Комната с белыми стенами - Ханна Софи

– Я перепоручил Сару другому человеку, – произносит Ангус. – Но он все запорол. Среди бела дня набросился на нее в людном месте. Понятно, что ему помешали. Поэтому Хелен я взял на себя. Впрочем, наверное, я взял бы ее на себя в любом случае. Сара Джаггард убила – или же не убила – чужого ребенка. Мне она была менее интересна.

– И вы убили Хелен Ярдли, – говорю я, чувствуя, что меня сейчас вырвет. – Вы выстрелили ей в голову.

– Да, я ее убил.

Он это сказал. Он признался перед камерой.

– И вы убили Джудит Даффи.

– Да. Похоже, полиция ошибочно записала меня в сторонники Даффи. Я решил показать им, что они заблуждаются. Даффи требовалось преподать урок, урок правды и честности. Непредвзятости. Ибо как можно судить, не будучи непредвзятым? На совести Даффи были ужасные ошибки – так пусть же она в них признается.

Стоящая рядом с ним Рей плачет.

– Почему ты не пошла в полицию? – спрашиваю я ее. – Ты ведь наверняка догадалась, когда узнала про Хелен…

– У меня не было доказательств.

– Но ты ведь знала, что он сделал с тобой.

– Мне пришлось бы давать показания против него, – она стирает слезы. – Он бы обвинил меня во лжи. Я не хотела причинять ему новые страдания. Довольно тех, что он уже перенес. Мне хотелось другого: чтобы он рассказал все сам. Я понимала: дальше так нельзя, но… Мне хотелось, чтобы все завершилось правильно, и я думала, что смогу убедить его.

– Брак и очередной ребенок в обмен на признание, и чтобы больше никаких убийств? – спрашиваю я. Ребенок Лори Натрасса.

Мои слова задевают ее. Она морщится.

– Рей права, – говорит Ангус, беря ее за руку. Она прижимается к нему. Она все еще его любит. – Так и впрямь лучше. Я должен был морально созреть, чтобы поведать свою историю.

Так вот чем он был занят наверху, пока я разговаривала с Рей… Морально созревал?

– Джудит Даффи умерла, пока ты ждала, когда он наконец созреет, – говорю я ей.

– Я знаю, Флисс. Думаешь, мне не больно об этом думать?

– Думаю, Джудит не возражала бы, – заявляет Ангус.

Я отказываюсь верить собственным ушам.

– Не возражала бы быть убитой?

– Именно. Дети отвернулись от нее, она утратила доверие к себе как профессионал. Теперь она была никто, ее ждало полное забвение. Ради чего ей было жить? Раньше смыслом ее жизни была защита детей, воздаяние детоубийцам. Думаю, она одобрила бы «тест Хайнса на виновность».

– Флисс, послушай, – говорит Рей; в ее голосе слышится отчаяние. – Я знаю, что ты думаешь. Но теперь все будет хорошо. Больше ничего не будет. Тест Ангуса… он закончен. Он это знает и понимает. Знаю, ты считаешь, что я должна бросить его, должна его ненавидеть, но я не могу, потому что это – не он.

– Вы согласны с этим? – спрашиваю его я.

– Да, – быстро отвечает Хайнс. – Раньше я был не такой. Раньше я был Ангусом Хайнсом. Теперь… я что-то другое. Я не знаю, что именно.

У меня по спине пробегают мурашки. Как же это страшно – превратиться в нечто, в чем ты не узнаёшь самого себя, в нечто ужасное и не подвластное тебе. И при этом быть не в состоянии понять, что же это такое, и ощутить всю глубину ужаса.

– Ангус сядет в тюрьму, но он будет не одинок в этом мире, – говорит Рей. – Он, как и положено, понесет наказание за то, что сделал. Но у него будет надежда, ему будет ради чего жить – ради нашего ребенка, ради меня. Пусть мы с ним не будем вместе, я стану навещать его, писать ему, привозить ребенка…

– А что значат шестнадцать цифр? – спрашиваю я.

– То, что Хелен Ярдли солгала, – говорит Ангус. – Но если она солгала, то и Сара Джаггард тоже могла солгать. Любая из них. Как только Лори Натрасс это понял, я надеялся, что он будет более избирателен в том, чьи права защищать. Такие же надежды я питал и в отношении вас, когда узнал, что работу над фильмом передали вам. Что касается полиции, там меня вряд ли обвинят в нечестности. Убивая, я всякий раз оставлял карточку. Им оставалось лишь поднапрячь мозги. Тогда бы они поняли: человек, который пытается привлечь внимание к этим шестнадцати цифрам, – это я. Я снабдил их информацией, облегчающий поиск, – улыбается Ангус.

