Смерть дня (День смерти) - Райх Кэти
– Кто такая Elle?
– Ее настоящее имя Сильвия Будре. Сведения о ней отрывочны. Ей сорок четыре, родилась в Бэ-Комо, отец – иннуит [45], мать – коренная жительница Квебека. Мать умерла, когда дочери исполнилось четырнадцать, отец – алкоголик. Он постоянно избивал девочку и заставлял заниматься проституцией. Сильвия так и не окончила школу, но ее показатель интеллекта гораздо выше среднего. Будре пропала после исключения из школы, затем появилась в Квебеке где-то в середине семидесятых, предлагала психическое исцеление за скромную плату. Со временем у нее появилось несколько последователей, Сильвия стала главой секты, которая расположилась в охотничьем домике рядом с Сен-Анн-де-Бопре. Им постоянно не хватало денег, возникали проблемы из-за несовершеннолетних членов группы. Четырнадцатилетняя девочка забеременела, ее родители обратились к властям.
Секта распалась; Будре пошла дальше. Она на какое-то время задержалась в секте под названием "Небесный путь" в Монреале, но потом ушла. Как и Даниэль Жанно, Сильвия переходила из секты в секту, появилась в Бельгии где-то в восьмидесятых годах, там проповедовала смесь шаманизма и нового спиритуализма. Основала секту, куда входил также очень богатый человек по имени Жак Гильон. Будре встретила Гильона в "Небесном пути" и увидела в нем решение денежных проблем. Гильон попал под ее чары и постепенно согласился продать собственность и передать ей свое имущество.
– Никто не возражал?
– Налоги уплачены, а семьи у Гильона нет, поэтому никаких вопросов не возникало.
– Mon Dieu!
– В середине восьмидесятых секта переехала из Бельгии в США. Они основали общину в графстве Форт-Бенд в Техасе, Гильон несколько раз ездил в Европу и обратно, возможно, переводил деньги. В последний раз он въехал в США два года назад.
– Что с ним случилось? – спросила сестра Жюльена дрожащим голосом, едва слышно.
– Полиция считает, его закопали где-то на ранчо.
Послышался шелест материи.
– Брат Жанно встретил Будре в Техасе и попал в ее сети. К тому времени она уже называла себя Elle. Там же появился Дом Оуэнс.
– Тот человек из Южной Каролины?
– Да. Оуэнс – мелкий целитель и дилетант в мистицизме. Он съездил на ранчо в Форт-Бенд и заразился идеями Elle. Пригласил ее в Южную Каролину, в общину на остров Святой Елены. Она завладела его сектой.
– Но выглядит это довольно безобидно. Травы, чары и целительство. Как они могли привести к насилию и убийствам?
Как объяснить безумие? Я не хотела пересказывать отчет психиатров, лежащий на моем столе, или путаные записки самоубийц, найденные в Энджел-Гуардиане.
– Будре много читала, особенно книги по философии и экологии. Она решила, что Земля будет уничтожена, но прежде она заберет с собой последователей. Будре считала себя ангелом-хранителем преданных ей людей, а здание в Энджел-Гуардиане – отправной точкой.
Молчание.
– Они ей правда верили?
– Не знаю. Не думаю, что Elle целиком полагалась на ораторское искусство. Скорее всего в ход шли наркотики.
Снова молчание.
– Думаете, они верили настолько, чтобы желать смерти?
Я подумала о Катрин. Потом о Гарри.
– Не все.
– Грешно проповедовать самоубийство, так же как и насильственно удерживать живые души.
Хороший переход.
– Сестра, вы читали отчет, который я послала по поводу Элизабет Николе?
Пауза на том конце провода затянулась. Закончилась она глубоким вздохом.
– Да.
– Я много прочитала про Або Габаса. Он был уважаемым философом и оратором, его знали по всей Европе, в Африке и Северной Америке из-за борьбы с работорговлей.
– Я понимаю.
– Они с Эжени Николе плыли во Францию на одном пароходе. Эжени вернулась в Канаду с маленькой дочерью. – Я вздохнула. – Кости не врут, сестра Жюльена. И не судят. Только взглянув на череп Элизабет, я сразу поняла, что она – дитя двух рас.
