Как две капли воды - Браун Сандра

Тейт Ратледж обнял мать за плечи.

– Но ведь этого не случилось. Слава Богу.

Эйвери поняла, что она, наверное, вынесла из самолета Мэнди Ратледж. Теперь она вспомнила, как девочка дико закричала, а она стала расстегивать ей ремень, и это по­чему-то никак не удавалось. Справившись наконец с пряжкой, она схватила перепуганную малышку и вместе с каким-то мужчиной стала пробираться сквозь едкий гус­той дым к аварийному выходу, прижимая ребенка к себе.

Поскольку ребенок оказался с ней, они и решили, что она – Кэрол Ратледж. Но это еще не все: они и местами в самолете успели поменяться.

В ее мозгу наконец с трудом сошлись все части голово­ломки, о которой знала она одна. Она припомнила, что на посадочном талоне у нее было обозначено место у ок­на, но, войдя в самолет, она обнаружила, что кресло заня­то. Там сидела какая-то женщина, а рядом с ней – ребе­нок. Эйвери не стала ничего говорить и молча села на свободное место у прохода.

У женщины были темные волосы до плеч – совсем как у нее. И глаза у нее тоже были карие. Они вообще были похожи. Даже стюардесса, хлопотавшая вокруг девочки, спросила, кто из них мать, а кто – тетя ребенка, приняв их за двух сестер.

Теперь ее лицо изуродовано до неузнаваемости. Ее ошибочно опознали по наличию ребенка и ее месту в са­лоне. О том, что они сидели не на своих местах, никто, конечно, знать не мог. А миссис Ратледж, наверное, вся обгорела. Господи, она просто обязана им все объяснить!

– Тебе, пожалуй, лучше идти, ма, а то Мэнди начнет волноваться, – говорил в это время Тейт. – Передай ей, что я тоже скоро приду.

– До свидания, Кэрол, – сказала женщина. – Я уве­рена, что после того, как доктор Сойер поработает над твоим лицом, ты будешь опять красивая, как прежде.

У нее глаза тоже не улыбаются, подумала Эйвери, на­блюдая, как женщина направляется к двери.

– Да, пока не забыл, – сказал Тейт, снова подходя вплотную к кровати, – тебе привет от Эдди, отца и Дже­ка. Отец, кажется, собирается сегодня встретиться и пого­ворить с этим хирургом, так что он к тебе заглянет. Джек сегодня поехал домой, – продолжал он, не догадываясь, что разговаривает не с женой, а с совершенно чужой женщиной. – Думаю, он беспокоится по поводу Дороти-Рей. Да и Фэнси – одному Богу известно, что она может выкинуть, оставшись без присмотра, хотя Эдди пристроил ее добровольной помощницей в штаб предвыборной кам­пании. Их к тебе не пустят, пока ты в реанимации, но я думаю, ты не очень-то без них скучаешь?

Он думает, что она знает, о ком и о чем идет речь. Как ей показать ему, что она ничего не понимает? Она не зна­кома с этими людьми. Ее не волнует, чем они занимаются. Ей надо связаться с Айришем. И она должна дать понять этому человеку, что он теперь вдовец.

– Да, слушай, Кэрол, относительно кампании. – По движению плеч она догадалась, что он сунул руки в кар­маны. На мгновение он нагнул голову, почти коснувшись подбородком груди, а потом опять поднял на нее глаза. – Я, как и планировалось, намерен баллотироваться. И отец, и Джек, и Эдди считают, что я должен это сделать. Они гарантируют мне всяческую поддержку. Это с самого на­чала обещало быть нелегким делом, но не настолько, что­бы я спасовал. Теперь, конечно, все еще более усложнится. Но я для себя этот вопрос решил.

В последнее время имя Тейта Ратледжа частенько мелькало в прессе. Вот почему ей были знакомы эти лицо и голос, хотя лично они никогда не встречались. Он рас­считывал выиграть на предварительных выборах в мае, а потом, в ноябре, выставить свою кандидатуру в Сенат на место нынешнего представителя штата.

