Агата Кристи - Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник)
Он предстал передо мной в вульгарных цветах, как на картинке из грошового журнальчика комиксов. На нем была ярко-синяя рубашка, а волосы на голове казались грязно-ржавого оттенка.
– Мне нужна метла, – объяснила я. – Скатерть выпала из руки через окно и застряла на парапете. Вот если бы ты был ровней Поллини…
Фрэнк или не слышал меня, или делал вид, и я испугалась, что слишком поторопила события. Но его все же заинтересовало это маленькое происшествие, как всегда интересовали любые случавшиеся в доме пустяковые инциденты. Он подошел к окну гостиной и выглянул. Скатерть была ему хорошо видна. Она лежала на парапете в каких-нибудь пятнадцати футах от окна.
– Как ты собираешься достать ее? – спросил Фрэнк.
– Хочу взять метлу, чтобы подцепить и втащить назад через окно другой комнаты, – сказала я. – Или попрошу одного из маленьких Поллини пройти по парапету и снять ее оттуда.
– Дай-ка мне сначала попробовать метлой, – предложил он.
Я огляделась в поисках метлы, хотя она была последнее, что сейчас мне было нужно.
– Ты разобьешь мне окно, – возразила я.
Он лишь усмехнулся.
– Я куплю тебе пятьдесят новых оконных стекол, когда вернусь из Манчестера.
– Сейчас принесу метлу, – сказала я, выглянув в окно. Парапет был примерно на фут выше края стекла, а окна торчали из крыши, как в мансарде.
Мужество стало покидать меня. И я уже решила попробовать иной способ. Моя хитрость не срабатывала так, как мне того хотелось бы.
Минуты три я хранила полное молчание, когда совершенно неожиданно заговорил он сам:
– Так ты считаешь, один из мальцов Поллини просто прошел бы по парапету и взял скатерть?
– С этим бы справилась даже старая Ма Поллини, – отозвалась я.
Вот это была вовремя брошенная фраза. Фрэнк отодвинул меня в сторону.
– Я достану твою треклятую скатерть. Мне по силам все, что может любой из Поллини.
Он вскарабкался на подоконник, и я заметила: Фрэнк так и ждет, чтобы я попыталась помешать ему и оттащила назад. И мне пришлось это сделать. Трудно поверить, но я вцепилась в него.
– Не дури, – сказала я. – Ты сломаешь себе шею. У тебя духа не хватит.
Фрэнк сунул свою красную мордочку прямо мне в лицо, как и в прошлый раз.
– Вот сейчас я тебе все и докажу, – произнес он.
Я наблюдала, как он шагнул с подоконника на парапет, который был примерно в фут шириной, нетвердо стоя ногах, встал, расставил руки, словно настоящий канатоходец.
– Не смей, вернись! – выкрикнула я. – Не дури.
Теперь, когда я заставила его делать что хотела, паника овладела мной. Я потеряла голову и завопила. Самообладание покинуло меня. Я выбежала на верхнюю площадку лестницы и крикнула:
– Принесите скорее метлу!
Потом бросилась обратно в комнату.
Сначала я его не разглядела, а только большую, скудно обставленную гостиную с плитой и с окном, опущенным до самого низа, через которое были видны верхушки деревьев. Лишь самая верхняя часть окна не открывалась, прикрепленная к раме намертво.
Я подбежала к окну и выглянула. Фрэнк шел в мою сторону по парапету, держа в руках скатерть. Я не переставая кричала:
– Будь осторожен! Будь очень осторожен!
Он подошел к окну и встал перед ним, чуть покачиваясь, и даже его щуплая фигурка почти полностью загородила проникавший в гостиную солнечный свет. Я же видела перед собой только его коротковатые брюки и ступни ног без всякой обуви в серых, армейского образца носках, упиравшиеся в скользкую штукатурку. Фрэнк протянул руку, чтобы взяться за застекленную, но не открывавшуюся верхнюю часть окна, и в этот момент я резко наклонилась вперед, обхватив его вокруг лодыжек.
До сих пор слышу свои хриплые крики:
– Берегись! Осторожнее!
Потом донесся невнятный ответный возглас, и мне стало понятно: решение надо принимать немедленно.
И я толкнула его.
Фрэнк плечом ударился в верхнее стекло, и меня обдало дождем из мелких осколков. Но я продолжала толкать его в лодыжки, упершись в них не только руками, но и головой.
А затем почувствовала, что его больше нет передо мной. Раздался вопль. Буквально мгновение его тело еще было мне видно, затем наступила тишина, а через несколько секунд из каменного двора, который мы называли садом, мне послышался совсем другой звук. Его, как ни силюсь, не могу изгнать из своей памяти.
