Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)
– О, какой же я идиот! – наконец вскричал он на удивление громко и выразительно. – Полный, законченный идиот!
При этом он потрясал в воздухе неким предметом, рассмотреть который стразу представлялось совершенно невозможным. Но через несколько секунд Топлэди несколько пришел в себя и сунул предмет чуть ли не в лица девушкам. Это оказался помазок для бритья, покрытый красной краской.
Отъезжая в ранних сумерках от дома миссис Бердвайр по подъездной дорожке, которая была свидетельницей немыслимого количества сентиментальных встреч и прощаний (только собак сейчас почему-то нигде не было видно), доктор Буссеншут повернулся на сиденье, чтобы окинуть последним взглядом белую цитадель, только что успешно взятую им штурмом. И посмотрел на часы. Он, видимо, разочаровал мистера Шуна, пропустив ленч, но рассчитывал прибыть как раз к ужину.
– Мой добрый друг, – спросил он у водителя, – мы сможем добраться до аббатства примерно за час?
– Думаю, что успеем, сэр. За Литтл-Лимбером свернем на окольную дорогу, которая позволит избежать плохого участка шоссе через Лоу-Суаффэм.
Пожилой шофер в униформе оттаял душой за чашкой чая у миссис Бердвайр и произнес самую длинную фразу за все время их совместного путешествия.
С внезапным приливом интереса к спутнику Буссеншут подался вперед.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Джордж Коусик, сэр.
– Отлично, мой командир, Джордж Коусик! Мне бы хотелось, чтобы вы продолжали говорить.
– Не понял вас, сэр.
– Говорите, говорите о чем угодно, – подбодрил его Буссеншут, заметив, что старик несколько растерялся. – Например, о видах на урожай в этом году.
Но мистер Коусик хранил молчание.
– Хотя бы об овсе! – Буссеншут просил, но в его голосе уже слышались требовательные нотки. – О кукурузе! О чечевице! О хмеле! – Его знакомство с сельскохозяйственными культурами на этом почти исчерпывалось. – Или о турнепсе! – добавил он в последней попытке.
И попал в цель. Задел нужную струну.
– Если вас интересует турнепс, то его огромные поля мы видели в окрестностях Пигга. – И мистер Коусик пустился в рассуждения о турнепсе.
Буссеншут откинулся на спинку сиденья и слушал, а на лице его все отчетливее читалась убежденность в своей интеллектуальной правоте.
– Подождите! – воскликнул он через некоторое время. – Я не могу ошибаться. Но есть еще один тест для проверки. Мистер Коусик, я бы хотел, чтобы вы вслух повторили за мной строго определенную фразу. «Жаль, что мы не можем отведать фонсеку урожая тысяча восемьсот девяносто шестого года».
Мистер Коусик, который уже ничему не удивлялся, в результате все же вынужден был произнести загадочные слова.
– Eureka![68] – вскричал Буссеншут, переходя на языки, подходившие ему по экспрессивности. – Dies faustus![69]
– Прошу прощения, сэр, не понял.
– Это означает, что у меня выдался великолепный день, – перевел для него Буссеншут.
В библиотеке Раст-Холла доктор Чоун размышлял о вопросах профессиональной этики. Он попал в весьма деликатную ситуацию. Его пригласил сюда в качестве заинтересованной стороны близкий родственник. В данном случае – сын пациента. И в этом не было ничего необычного. Однако оставалось неясным, достиг ли упомянутый молодой человек полного совершеннолетия, в то время как дочь пациента, находящаяся в несколько более зрелом возрасте, явно не одобряла его присутствия. В таком положении лучше не выставлять счет за свои услуги: ситуация сразу же потеряет всю свою щекотливость. Психиатры имели несчастье уподобляться в работе в некотором роде игровым автоматам, которые называют еще «однорукими бандитами». Некоторые пациенты пытались, хотя немногим это удавалось, изобразить непонимание, что для продолжения игры следует опускать в прорезь (невидимую, разумеется) шиллинг-другой в минуту; бывало, они даже начинали рассказывать о своих мнимых снах, где этот вопрос превращался в чисто символический. И если ты не мог кому-то помочь, то об оплате речь часто не шла. Люди многих профессий оказываются в таком же положении, но с психиатрами осечки случаются, вероятно, чаще, чем с другими. Вообразите себе водителя такси, которого клиент нанимает, чтобы проехать через лабиринт, и выразительно смотрит на счетчик каждый раз, когда машина упирается в тупик, и шоферу приходится сдавать назад. Выключить в подобном случае условный счетчик для психиатра всегда истинное удовольствие, пусть и дорогое. Он начинает заниматься психиатрией чистой науки ради… Вот и сейчас, приняв корректное решение и зная, что в итоге его рекомендации непременно окажутся полезными для пациента, доктор Чоун сидел в библиотеке напротив мистера Элиота и подвергал его чувства тщательному и исключительно академическому анализу.
