Майкл Грубер - День мертвых
– Давай не здесь, Скелли.
Но тот, конечно, уже выруливал задним ходом на стоянку, стараясь встать подальше от мотоциклов. Мардер не стал даже утруждать себя пререканиями. Вместо этого он наведался в прицеп и вышел оттуда во фланелевой рубашке навыпуск.
– Знаешь, – проговорил Скелли, – тут у них вряд ли есть дресс-код.
– Я замерз, – отозвался Мардер, и его спутник походкой нахального коротышки двинулся по стоянке, махая рукой и покрикивая озадаченным байкерам: «Добрый вечер, добрый вечерочек, джентльмены». То же повторилось и внутри, в помещении с низким потолком, пропитанном табачной вонью и застарелым пивным духом. В задней части бара бильярдный стол, из музыкального автомата гремит песня Мерла Хаггарда, за стойкой – мужеподобная крашеная блондинка, вся в татуировках, а над ней – большой конфедератский флаг.
Заходя в незнакомый бар в незнакомом месте, чувствуешь себя не в своей тарелке… И вновь без спроса пробудилась память – воспоминание о том, как они впервые встретились со Скелли. Это случилось в баре, который они разыскали в городишке километрах в сорока от периметра авиабазы – большой открытой хибаре, возвышавшейся над землей на столбах. Ржавая жестяная крыша, разбитый бамбуковый пол, в воздухе – сладкий душок рисового вина и те характерные кухонные запахи, которые в этой части Азии были повсюду: древесного угля, рисового отвара, запеченного мяса, маслянистых приправ. Цветные фонари едва разгоняли мрак. Когда они трое вошли, на них посмотрели все присутствующие, и далеко не дружелюбно. Обстановка заведения состояла из стойки – точнее, тиковых досок, уложенных на бочки из-под нефтепродуктов, – пары круглых столов, переделанных из кабельных барабанов, и горстки разномастных ротанговых табуретов. За одним из столов сидели четверо мужчин, трое – щуплые, низкорослые, смуглые, коротко подстриженные. Одеты они были в поношенные клетчатые рубашки и шорты, сделанные из маскировочных костюмов.
Монтаньяры, подумал он. Вживую он их видел в первый раз, но кое-что слышал – это были представители горных племен, сражавшиеся под началом ЦРУ и спецвойск. Об этом красноречиво говорили латунные браслеты у них на запястьях. На рынках в Сайгоне продавались грубые копии, их носили многие американские солдаты, но эти браслеты походили на подлинные – тонкие, с затейливой гравировкой. Четвертый оказался американцем – низенький парень с толстым приплюснутым носом и внушительными мускулами, явно солдат, хотя он и отпустил волосы длиннее, чем принято в армии. На нем была форменная светло-зеленая рубашка, каких Мардеру еще не доводилось встречать, с обрезанными и уже расползающимися рукавами. У него тоже имелся браслет.
Незнакомец коротко взглянул на троих вошедших, в полной тишине произнес какую-то фразу на гнусавом щебечущем языке, и бар взорвался смехом. Смеялись две официантки, смеялась, разевая черную дыру рта, беззубая женщина за стойкой, смеялись монтаньяры и все прочие мужчины, и всем это казалось ну просто уморительным. Мардеру хотелось знать, в чем суть шутки, но он слишком смутился, чтобы спрашивать. Один из спутников, оценив ситуацию, потянул его за рукав. Может, не стоит…
Однако Мардер смело прошел к стойке, показал три пальца, сказал: «Бир хап», и женщина, хихикая в кулак, извлекла на свет три бутылки «Сингхи». Попивая пиво, Мардер то и дело посматривал на американца. Хотя тот не шумел и не буйствовал, все внимание в баре было сосредоточено на нем. Официантки ловили каждое его словечко; три монтаньяра со всей очевидностью считали его солнцем, вокруг которого вращаются они сами. Мардер никогда еще не сталкивался с подобным человеком, но читал о таких – прирожденных лидерах и бойцах, ничуть не похожих на его собственных начальников, которые больше напоминали мелких бюрократов. Лоуренс Аравийский из фильма привел его когда-то в восхищение – и вот он в реальной жизни.
Взглянув в очередной раз в сторону американца, Мардер обнаружил, что тот тоже смотрит на него. Голубые глаза, но взгляд блеклый, непроницаемый, как у его спутников; равнодушный, чуть враждебный, но только чуть, словно чтобы показать, что Мардер слишком незначительная фигура и не стоит тратить на него силы. Почувствовав, что краснеет, Мардер сосредоточился на пиве и тихой нервной болтовне своих приятелей. Быстро прикончив бутылку, он без труда убедил их поискать какое-нибудь более гостеприимное заведение.