Он безумен. Но ведь это не он. Это его боль и страдания, а не настоящий Ангус, которого любит Рей и которому хочет помочь.

– А что за связь между вами и эти цифрами? – спрашиваю я.

– Если ты умная, то поймешь сама, – отвечает он.

– Это не главное, – шепчет Рей. – Главное, Флисс, что все кончено, и ты наконец сделаешь программу, в которой расскажешь правду о том, что было. Ты ведь сделаешь это для нас, не так ли? Для нас, нашего ребенка и для… истории?

– Да, сделаю.

Но у меня еще остается вопрос к Ангусу Хайнсу. Я тянула с ним, как могла, потому что не горю желанием услышать ответ.

– Когда вы опробовали свой «тест на виновность» на Хелен, что она сказала?

Хайнс улыбается мне.

– Бесполезно, – говорит Рей. – Он тебе не скажет.

– Она созналась в убийстве детей? Или же все то время, пока вы мучили ее, настаивала на своей невиновности, как и Рей?

– Ты уверена, что хочешь это знать?

– А ты знаешь? – спрашиваю я у Рей.

Она качает головой.

– Расскажите мне про понедельник, пятое октября, – говорю я Ангусу, как будто это новый вопрос, а не тот, что я уже задавала дважды. – Расскажите, как вы опробовали свой тест на Хелен. Не притворяйтесь, будто вам не хочется говорить об этом. Вы ведь хотите, чтобы я поняла, какой вы умный.

– Ну хорошо, – соглашается он. – Так и быть, расскажу.

Так просто?

Раздается звонок в дверь.

– Давайте не будем гадать, кто это, – говорит Ангус. – Кто-то уже звонил в дверь раньше, и вы велели ему привести полицию.

– Вообще-то, нет.

Я слышу шаги, затем открывается входная дверь. Нет, только не сейчас.

– В доме есть кто-то, кроме нас? – настороженно спрашивает Рей.

– Всё в порядке, – успокаиваю я ее. – Мы продолжаем съемку.

Дверь приоткрывается, и в дверном проеме возникает крупный потный мужчина с всклокоченными белокурыми волосами. Следом за ним – идиот Хьюго Натрасс, которому было ясно сказано: сидеть в музыкальной комнате, и чтобы ни единого звука. Что никак не предполагало открывание дверей посторонним.

– Подождите в другой комнате, – бросаю я им.

– Я детектив Колин Селл…

– Мне все равно, кто вы такой. Выйдите за дверь, закройте ее за собой и ждите! – огрызаюсь я, пока из меня не вышел запал. – Мы здесь заняты делом!

Не иначе как Селлерс увидел в моих глазах нечто такое, что убедило его, потому что, не говоря ни слова, он вышел.

– Спасибо, – говорит Рей, как только за ним закрылась дверь.

Я подвигаю камеру ближе к Ангусу, чтобы взять его лицо крупным планом.

– Как только будете готовы, начинайте – говорю я ему.

«Таймс», вторник, 29 июня 2010 года

ЖЕНЩИНА, ОБВИНЕННАЯ В ДЕТОУБИЙСТВЕ, ОПРАВДАНА

Шестидесятитрехлетняя Дорна Ллуэллин, жительница Порт-Талбота, вчера вышла из зала суда на свободу, после того как присяжные оправдали ее во время повторного рассмотрения дела об убийстве в 2000 году девятимесячного Бенджамина Эванса. Вердикт «невиновна» был вынесен единодушно, так же как и первоначальный, «виновна», при первом рассмотрении дела. В апреле 2001 года, в этом же самом зале прокурор убедил всех двенадцать присяжных, что миссис Ллуэллин затрясла ребенка до смерти, когда присматривала за ним в качестве няни. Она провела в тюрьме девять лет.

Миссис Ллуэллин – одна из многих женщин, осужденных в результате экспертного заключения Джудит Даффи, убитой в октябре прошлого года. На момент смерти доктор Даффи была фигуранткой расследования случаев нарушения ею профессиональной этики. Согласно ее утверждениям, Бенджамина трясли, о чем свидетельствовало внутричерепное кровотечение. Тем не менее Даффи умолчала о том, что у мальчика имелись следы более ранних кровоизлияний. На повторном рассмотрении дела перед присяжными выступили пять независимых медицинских экспертов, каждый из которых заявил, что для обвинений в адрес миссис Ллуэллин нет оснований, так как она сидела с мальчиком только один раз, в то время как имеются однозначные свидетельства того, что кровоизлияния в мозг у ребенка имели место ранее.