– Я не собираюсь увиливать от своих обязанностей по отношению к тебе и Мэнди, пока вы не поправитесь, но ты должна понять, что путь в Конгресс – это для меня дело всей жизни. Я не намерен ждать еще шесть лет до следующих выборов, иначе я рискую потерять набранный темп. Я просто обязан сделать это сейчас. – Взглянув на часы, он продолжал: – Мне надо идти к Мэнди. Я обе­щал покормить ее мороженым. У нее руки забинтованы, – добавил он, бросив взгляд на перевязанные и загипсован­ные руки Эйвери, – ну, ты сама понимаешь. Сегодня у нее первая встреча с психотерапевтом. Беспокоиться не о чем, – поспешил он добавить. – Это скорее мера предос­торожности. Я не хочу, чтобы у нее в душе осталась неза­живающая рана. – Он сделал паузу, многозначительно глядя на Эйвери. – Вот почему я думаю, ей пока не стоит с тобой видеться. Я знаю, что мои слова могут прозвучать жестоко, но я боюсь, как бы эти твои бинты не напугали ее до полусмерти, Кэрол. Когда с твоим лицом поработает хирург и оно начнет принимать обычный вид, я буду при­водить ее ненадолго. Кроме того, я думаю, ты и сама не рвешься сейчас ее видеть.

Эйвери попыталась заговорить, но во рту у нее торча­ла дыхательная трубка. Она слышала, как одна сестра сказала другой, что у нее химический ожог связок. Да и челюстью двинуть она не могла. Она отчаянно заморгала, стараясь донести до него свое волнение.

Неправильно истолковав ее, он опустил руку ей на плечо.

– Уверяю тебя, это только дело времени, Кэрол, – принялся он ее утешать. – Доктор Сойер убежден, что все далеко не так страшно, как нам кажется. Сегодня он зай­дет к тебе и расскажет о предстоящей операции. Он уже знает, как ты выглядела раньше, и гарантирует, что сде­лает тебе лицо в точности как прежнее.

Она попыталась отрицательно мотнуть головой. Из глаза полились слезы страха и отчаяния. Вошла сестра и попросила его посторониться.

– Пожалуй, вам лучше сейчас уйти, мистер Ратледж, и дать ей отдохнуть. К тому же ей пора делать перевязку.

– Я буду в палате у дочери.

– Мы позовем, если вы понадобитесь, – любезно от­ветила сестра. – Ах да, пока я не забыла, звонили снизу напомнить, что драгоценности миссис Ратледж находятся в сейфе здесь, в госпитале. Когда ее привезли, с нее все сняли.

– Благодарю вас. Я их потом заберу.

«Не потом, а сейчас же! Забери их сейчас!» – мысленно что было сил молила Эйвери. Драгоценности в сейфе при­надлежат не Кэрол Ратледж, а ей. Как только это обна­ружится, станет ясно, что произошла чудовищная ошиб­ка. Мистер Ратледж поймет, что его жена погибла. Для него это будет ударом, но лучше ему узнать правду сейчас, чем потом. Она, конечно, посочувствует несчастью Ратледжа, но зато как обрадуется Айриш! Милый Айриш. Его горю придет конец.

А что, если мистер Ратледж не заберет украшения из сейфа до пластической операции и хирург успеет сделать ей лицо Кэрол Ратледж?

Это была ее последняя мысль, перед тем как обезболи­вающее подействовало и она впала в блаженное забытье.

«Тейт никогда не станет сенатором».

Она снова переживала этот кошмар. Она отчаянно пыталась отогнать от себя зловещий голос. Как и в тот раз, она никого не видела, но чувствовала где-то совсем рядом присутствие некого зла. Даже дыхание его она как будто ощущала. Это было похоже на легкую вуаль, накинутую в кромешной тьме, – ты ее не видишь, но чувству­ешь – как призрак.

«Тейт Ратледж не станет сенатором. Он умрет раньше. Сенатор Тейт Ратледж умрет. Тейт никогда… Умрет…»

Эйвери закричала и проснулась. Крик, конечно, был беззвучный, но он отдавался у нее в мозгу. Открыв глаз, она узнала яркие лампы под потолком, запах лекарств – неизменный спутник клиники – и свист дыхательного аппарата. Она спала, значит, на этот раз это был действительно ночной кошмар.

Но вчера вечером это был не сон. Вчера вечером она даже имени мистера Ратледжа еще не знала! Значит, ей не могло это присниться, и она отчетливо помнит этот уг­рожающий голос, голос без лица, шепчущий ей гадости в самое ухо.

Что это – игра воображения? Или Тейту Ратлсджу и вправду грозит опасность? Ясно, что она паникует рань­ше времени. В конце концов, ей столько кололи наркоти­ков, что она совсем потеряла ориентацию во времени и пространстве. Может быть, она неверно выстраивает по­следовательность событий? И кому вообще нужно его убивать?