрезвычайно странных. А потом крикнула: «Осторожнее, сзади!» По-видимому, Джон решил, что она предупреждает его о другом нападающем, ибо он повернулся спиной к своему противнику. И я увидела, как мужчина… он шагнул вперед и… пронзил Джона саблей.

Мисс Лидия осеклась, борясь с подступившими слезами. Какие же такие слова прокричала сумасшедшая? Я чувствовал: здесь кроется что-то важное. Что-то такое, что мне необходимо знать и что от меня скрывали.

— Что она прокричала? — спросил я, но Генриетта положила ладонь мне на руку и легко покачала головой.

Однако старая леди подняла глаза и промолвила с невыразимой печалью:

— Она прокричала: «Сын мой! Сын мой!» Должно быть, приняла Джона за своего потерянного сына.

— Конечно, — подхватил я, — в своем умопомрачении она забыла о смерти ребенка.

При этих моих словах мисс Лидия, казалось, разом превратилась в дряхлую, до смерти перепуганную старуху.

— Что случилось потом? — быстро спросила Генриетта, бросая на меня укоризненный взгляд.

Старая леди вытерла глаза платочком и тихо проговорила:

— Мои родители пытались принудить меня к браку с человеком, мне отвратительным. В конце концов, мне удалось отказаться.

Мы с Генриеттой уставились друг на друга. Какая ужасная история! Больше всего меня поразила жестокость Джеффри Хаффама. Он соблазнил и бросил молодую женщину, возможно, приказал убить возлюбленного своей внучки, а потом пытался принудить ее к браку с человеком, ей ненавистным. Вот каким был человек, последнее завещание которого я считал своим долгом утвердить! Он составил первое завещание, кодицилл и последнее завещание с целью запугать, вознаградить и подкупить своих наследников. Если я больше не считал своим долгом сделать это, имел я ли я по-прежнему моральное право украсть завещание, составленное таким человеком и из таких низменных побуждений?

Но тут Генриетта сказала:

— Успокойся, дорогая бабушка. Я больше не стану отговаривать Джона от намерения вернуть завещание.

Мисс Лидия стиснула руки и вскричала сквозь слезы:

— Слава богу! Ах, Генриетта, я так боялась за тебя!

Теперь мне придется сделать это ради Генриетты! Я испытал великое облегчение, ибо теперь ответственность за принятие решения была снята с меня.

— Но прежде чем я предприму попытку, — указал я, — нам нужно вычислить, как открывается тайник.

— Ты поможешь нам, Генриетта? — спросила мисс Лидия. — Ибо две головы хорошо, а три лучше — и от твоей молодой будет больше пользы, чем от моей старой.

— Не проси меня, бабушка. Я сняла свой запрет, но не сказала, что одобряю затею.

— Хорошо, тогда нам с тобой, Джон, придется обойтись своими силами. Прежде всего, пожалуйста, расскажи в точности, что произошло, когда вы с другом пытались открыть тайник.

Генриетта пристально посмотрела на меня, и я покраснел. Мисс Лидия поняла, что проговорилась, и смущенно взглянула на внучку. Нам ничего не оставалось, как рассказать девушке всю правду. Когда мы закончили, она не промолвила ни слова, но казалась задумчивой.

И вот я начал описывать изображение «квинканкса из квинканксов» на мраморной плите под каминной полкой, которое, как мы с мистером Дигвидом выяснили, являлось секретным замком. Тем временем Генриетта сидела с книгой на коленях, изредка бросая взгляды в нашу сторону. Пока я рассказывал о наших действиях той ночью, мисс Лидия нашла большой лист бумаги и перо, и, присев за маленький круглый столик, я нарисовал композицию из двадцати пяти четырехлистников.

— Там имеется двадцать пять болтов, — пояснил я, — каждый из которых представляет собой сердцевинку четырехлепестковой розы. Мы обнаружили, что все болты можно вытащить из плиты на несколько дюймов, ибо мы так и сделали. Однако ничего не произошло — похоже, вытащить надо лишь несколько определенных болтов. Полагаю, все остальные болты, хотя они тоже выдвигаются, на самом деле служат лишь для более надежного крепления мраморной плиты.

— Или для чего-то худшего! — заметила мисс Лидия, и я кивнул, не поняв, что она имеет в виду, но не желая останавливаться.

— Таким образом, мне кажется, — продолжал я, — разгадка кроется в ответе на вопрос о точной комбинации болтов, которые нужно вытащить.