Как выяснилось, из еды в байкерском баре подавали только фасованные шкварки и орешки, а также содержимое больших стеклянных емкостей, заполненных мутной жидкостью, в которой плавали маринованные яйца и свиные ножки. Скелли принялся восполнять потраченные калории пивом «Джекс» и стопками «Джима Бима». Мардер посасывал выпивку из собственной бутылки, в душе готовясь к неизбежному. Полдюжины байкеров играли в бильярд, еще с десяток сидели у стойки или за столами. Чужаков они игнорировали, но не выпускали из виду, поджидая подходящего случая. Громила в усеянной заклепками джинсовой жилетке, восседавший на соседнем табурете, то и дело подталкивал Мардера. То же самое, скорее всего, творилось и со стороны Скелли – там сидел косматый пузан с татуировкой в виде эсэсовского черепа на загривке. Перейти к активным действия будет совсем не сложно.
– Мадам, а что это у вас за флаг такой? Что он символизирует?
Скелли указывал на знамя конфедератов; говорил он громко и с рафинированными интонациями выпускника элитной школы с Восточного побережья – как ни удивительно, он и в самом деле им был.
– Это флаг повстанцев. – Стих перестук бильярдных шаров; начали подтягиваться люди из задней части помещения, так что аудитория у Скелли набралась солидная.
Мардер достал из кармана сотенную купюру, сложил ее, подсунул под пивную бутылку и потихоньку двинулся к выходу.
Скелли изволил полюбопытствовать, с чего бы это приличному питейному заведению выставлять напоказ символ ужасной измены, более того – символ богатеев, считавших себя вправе трахать беспомощных рабынь, пускай кожа у многих из них была белее, чем у людей в этом баре, а потом продавать прижитых дочерей в бордели – хотя нет, сначала они давали попользоваться сводными сестрами своим сыновьям. Да, пусть же гордо реет славное знамя – символ права трахать собственных сестер, – напоминая о том, что бедных идиотов обманом заставили проливать кровь за это право; по мнению Скелли, Бобби Ли[9] и всех прочих предателей в чине выше майора следовало бы вздернуть на самом высоком…
Первым замахнулся мистер Череп. Мардер не раз видел Скелли в деле и всегда поражался, насколько же тот быстр – он и сейчас оставался идеальной машиной для причинения боли. Просто для Скелли время бежало чуть стремительней, чем для всех остальных, и – до определенных пределов – алкоголь его не замедлял.
Удар пришелся в воздух, потому что Скелли уже пригнулся и вогнал кулак байкеру в пах. Тот с воплем повалился набок, эпично извергая содержимое желудка. Мистер Жилет попытался вцепиться Скелли в шею, но вместо этого загадочным образом оказался в воздухе и обрушился на соседний стол. К этому моменту барменша вытащила из-под стойки обрезанную бейсбольную биту и нацелилась на голову Скелли. Тот отвел удар левой рукой, тут же перехватил биту и рванул женщину на себя. Ее лицо с ужасным хрустом впечаталось в стойку, брызнула кровь, окропив оставленную Мардером сотню, а у Скелли теперь была бита.
Он просто пошел с ней на толпу – то есть навстречу гибели, потому что там было не меньше дюжины людей, вооружившихся киями, стульями, бутылками, в одном случае даже толстой велосипедной цепью, но тут Мардер достал из-за пояса свой навороченный пистолет и пальнул в потолок.
Все застыли, и на секунду в баре стало тише, чем в музее изящных искусств. Скелли обернулся и вопросительно посмотрел на друга, слегка нахмурясь, – как ребенок в песочнице, которого позвали домой. Мардер подскочил к нему, обхватил свободной рукой и крикнул:
– Простите моего друга, у него до сих пор башку клинит после Вьетнама. Вьетнама, мать его! На стойке деньги, мы угощаем. Извините за неудобства.
Он потащил Скелли к двери. Люди на стоянке попятились, увидев пистолет, но Мардер был уверен, что хотя бы у одного тоже найдется пушка и воспользуется он ею с минуты на минуту.
Раздался первый выстрел, мимо прожужжала пуля. Мардер в ответ разнес обе неоновые вывески. Байкеры бросились врассыпную. Он отпустил Скелли, они вместе добрались до кемпера и укрылись за ним от толпы.
– Давай ключи, – сказал Мардер.
– Я тебя умоляю! – откликнулся Скелли, после чего нырнул в кабину с пассажирской стороны, перебрался на водительское сиденье и завел мотор. Мардер шмыгнул следом, и машина сорвалась с места. Послышались новые выстрелы, в бока и зад кемпера заколотили пули.
Потом Скелли дал по тормозам и с силой крутанул руль, заставив «Форд» одним махом развернуться. На кошмарное мгновение автомобиль завис в неустойчивости, затем все четыре колеса врезались в асфальт, и они снова рванули в сторону бара, набирая скорость. Ветровое стекло пробила пуля, но Скелли протаранил защитной решеткой шеренгу «Харлеев», и те повалились, как костяшки домино, – одни отбросило прочь, другие угодили под увесистые колеса пикапа. Стрельба возобновилась: Мардер слышал, как пули стучат по его новенькому кемперу.