– Да, дело весьма странное, – кивал доктор Чоун, – странное и тревожащее душу. Но мы, несомненно, найдем верное решение. – Он ободряюще посмотрел на мистера Элиота. – Для этого нам надо всего лишь внимательно оглядеться и выявить виновного.
– Мой дорогой Чоун, вы очень добры, уделяя время нашим необычным происшествиям. – Мистер Элиот глубоко погрузился в удобное кожаное кресло и в сгущавшихся сумерках мог и вовсе стать невидимым для собеседника, если бы доктор Чоун предусмотрительно не направил в его сторону свет настольной лампы. – Вы действительно считаете, что мы найдем верные ответы на все вопросы?
– Я считаю, – ответил Чоун, осторожно подбирая несколько иные выражения, – что мы сумеем все взять под контроль. – Мой опыт в подобного рода ситуациях, – он говорил так, словно учебники психиатрии пестрили примерами с отбившимися от рук Пауками, – подсказывает возможность каждый раз контролировать положение. Немного вдумчивого подхода, немного углубленного анализа, а потом принятие взвешенных и точно рассчитанных мер. Таким путем находится удовлетворительное объяснение для любой мистерии.
Мистер Элиот кивнул. Как показалось Чоуну, его глаза нервно бегали по затемненным углам комнаты.
– Чем старше я становлюсь, Чоун, тем больше укрепляюсь в распространенной точке зрения, что последствия наших действий непредсказуемы. Наши реальные поступки или порой даже не высказанные вслух мысли порождают силы, начинающие стучать в тысячи неведомых нам дверей. Наши фантазии вырываются на свободу и формируют судьбы совершенно посторонних людей. Так почему бы им тогда и не вернуться, чтобы ударить по нам самим тоже?
На лице Чоуна отразилось сочувственное понимание – а в некоторых аспектах актерской игры он мог дать сто очков вперед тому же Хольму.
– Очень верно подмечено, мистер Элиот. Верно подмечено и точно сформулировано. Тем не менее нам с вами следует отвлечься от всего и занять чисто объективную позицию. Мы должны отстраниться от обитателей этого дома, избавиться от заведомо предвзятого отношения ко всему, что нам слишком хорошо знакомо, и взглянуть на все глазами человека извне. Посмотреть на вещи так, будто видим их впервые. Давайте попытаемся, например, занять место одного из ваших гостей – человека совершенно беспристрастного. Он выходит на террасу и видит эту красную надпись. Что его особенно поразило бы при этом? Опасность затеи. Нанесший краску несомненно рисковал сломать себе шею. Но я не искушен в подобных нюансах и могу ошибаться. – Доктор Чоун бросил на мистера Элиота пристальный взгляд. – Зато, насколько мне известно, вы обладаете навыками альпиниста, не так ли?
– Да, и мне самому, и остальным в нашей семье нравятся походы в горы.
– В таком случае мне очень жаль, что мы не смогли устроить проверку для всех, находившихся в доме сразу после того, как это случилось.
– Проверить каждого? Господи! – Мистера Элиота явно поразило подобное предложение.
– И, как я предполагаю, при внимательном взгляде, – он подвинул лампу так, чтобы высветить черты лица мистера Элиота во всей их четкости, – мы бы заметили у кого-то отчетливые признаки шока. Если мы не имеем дело с профессиональным мойщиком стекол в высотных домах или скалолазом, приключение стало бы для злоумышленника чем-то совершенно новым, прежде неизведанным. Быть может, даже для альпиниста. А только что пережитая опасность неизбежно оставляет следы. Этого человека могли подвести нервы, стресс, даже отчетливая душевная травма.
– Травма? – встрепенулся мистер Элиот (быть может, тот мистер Элиот, который так любил легкие беседы на научные темы), и взгляд его просветлел. – Да, травма! Кажется, я начал понимать, к чему вы клоните.
Он вздрогнул, когда крупный уголек от прогоревших дров провалился сквозь каминную решетку.
– Но, к сожалению, – сказал Чоун, стараясь смягчить эффект своих слов, – теперь нам уже не удастся получить столь прямых и обличающих улик. Однако даже при этом мы сможем… э-э… взять ситуацию под полный контроль. Мы установим истину. – Он склонился и кочергой аккуратно поправил дрова в камине. – Помнится, вы сказали, что все началось с телефонного звонка?