Я сделала шаг от окна, и с этой секунды мое сознание вдруг заработало ясно и четко. С лестницы доносился топот, и я бросилась туда, с криком, но теперь уже хорошо соображая, что кричу и зачем.
Первой мне встретилась Ма Поллини. Я попыталась ей все объяснить, но поскольку она почти не понимала по-английски, мне пришлось оттолкнуть ее и поспешно спуститься вниз по ступеням.
Все, кто в это время был дома, уже высыпали на улицу, но я помню только, как вышла из-под навеса крыльца и стояла, вся залитая лучами яркого солнца.
Фрэнка я не видела.
Вокруг него собралась толпа, а один из мальчиков из семьи Денверов, которая занимала первый этаж, подбежал ко мне, обнял и сказал:
– Не смотрите туда, Ма. Не надо туда смотреть.
Молодому полисмену я рассказала в точности, что произошло до того момента, когда ухватила Фрэнка за ноги. Со слезами вспоминала, как боялась не удержать его, но сил не хватило, его лодыжки выскользнули из моих рук, и он упал.
Полицейский проявил ко мне сострадание и доброту.
Потом появились другие работники полиции, выслушали повторение моей истории и сообщили, что им придется провести расследование. А тело Фрэнка все это время продолжало лежать во дворе, накрытое простынкой, снятой с постели одного из юных Денверов.
Полисмены только что закончили допрашивать меня, как домой вернулась Луиза – еще один сынишка Денверов поспешил по телефону уведомить ее о случившемся.
Мне никогда не забыть, как она сидела у меня на кухне, а я в присутствии тех же полицейских рассказывала свою историю уже в третий раз. Смерть Фрэнка не надломила ее, а когда я прочитала на лице Луизы выражение полного спокойствия, умиротворения и достоинства, то почувствовала уверенность в том, что поступила правильно.
Я не услышала от нее ни слова упрека. Наоборот, она подошла ко мне, поцеловала и сказала:
– Не надо так переживать, Полли. Я уверена, ты сделала все, что смогла.
Затем жильцы со второго этажа увели ее к себе и не позволяли подниматься наверх.
Полисмены были очень придирчивы и скрупулезны, но не опускались до грубостей или запугивания. А я думала: как же они все еще молоды – даже самый старший из них. Мне в особенности запомнился инспектор. Он выглядел совсем юным, когда снял форменный головной убор.
Они не могли понять, как он оказался на парапете, но моя история им все объяснила, и нашлось немало людей, полностью подтвердивших ее правдивость. Прежде всего, Ма Поллини и братья Денверы, которые еще не спали, когда накануне вечером он свалился с лестницы. Они тоже могли немало порассказать о Фрэнке, о его постоянной хвастливой лжи, об идиотских выходках, на которые он был способен, и постепенно у полицейских сформировался совершенно определенный образ этого человека.
Для участия в расследовании отобрали двух или трех моих постояльцев, и мне пришлось прийти тоже. При этом возник только один весьма неприятный момент, и виновником тому стал инспектор.
– А ведь вы убили его, если хотите знать, Ма, – сказал он, уже покидая зал заседания комиссии по расследованию.
Должно быть, я уставилась на него в таком ужасе, что ему пришлось мягко положить ладонь мне на плечо.
– Пусть это послужит вам уроком на всю жизнь. Никогда больше не пытайтесь втащить взрослого мужчину в окно верхнего этажа, держа его за ноги, – назидательно добавил он.
Думаю, вы все читали репортажи о расследовании. Пресса уделила ему большое внимание. Судебный медик был особенно въедлив, но я твердо держалась своей версии: испугалась, растерялась и потому ухватила его за ноги. Наверное, я сделала глупость, но больше мне ухватиться было не за что.
В итоге все остались удовлетворены. Присяжные вынесли приговор: «Смерть в результате несчастного случая» – и разошлись по домам. Почти все мои жильцы добровольно пришли на следствие, чтобы поддержать меня. Пригласили и Луизу, конечно же. Она дала свои показания спокойно и без лишних эмоций, а мне показалось, что она даже помолодела, моя бедная любимая старая подруга.
Тем вечером она рано легла спать. Ей не хотелось разговаривать со мной, да и у меня не было желания беседовать с ней. Я понимала, какой это шок для Луизы, и хотела дать ей время преодолеть его, чтобы проснуться и почувствовать себя излечившейся, осознать, каково это: получить шанс начать жизнь сначала, без необходимости тащить на себе тяжкий груз, тянувший ее назад и на дно.
Сама же я настолько привыкла бесконечно повторять одну и ту же историю, что сама стала верить в ее истинность. Ведь моя фантазия оказалась столь простой, такой легкой для запоминания, какой она и бывает в реальной жизни. Именно это и произошло.