– Это не означает, что она узница. – Нет.
Снова молчание. Потом сестра Жюльена медленно заговорила:
– Незаконного ребенка в кругу Николе действительно не приняли бы. А черная девочка смешанной расы в то время вообще означала катастрофу. Возможно, Эжени посчитала монастырь самым гуманным выходом из положения.
– Да. Но хоть Элизабет и не сама выбрала свою судьбу, это не умаляет ее заслуг. Судя по записям, она проделала героическую работу во время эпидемии оспы, спасла тысячи жизней. Сестра, есть ли у нас святые в Северной Америке, предки которых – азиаты, коренные американцы или африканцы?
– Ну, я точно не знаю.
В голосе монахини появилось что-то новое.
– Какую выдающуюся роль могла бы сыграть Элизабет для тех верующих, которые страдают от притеснений из-за своего неевропейского происхождения.
– Да. Да. Мне надо поговорить с отцом Менаром.
– Можно вас спросить, сестра?
– Bien sur. [46]
– Элизабет явилась мне во сне и произнесла строки, которые я никак не могу вспомнить. Когда я спросила, кто она, Элизабет ответила: "Надень наряд, чей черен цвет".
– "Отшельница, ты вся – терпенье, Раздумье, самоотреченье!
Надень наряд, чей черен цвет,
И пускай тебе вослед
Струится он волною темной,
Окутай столой плечи скромно
И низойди ко мне, но так,
Чтоб был величествен твой шаг". [47]
– Удивительная вещь – человеческий разум, – засмеялась я. – Я читала его много лет назад.
– Хотите послушать мое любимое?
– Конечно. Прекрасная мысль.
Повесив трубку, я взглянула на часы. Пора идти.
В машине я то включала, то выключала радио, пыталась разобрать, что дребезжит на приборной доске, и просто барабанила пальцами.
Простояла на светофоре в Вудлоне чуть не целую вечность.
"Это была твоя идея, Бреннан".
Правильно. Но разве у меня все идеи хорошие?
Я приехала в аэропорт и сразу же направилась к месту получения багажа.
Райан пристраивал сумку на левое плечо. Правая рука висела на перевязи. Двигался он с непривычной осторожностью. Но выглядел неплохо. Очень даже неплохо.
Он приехал на лечение. Вот и все.
Я помахала ему рукой и позвала. Райан улыбнулся и указал на спортивную сумку, едущую мимо него по кругу.
Я кивнула и начала прикидывать, какой ключ перекочует в другую связку.
– Всем bonjour.
Я легко обняла его, так, как обычно обнимают взятых на поруки. Он отступил, и слишком голубые глаза осмотрели меня с ног до головы.
– Ничего прикид.
Я надела джинсы и футболку, в которой мой бюст подпрыгивал на ухабах не слишком высоко.
– Как долетел?
– Стюардесса пожалела меня и пересадила поближе к носу.
Еще бы.
По пути домой я спросила, как поживают его раны.
– Три застряли в ребрах, одна прострелила легкое. Остальные пули предпочли мышцы. Не очень страшно, только крови много потерял.
Это самое "не очень страшно" потребовало трехчасовой операции.
– Тебе больно?
– Только когда дышу.
Когда мы добрались до пристройки, я показала Райану комнату для гостей и пошла в кухню за чаем со льдом.
Через пару минут он присоединился ко мне во дворике. Сквозь листья магнолии просвечивало солнце, а пересмешника сменил оркестр певчих воробьев.
– Ничего прикид, – сказала я, протягивая ему стакан. Райан переоделся в шорты и футболку. Его ноги были цвета непрожаренной трески, вокруг лодыжек болтались спортивные носки.
– Зимовал в Ньюфаундленде?
– Загар вызывает меланому.
– Придется искать тень.
Мы уже обсудили события в Энджел-Гуардиане. Сначала в больнице, потом, когда поступило больше сведений, по телефону.
Райан дозвонился по мобильному до полицейского поста района Рувиль, пока я соскребала лед с дорожного знака. Когда мы не объявились, диспетчер послал грузовик очистить дорогу для команды следователей. Офицеры обнаружили Райана без сознания, вызвали подкрепление и "скорую".
